Предисловие
Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой призвана заложить надежную основу для будущей научной биографии одного из крупнейших русских поэтов ХХ столетия. Книга, предлагаемая вниманию читателей, является вторым, значительно расширенным изданием Летописи. Первое ее издание выходило в 1996-2003 годах отдельными частями 1. Пятая часть, охватывающая последнее десятилетие жизни Анны Ахматовой (1957-1966), не была опубликована и в настоящем издании печатается впервые.
Необходимость нового издания обусловлена прежде всего значительным расширением за последние годы корпуса доступных свидетельств о жизни и творчестве Анны Ахматовой. Опубликованы неизвестные прежде воспоминания, дневниковые записи и письма современников Ахматовой (в том числе письма В. К. Шилейко 2 - мужа Ахматовой в 1918-1921 годы, дневники и письма Н. Н. Пунина 3, бывшего фактически ее мужем с 1924 по 1938 год), документы из государственных и частных архивов, историко-биографические исследования. Важные сведения появились также на ахматовских сайтах, возникших в эти годы в Интернете 4. Всё это дало возможность внести в настоящую Летопись существенные дополнения. Исправлены также отдельные неточности и ошибки, обнаружившиеся в первом издании. Кроме того, выпуски первого издания выходили небольшими тиражами и превратились уже в библиографическую редкость. Они практически недоступны вне основных хранилищ Москвы и Санкт-Петербурга.
Жанр летописи жизни и творчества занял достаточно прочное место в отечественной историко-филологической науке. Он весьма существенно отличается от жанра биографии. Составитель летописи по преимуществу лишь собирает воедино все известные ему биографические факты. В отличие от биографа, он не отделяет более важные факты и события от менее важных, воздерживается от каких-либо оценочных формулировок. Вместе с тем по обилию зафиксированных фактов и свидетельств летопись намного превосходит любую биографию, автор которой, естественно, отбирает лишь те факты, которые представляются ему значительными, обходя молчанием остальные.
«укладываются» датированные (или датируемые составителем) события и факты, но в ней с трудом находят место не менее (а порой и гораздо более) важные для человеческой судьбы и творческого пути длительные, эволюционные процессы - такие, например, как формирование и изменение взглядов, вкусов, характера, не поддающиеся определенной датировке. За пределами летописи неминуемо остаются не только факты и события, сведения о которых не сохранились или еще не обнаружены, но и множество важных, но, как правило, не фиксируемых в письменных источниках фактов и явлений из сферы быта, устного общения, интимной жизни, мыслительной деятельности. Биограф может их домысливать, восстанавливать по косвенным данным с большей или меньшей степенью убедительности и достоверности, но в летописи с ее жесткой структурой им не находится места.
Летопись является не просто хронологическим и фактографическим скелетом биографического исследования. В «Летописи жизни и творчества Анны Ахматовой», как и в большинстве других подобных изданий, лаконичная фиксация фактов личной и творческой жизни сочетается с цитированием источников. Соотношение краткой фиксации факта и более или менее подробного его изложения путем цитирования или «своими словами» в каждом случае требует оптимального решения. Так, даты написания или публикации того или иного стихотворения Ахматовой лишь фиксируются с соответствующей библиографической отсылкой. Подразумевается, что текст стихотворения легко доступен в собраниях сочинений, и цитировать его нет нужды. Вместе с тем в Летописи, как правило, цитируются письма, отзывы рецензентов, мемуарные свидетельства. При этом составитель по собственному усмотрению выбирает отрывки, которые, как ему представляется, передают основное содержание этих документов. Такой отбор неминуемо носит субъективный характер. Это в определенной степени сближает составителя летописи с автором биографического исследования. И именно наличие этих цитат делает летопись «читабельной», отдаляет ее от сухого справочника.
Составитель настоящей Летописи использовал опыт предшествующих подобных изданий, в частности пятитомной «Летописи жизни и творчества А. И. Герцена», подготовленной в 1974-1990 годах коллективом сотрудников ИМЛИ АН СССР. Однако условия подготовки «Летописи жизни и творчества Анны Ахматовой» существенно отличались от возможностей работы над летописями жизни классиков XIX века. Эти «Летописи», как правило, подводили итоги длительному изучению биографии и трудов своего героя и опирались на уже существовавшие ко времени их подготовки академические издания сочинений и писем (нередко во многом уточняя и дополняя их). Значительно менее успешным оказался опыт издания летописей жизни и творчества российских писателей ХХ века, в частности 4-томной «Летописи жизни и творчества А. М. Горького» (М., 1958-1960) и книги В. А. Катаняна «Маяковский: Литературная хроника» (выдержавшей четыре издания в 1945-1961 гг.). Их главным изъяном является неполнота, неизбежная в цензурных условиях того времени. Но дело тут не только в цензурных условиях. Полный общественных и личных трагедий двадцатый век не располагал к сохранению письменных свидетельств. Судьба многих личных и семейных архивов оказалась столь же трагичной, как и судьба их создателей и владельцев. Биографии людей, которым выпало жить в эти годы, зияют трудно восполнимыми пробелами; автографы их произведений и письма, если и сохранились, то чаще всего еще собраны не полностью; не выявлены и не систематизированы упоминания о них в документах, воспоминаниях и переписке третьих лиц. Составитель летописи жизни и творчества писателя, поэта, сравнительно недавно ушедшего от нас, в большинстве случаев лишен возможности опереться на полные, надежно комментированные собрания сочинений. Он неминуемо имеет дело с разрозненными печатными и архивными источниками, корпус которых непрерывно пополняется, и которые необходимо еще выявить, собрать, критически оценить и сопоставить друг с другом. Составители подобных летописей не столько подводят итоги изучения биографии и творчества, сколько намечают пути их дальнейшего исследования. Состояние рукописного наследия Анны Ахматовой и условия работы над ним в этом плане не составляют исключения.
«Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой», к составлению которой я приступил в начале 1990-х годов, явилась едва ли не первой попыткой составления подобной летописи в условиях, когда не все еще источники стали доступными, но цензурные препоны отпали. Вместе с тем эта Летопись составлялась и издается в отсутствие полного академического собрания сочинений и писем Анны Ахматовой, когда еще не все ее тексты собраны и опубликованы, текстология порой ненадежна, а биография изучена недостаточно. Многотомное Собрание сочинений Ахматовой, выпущенное в 1998-2005 гг. московским издательством «Эллис Лак», по своему составу, методам воспроизведения текстов, по расположению материала и характеру комментария не соответствует требованиям, которые принято предъявлять к научным изданиям.
Составитель настоящей Летописи стремился с возможной полнотой выявить по печатным и архивным источникам и выстроить в единой хронологической последовательности все факты творческой и личной жизни поэта, поддающиеся точной или хотя бы приблизительной датировке. Однако возможность добиться желаемой полноты зависит прежде всего от сохранности и доступности необходимых сведений. Как известно, Анна Ахматова во второй половине 1940-х годов, в обстановке травли после известного августовского постановления 1946 года и особенно после ареста сына в ноябре 1949 года почти полностью уничтожила остатки своего архива, еще уцелевшие к тому времени. В ее личных архивных фондах, находящихся в отделе рукописей Российской национальной библиотеки в С. -Петербурге (Ф. 1073), в Российском государственном архиве литературы и искусства в Москве (Ф. 13), в Музее Анны Ахматовой в С. -Петербурге (Ф. 1) и ряде других хранилищ, сравнительно полно сохранились лишь документы, относящиеся к последнему десятилетию ее жизни. Крайне неполно сохранились и архивы большинства близких друзей Анны Ахматовой. Некоторые из сохранившихся личных и семейных архивов остаются недоступными для использования.
выявления всех этих источников, рассредоточенных по многочисленным государственным хранилищам и частным собраниям в нашей стране и далеко за ее границами, выходит за пределы возможностей одного человека.
Настоящая Летопись в максимальной степени опирается на наиболее авторитетные издания произведений Анны Ахматовой, ее записных книжек и писем, на обширную литературу о ней, а также на немногочисленные и, по цензурным условиям своего времени, неполные справочные пособия, такие, например, как библиография «А. А. Ахматова» (Русские советские писатели. Поэты. Биобиблиографический указатель. Том 2. М.,1978. С. 133 - 195). Составителями посмертных изданий сочинений Анны Ахматовой, в частности В. М. Жирмунским, Н. И. Крайневой, М. М. Кралиным и автором этих строк проведена большая текстологическая работа по уточнению дат написания ее произведений. Результаты этой работы в полной мере учтены при составлении настоящей Летописи. Сведения из этих изданий, не вступающие в явное противоречие с другими доступными документами, включались в Летопись без дополнительной проверки по первоисточникам.
В Летописи учтены даты написания произведений Ахматовой и их прижизненных публикаций, печатные отзывы о них, письма Ахматовой и письма, адресованные ей, упоминания о ней в переписке ее современников, мемуарные сведения, поскольку они могут быть датированы. Из писем Ахматовой и писем ее корреспондентов в Летопись включены (путем аннотирования или цитирования) все факты ее биографии. Из переписки третьих лиц, как правило, полностью приводятся фразы, относящиеся к Ахматовой. В Летописи упомянуты также те исторические события, на которые Ахматова так или иначе откликнулась в своих произведениях, письмах, поздних автобиографических и мемуарных записях. Беглые, малосодержательные упоминания имени Ахматовой и ее произведений в периодической печати (часть из них учтена в упомянутом биобиблиографическом указателе) в настоящую Летопись не включались.
Помимо источников, синхронных фактам личной и творческой биографии Анны Ахматовой, при составлении Летописи широко использовались также ретроспективные свидетельства. К ним следует в первую очередь отнести поздние мемуарные записи Ахматовой. В Летопись включены, по возможности, также все мемуарные свидетельства третьих лиц, поддающиеся датировке, за исключением явно не соответствующих действительности. Естественно, что иногда включенные в Летопись различные свидетельства об одном и том же событии вступают в противоречие друг с другом.
Главным структурообразующим элементом летописи является дата. Иногда точная датировка того или иного события сама по себе кладет конец его ошибочной интерпретации. Казалось бы, незначительные ошибки в датах приводят порой к совершенно превратным представлениям о причинно-следственной связи событий, к трактовке зависимостей и влияний "с точностью до наоборот". Так, в комментариях к Собранию сочинений А. А. Блока, исходя из ошибочной даты стихотворения Блока "Анне Ахматовой" ("декабрь 1914 г." вместо декабря 1913 г.), указывалось, что это стихотворение является ответом на стихотворение Ахматовой "Я пришла к поэту в гости..." 5 , хотя в действительности связь между ними была противоположной. Точно так же из-за неверной датировки стихотворения Ахматовой "Музе" ("Муза-сестра заглянула в лицо...") - "10 октября 1911 г." вместо 10 ноября 1911 г. 6 возникло ошибочное представление о том, какие ее стихи мог иметь в виду Блок, записывая в дневнике 7 ноября 1911 г.: "А. Ахматова (читала стихи, уже волнуя меня; стихи чем дальше, тем лучше)".
года), когда сохранившиеся биографические сведения очень скудны, в Летопись включены и факты, датируемые с точностью до года.
Датировка произведений Ахматовой, биографических фактов и свидетельств о них нередко связана со значительными трудностями и требует проведения специальных источниковедческих исследований. В черновиках и беловых автографах Ахматова обычно проставляла полные даты, но при публикации стихотворений в периодической печати и в сборниках указывала, как правило, только год. Автографы подавляющего большинства ее ранних стихотворений не дошли до нас. Однако сохранились авторские экземпляры сборников, в которых рукой Ахматовой проставлены полные даты стихотворений, а также составленные ею перечни стихотворений с указанием дат. Эти источники датировки в некоторых случаях противоречат друг другу. Вместе с тем в мемуарной и исследовательской литературе неоднократно отмечалось, что у Ахматовой дата под стихотворением не всегда соответствует времени его написания. Иногда таким образом фиксировалась дата события, послужившего поводом к написанию стихотворения. Нередко Ахматова, существенно переработав спустя какое-то время первоначальный текст стихотворения, оставляла под ним прежнюю дату.
Иногда Ахматова указывала под текстом стихотворения кроме даты также и место его написания (Ц<арское> С<ело>, Слепнево, Киев и т. п.). Эти указания приводятся в Летописи в тех случаях, когда они необходимы для уточнения времени пребывания Ахматовой в том или ином месте.
Составитель летописи не всегда может безусловно доверять даже собственноручно проставленной автором дате. В поздние годы, когда Ахматова переиздавала свои ранние стихи, писала автобиографические заметки и пыталась в связи с этим датировать многие важные события в своей жизни и в жизни близких ей людей, ей попросту порой изменяла память. Она сама сознавала это и мучалась от этого. В 1940 году она говорила Л. К. Чуковской: «Даты? О датах, пожалуйста, не спрашивайте. О датах со мной всегда говорят, как с опасно больной, которой нельзя прямо сказать о ее болезни». Известны и случаи, когда Анна Ахматова сознательно указывала под своими стихотворениями ложные даты. Иногда настойчивыми указаниями на то, что такое-то стихотворение было написано или такое-то событие произошло тогда-то и там-то, она по не всегда понятным причинам стремилась не дать возможности читателю догадаться, что в действительности это произошло не там и не тогда.
Во многих случаях точные даты удается установить путем сопоставления нескольких источников. Но встречаются и случаи, когда дата (в том числе и указанная самой Ахматовой) явно противоречит известным фактам, однако уточнить ее не удается. Таково, например, дважды повторенное утверждение Ахматовой, что она сожгла рукопись своей пьесы «Энума элиш» 11 июня 1944 года в Фонтанном Доме. Эта дата и место уничтожения рукописи, по-видимому, не соответствуют действительности, поскольку в июне 1944 г. Ахматова жила не в Фонтанном Доме, а у своих друзей Рыбаковых на Кутузовской набережной, и к тому же именно 11 июня выступала на митинге в городе Пушкине. Однако уточнить эту дату не представляется возможным, поскольку никаких иных свидетельств об этом факте (если он вообще имел место) не сохранилось.
обстоятельствами жизни и творчества Анны Ахматовой, так и трагической историей страны. Очень мало надежно датируемых фактов сохранилось о детстве и юности Анны Горенко (будущей Анны Ахматовой) вплоть до ее замужества и переезда из Киева в Царское Село (1910 г.). До нас не дошли семейные архивы ни Горенко (по отцовской линии), ни Стоговых (по материнской). Круг родственников по обеим этим линиям был очень широк, и эпистолярное общение между родственниками, жившими в Петербурге и в разных городах тогдашнего Юга России (Киев и Подольская губерния, Севастополь, Евпатория, Одесса, Николаев), вероятно, было достаточно оживленным. В семейной переписке могли отразиться многие существенные обстоятельства воспитания, взросления, складывания личности Анны Ахматовой. Однако никаких следов этой переписки не сохранилось, или они до сих пор не обнаружены. Эта лакуна лишь частично восполняется отрывочными и краткими записями самой Ахматовой о своем детстве и юности, чудом сохранившимися письмами Анны Горенко к мужу (тогда уже вдовцу) ее старшей сестры Инны – С. В. фон Штейну за 1906-1907 годы, да скудными официальными документами о ее рождении, учебе в гимназии, о службе ее отца.
В предреволюционные 1910-е годы Ахматова активно участвовала в литературной жизни С. -Петербурга – Петрограда, ее поэтическое творчество встречало широкий отклик в печати, расширился круг ее личных и литературных знакомств. Соответственно выросло и количество разнообразных источников, что позволило в разделах за 1910-1917 годы довольно полно осветить жизнь и творчество Анны Ахматовой.
"Анна Ахматова: Поэтическое странствие" 7, а также записки В. С. Срезневской. Они написаны, можно сказать, с благословения Ахматовой и при ее участии. По мысли Ахматовой, книга А. Хейт и записки В. Срезневской должны были противостоять многочисленным воспоминаниям ее современников, опубликованным за рубежом, в частности, мемуарам С. Маковского, Г. Иванова, И. Одоевцевой, В. Неведомской, А. Гумилевой-Фрейганг, которые Ахматова считала недостоверными.
Октябрьский переворот 1917 года и последующие события гражданской войны и «военного коммунизма», голод и репрессии взорвали все устоявшиеся бытовые и литературные обстоятельства и связи. Ахматова замкнулась в узком кругу ближайших друзей и, соответственно, резко уменьшился объем дошедших до нас сведений о ее жизни, а стало быть, и объем разделов Летописи за эти годы. Меньше всего сведений сохранилось за 1919 год; все они уместились на одной странице.
Значительно полнее представлены сведения за 1921-1927 годы. В первой половине 20-х годов в условиях нэпа Ахматова много писала и регулярно печаталась, вела открытый образ жизни. Полемизируя много лет спустя со своими зарубежными биографами, она подчеркивала, что в этот период «никакой seclusion after the “tragic events” <изоляции после трагических событий> не было. Печатались стихи всюду и книги. Стала членом правления Дома искусств и Дома литераторов. Наоборот, я именно тогда и возникла (выступления, журналы, альманахи), потому что рассталась с Вл. Каз. Ш<илейко>. Это он, одержимый своей сатанинской ревностью, не пускал меня никуда. Я оставила его навсегда весной 1921 и летом написала большой цикл стихов <…>, из которых возник сборник “Anno Domini”». Эти жизненные обстоятельства резко изменились вместе с общим ухудшением общественной атмосферы в середине двадцатых годов. «Это prosperity <процветание> кончилось моей поездкой в Москву (апрель 1924), где я на вечере “Русского современника” прочла “Новогоднюю балладу” и после этого решением ЦК была изъята из обращения до 1939 года».
тех немногих людей, которые общались с Ахматовой в эти годы. Наибольший объем сведений содержат дневники П. Н. Лукницкого. С конца 1924-го по конец 1929 года Лукницкий регулярно (в некоторые периоды – ежедневно) посещал Ахматову, работал вместе с ней над «Трудами и днями» Н. С. Гумилева, выполнял ее бытовые и литературные поручения, вел с ней долгие беседы и подробно записывал в дневнике сведения о ее здоровье, об ее посетителях, излагал содержание бесед. Свои записи Лукницкий давал читать Ахматовой. Ее отношение к этим записям было неоднозначным. Порой (особенно вначале) она горько сетовала Лукницкому: «По этому дневнику выходит, что я злая, глупая и тщеславная». И сам Лукницкий признавался тогда, что в его дневнике «получается совершенно неверное представление об А. А.». Однако, зная, что Лукницкий продолжает вести дневник, Ахматова никогда не возражала против этого, не требовала каких-либо исправлений. «Я вовсе не хочу быть вашей цензурой» - говорила она ему.
Роль Лукницкого в ближайшем окружении Ахматовой во второй половине 1920-х годов представляется недостаточно ясной. Бывший заместитель начальника управления КГБ по Ленинграду и Ленинградской области О. Калугин, имевший по службе доступ к «Делу оперативной разработки» на А. А. Ахматову, выступая в 1993 г. на конференции «Службы госбезопасности и литература», прямо назвал Лукницкого «агентом ОГПУ» и привел в качестве цитаты из его агентурного донесения сообщение о вечеринке у А. Н. Толстого, текстуально совпадающее с записью из дневника Лукницкого от 11 нюня 1927 г. Это утверждение О. Калугина невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть. Дело слежки за А. А. Ахматовой, которое, несомненно, существовало (вспомним хотя бы указание председателя ГПУ Ф. Э. Дзержинского своему заместителю И. С. Уншлихту от 5 сентября 1922 г.: «На каждого интеллигента должно быть дело»), остается недоступным. Архив Федеральной службы контрразведки (ныне - ФСБ) в ответ на посланный по моей просьбе запрос РГАЛИ сообщил в апреле 1995 г., что «в Центральном архиве ФСК России и архиве УФСК РФ по г. Санкт-Петербургу и области никаких дел на Ахматову не имеется». Можно предположить, что это дело было уничтожено в числе других подобных дел в конце 80~х — начале 90-х годов.
Так или иначе, дневниковые записи Лукницкого содержат ценные сведения о быте и творчестве Ахматовой второй половины 1920-х годов и занимают соответствующее место в настоящей Летописи. Из этих записей в Летописи использованы главным образом фактические данные о поэтическом творчестве и литературоведческих штудиях Ахматовой, о ее здоровье, о встречах с людьми. Пространные записи Лукницким своих бесед с Ахматовой оставлены за пределами Летописи не только потому, что нет возможности перепечатывать здесь все публикации дневников, но и потому, что при порой удивительной откровенности Ахматовой в разговорах с Лукницким, точность передачи им ее мыслей и высказываний вызывает большие сомнения. О степени непонимания им духовного мира Ахматовой свидетельствует хотя бы запись от 1 мая 1926 г.: «Ночью А. А. ходила к заутрени в церковь Спаса на крови. Странно, не могу понять, зачем ей это нужно? Не молиться же ходит?».
Нельзя также не отметить низкий текстологический уровень публикаций дневников П. Н. Лукницкого, осуществленных его вдовой В. К. Лукницкой. Одни и те же записи в разных изданиях нередко датируются по-разному, изобилуют никак не объясненными разночтениями, явными неточностями и ошибками в воспроизведении текста. Они требуют поэтому сугубо критического подхода. От изданий В. К. Лукницкой выгодно отличается публикация дневниковых записей Лукницкого 1928-1929 гг., осуществленная на высоком научном уровне Т. М. Двинятиной 8. Не менее важными источниками сведений о жизни А. Ахматовой в конце 1920-х годов являются дневники К. И. Чуковского, а также личные документы Н. Н. Пунина и В. К. Шилейко, ставшие полностью доступными лишь недавно.
Период с конца 1920-х до конца 1930-х годов был временем укрепления сталинской диктатуры, массового террора и репрессий, разбивших судьбы многих близких Ахматовой людей. Ее творчество оставалось под запретом, а сама она жила замкнутой жизнью, общаясь лишь с очень узким кругом друзей. Меньше всего сведений сохранилось за самые мрачные годы – 1937 и 1938.
– 40-х годов жизнь Ахматовой постепенно становится более открытой. В 1940 г. после почти двадцатилетнего перерыва вышел из печати сборник ее стихов «Из шести книг» (впрочем, почти сразу же изъятый из обращения). С конца 1938 года жизнь Ахматовой систематически и подробно фиксировалась в дневниковых записях Л. К. Чуковской. Сведения из этой своеобразной прижизненной летописи жизни Ахматовой занимают, естественно, значительное место и в настоящей Летописи. Однако, так же как и в отношении дневников П. Н. Лукницкого 1924-1929 годов, здесь воспроизводятся главным образом фактические данные о творчестве Ахматовой, о ее здоровье, о встречах с людьми. Пространные записи Л. К. Чуковской своих бесед с Ахматовой, ее мнения и оценки оставлены за пределами Летописи, поскольку иначе пришлось бы целиком перепечатывать здесь публикацию ее записок. Вместе с тем, благодаря строго хронологическому расположению материала, записи Л. К. Чуковской постоянно сопоставляются в Летописи с записями самой Ахматовой и сведениями из других источников, в частности с эпистолярными и мемуарными свидетельствами современников и среди них таких близких Ахматовой людей, оставивших воспоминания о ней, как Э. Г. Герштейн и Н. Я. Мандельштам.
Первая половина 1940-х годов была связана с тяжелыми страданиями и лишениями военного времени, однако в эти годы стихи Ахматовой стали снова появляться в печати, а жизнь ее (особенно в эвакуации, в Ташкенте) стала более открытой. Естественно, что этот период значительно полнее освещен документами и свидетельствами современников, чем предыдущий.
Десятилетие с 1946 по 1956 год - едва ли не самый драматичный период в биографии Ахматовой. В первый послевоенный год она вступила не только известным и почитаемым, но и официально признанным поэтом. Много лет спустя она вспоминала: «В этом самом 46 г<оду> по-видимому должно было состояться мое полное усыновление. Мои выступления (их было 3 в Ленингр<аде>) просто вымогали. <...> Мне уже показывали планы изд<ания> моих сборников на всех языках, мне даже выдали (почти бесплатно) посылку с носильными вещами и кусками материй, чтобы я была чем-то прикрытой». Триумфально прошли выступления Ахматовой на вечерах поэзии в Москве в апреле 1946 года; в московских и ленинградских журналах и газетах печатались ее стихи; в Гослитиздате и в партийном издательстве «Правда» готовились сборники ее стихотворений; она была избрана членом правления Ленинградского отделения Союза советских писателей. 7 августа Ахматова читала стихи на торжественном вечере памяти Блока в Большом драматическом театре в Ленинграде. «Овация длилась минут 15, если не больше» - вспоминали участники вечера.
Постановление ЦК ВКП(б) «О журналах “Звезда” и “Ленинград”» от 14 августа 1946 г. грянуло как гром среди ясного неба. Среди советской интеллигенции, окрыленной великой победой, получили широкое распространение надежды на прекращение репрессий, на ослабление идеологического гнета, на возможность более свободно высказывать в литературе и искусстве свои мысли и чувства. Сталин, ставший к этому времени неограниченным диктатором, обуреваемый манией величия и манией преследования, увидел в этих настроениях и надеждах угрозу своей власти над судьбами, умами и чувствами своих подданных. Принятое по его требованию постановление призвано было раз и навсегда положить конец «вредному и опасному» брожению умов. Жертвами, подвергшимися избиению, «чтобы и другим неповадно было» оказались избраны ничем не похожие друг на друга писатель-сатирик Михаил Зощенко и Анна Ахматова. На великого поэта и замечательного писателя были обрушены ушаты клеветы и оскорблений. Оба они были исключены из Союза писателей, все их произведения запрещены, подготовленные к выходу в свет издания уничтожены.
Осенью 1949 года был вновь арестован сын Ахматовой - историк Лев Николаевич Гумилев. После произведенного у нее обыска Ахматова сожгла весь свой архив. Открытый образ жизни, свойственный Ахматовой в Ташкенте военных лет и в послеблокадном Ленинграде, снова, как и в 30-е годы, сменился крайне замкнутым существованием. Однако узкий круг друзей остался верен и близок ей. В Ленинграде это были прежде всего О. Ф. Берггольц и ее муж Г. П. Макогоненко, семья Томашевских, художница А. В. Любимова, И. Н. Пунина с дочерью Аней; в Москве - семья Н. А. Ольшевской и В. Е. Ардова, Э. Г. Герштейн, Н. И. Харджиев, Н. Л. Манухина-Шенгели; в 1952 году возобновились доверительные отношения с Л. К. Чуковской, прерванные осенью 1942 года в Ташкенте.
«Огонек» вымученные, совсем не похожие на ахматовские стихи из цикла «Слава миру». Впоследствии она упорно старалась их забыть и выбросить из памяти читателей. Этот ее в буквальном смысле слова самоотверженный поступок никак не помог томившемуся в лагере Л. Н. Гумилеву, но саму Ахматову Сталин решил если не простить, то несколько ослабить сжимавшие ее тиски. В начале 1951 года она была восстановлена в правах члена Союза писателей, прекратилась ее травля в печати, ей разрешили заниматься стихотворными переводами. Но собственная ее поэзия оставалась под запретом, а постановление от 14 августа 1946 г. продолжало изучаться в школах и вузах и рассматривалось как важнейший руководящий идеологический документ. Только после ХХ съезда КПСС в обстановке «оттепели» вышел, наконец, из заключения сын Ахматовой, отношения которого с матерью складывались очень непросто. В 1956 году в печати стали появляться ее новые стихи. Черная полоса в жизни Ахматовой сменилась новым периодом ее жизни и творчества.
Источники сведений о жизни и творчестве Анны Ахматовой за 1946-1956 годы весьма разнообразны, но тексты самой Ахматовой составляют среди них небольшую часть. В эти годы, особенно после ареста сына и уничтожения своего архива, Ахматова не доверяла своих мыслей и чувств бумаге. Она почти не писала писем, поддерживала отношения лишь с узким кругом друзей, с редакциями изданий, где печатались ее переводы, да с учреждениями и лицами, к которым ей приходилось обращаться в хлопотах за сына. Значительное место среди сохранившихся источников этого времени занимают дневниковые и мемуарные записи близких ей людей - Т. М. Вечесловой, Э. Г. Герштейн, Н. И. Ильиной, А. В. Любимовой, Н. Я. Мандельштам, И. Н. Пуниной, Л. К. Чуковской. Эпистолярные источники довольно скудны; особый интерес представляет (к сожалению, лишь частично сохранившаяся) переписка Анны Ахматовой с сыном - Л. Н. Гумилевым. Среди немногих уцелевших документов ахматовского архива за эти годы можно назвать издательские договора, позволяющие воссоздать довольно полную картину напряженной (и по преимуществу вынужденной) переводческой работы Ахматовой, являвшейся для нее единственным средством заработка, а также медицинские справки и заключения о состоянии ее здоровья. Наконец, сравнительно недавно стала частично доступной документация партийных и карательных органов, связанная с гонениями на Ахматову. Вместе с тем некоторые документы не удалось использовать при подготовке этой части Летописи, в частности, из-за незавершенности описания значительной части архива Ахматовой, хранящейся в отделе рукописей Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге.
Последнее, неполное десятилетие жизни и творчества Анны Ахматовой (1957-1966) было периодом постепенного снятия «блокады», которой подвергло ее советское государство в предшествующее десятилетие, новой встречи Ахматовой со своими читателями. Процесс ее официальной «реабилитации» был медленным и противоречивым. Еще долго давали себя знать рецидивы сталинско-ждановских клеветнических оценок ее творчества. Постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года при жизни Ахматовой так и не было отменено. В мае 1957 г. первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев подтвердил, что «в решениях партии по идеологическим вопросам определены важнейшие задачи и основные принципы политики партии в области литературы и искусства, сохраняющие свою силу в настоящее время», а в редакционной статье, напечатанной в «Литературной газете» 15 августа 1957 г., прямо указывалось, что «постановление ЦК партии о журналах “Звезда” и “Ленинград” <…> продолжает оставаться направляющим для наших литературно-художественных журналов». Лишь в ноябре 1958 г. был издан маленький сборник стихотворений Ахматовой, тщательно просеянных его редактором А. Сурковым. Тогда же, по свидетельству бывшего генерала КГБ О. Калугина, было закрыто «дело оперативной разработки» на А. Ахматову, заведенное органами госбезопасности в 1939 году. И хотя с весны 1959 г. на страницах советских периодических изданий стали появляться новые оригинальные стихотворения Анны Ахматовой (до этого печатались лишь ее поэтические переводы), но и позднее, вплоть до начала 60-х годов ее творчество замалчивалось. Ахматовой как бы не существовало в современной литературе. Даже в ежегодных обзорах советской поэзии, печатавшихся в журнале «Вопросы литературы», ее имя не упоминалось до 1960 года. Перелом в отношении к Ахматовой со стороны редакций литературных журналов наступил лишь весной 1962 года после издания ее сборника «Стихотворения (1909-1960)» в серии «Библиотека советской поэзии». В мае Ахматова с оттенком удивления сообщала Л. К. Чуковской: «Что-то со мной произошло, но не знаю, что и где. Все журналы, сколько их существует в Москве и в Ленинграде, просят стихи».
Во второй половине 50-х и начале 60-х годов Анна Ахматова переживает новый творческий подъем: она завершает более чем двадцатилетний труд над «Поэмой без Героя», создает такие шедевры лирической поэзии как циклы стихотворений «Шиповник цветет» и «Полночные стихи», пишет автобиографическую, мемуарную, литературоведческую прозу. Широкое, безоговорочное признание пришло к Ахматовой лишь в самом конце жизни, причем первоначально не в родной стране, а из-за границы. В 1964 году в Италии она получила международную премию «Этна-Таормина», в 1965 году в Англии удостоилась почетной степени доктора Оксфордского университета. Тогда же на родине вышел, наконец, итоговый, наиболее полный сборник ее поэтических произведений «Бег времени». Впрочем, полнота этого сборника весьма относительна: из трех частей «Поэмы без Героя» в нем удалось опубликовать лишь первую часть, о публикации в СССР «Реквиема», цикла «Черепки» и других стихотворений, обличающих сталинскую тиранию, в то время не могло быть и речи.
Вместе с нормализацией общественного статуса Анны Ахматовой ее замкнутое существование вновь сменилось открытым образом жизни. Соответственно в эти годы значительно расширился и круг источников о ее жизни и творчестве, в том числе и исходящих от самой Ахматовой. Анна Андреевна постепенно избавлялась от свойственной ей в предшествующий период «аграфии» - многолетней привычки не оставлять на бумаге никаких следов своей жизни и творчества. Несравненно более интенсивной и информативной, чем в предшествующие годы, стала переписка Ахматовой. Многочисленны также мемуарные и дневниковые свидетельства современников об этом периоде ее жизни, упоминания о ней в переписке третьих лиц. И главное – только за последние 9-10 лет жизни Ахматовой сравнительно полно сохранился ее архив. Важнейшей частью архива Ахматовой являются ее записные книжки (рабочие тетради) за 1958-1966 годы – первостепенный источник сведений о ее творчестве, быте, человеческих контактах. Наряду с черновиками стихов и прозы, библиографическими, бытовыми, хозяйственными записями, в них содержатся и записи дневникового характера. Первоначально крайне лаконичные, с начала 60-х годов они становятся более регулярными и пространными.
в своей совокупности позволяют восстановить достаточно полную картину жизни и творчества Ахматовой в эти годы. Вместе с тем, обилие источников за последнее десятилетие заставило прибегнуть к их определенному отбору. Этот отбор коснулся, в частности, писем, адресованных Ахматовой (в ее архиве сохранились многие сотни писем от разных корреспондентов за эти годы), дарственных надписей стандартного содержания на книгах, которые ей нередко дарили даже малознакомые лица. Из состава полностью опубликованных записных книжек Ахматовой , как правило, не воспроизводятся многочисленные «записи для памяти» - кому следует написать, кому позвонить и т. п., а также некоторые записи чисто бытового характера, денежные подсчеты.
Летопись жизни и творчества не подменяет библиографии произведений А. Ахматовой и литературы о ней. В частности, в Летописи не отражена многоязычная прижизненная зарубежная ахматовиана, особенно обильная в последние годы жизни А. Ахматовой. Учтены лишь ее отклики на зарубежные русскоязычные и переводные публикации ее произведений, на выходившие за границей воспоминания о ней и исследования ее творчества.
В конце 2005 и в 2006 г., когда работа над Летописью была уже завершена и книга сдана в издательство, вышел из печати ряд работ, содержащих новый богатейший фактический материал о жизни и творчестве Анны Ахматовой 10. К сожалению, эти ценные работы удалось использовать в настоящем издании лишь частично. Несомненно, что по мере описания и открытия архивных материалов, выявдения и введения в научный обиход новых сведений и документов, Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой должна будет и впредь пополняться и уточняться. Через какое-то время может потребоваться и новое ее издание.
* * *
Полный текст записи в "Летописи жизни и творчества Анны Ахматовой" состоит из следующих элементов: даты, набранной жирным шрифтом; указания на вид документа, автора и адресата; цитаты или изложения содержания документа; ссылки на источник, набранной курсивом. Однако ради экономии места и во избежание дублирования сведений отдельные элементы в записях могут опускаться. В частности, многочисленные цитаты из дневниковых записей П. Н. Лукницкого, Н. Н. Пунина, Л. К. Чуковской, мемуаров Э. Г. Герштейн, а также поздние записи самой Ахматовой в ее записных книжках 1958-1966 годов, если авторство и характер этих документов ясны из контекста, оформляются лишь ссылкой на источник (соответственно: "Дневниковая запись Л. К. Чуковской", "Воспоминания Э. Г. Герштейн", "Запись А. А. Ахматовой"), как правило, опускается.
В Летописи указывается авторство всех цитируемых и упоминаемых текстов, кроме текстов Анны Ахматовой. Авторство Ахматовой подразумевается по умолчанию. Вслед за датой и названием стихотворения (или его первой строкой) дается ссылка на собрание сочинений, в котором соответствующая дата приведена и обоснована. В необходимых случаях дается также ссылка на исследовательские труды, в которых дано более обстоятельное обоснование той или иной даты.
Даты, обозначенные в записных книжках не числом, а только днем недели и установленные по контексту, заключены в угловые скобки.
<...>. Сокращения текста в начале и в конце цитаты отточием не обозначаются. Восклицательным знаком в угловых скобках сопровождаются явные описки и фактические ошибки в источниках. Дополнительные сведения, а также необходимые исправления встречающихся в источниках неточностей и ошибок приводятся в примечаниях составителя вслед за текстом соответствующей записи. Сокращения, употребляемые в тексте и в ссылках на источники, раскрыты в списке принятых сокращений.
Все даты до 1 (14) февраля 1918 г. (включая кратковременные периоды пребывания А. Ахматовой заграницей) приводятся по принятому тогда в России юлианскому календарю ("старому стилю"), отстававшему от принятого в Европе и Америке григорианского в XIX веке на 12, а в начале ХХ века - на 13 дней. С 1 (14) февраля 1918 г. за основу датировки принят новый стиль. Однако датировка многих произведений Ахматовой, писем и других документов конца 10-х - начала 20-х годов сталкивается со специфической трудностью: Ахматова, как и многие люди ее круга, "не приняли" советской реформы календаря, и еще много лет продолжали датировать свои произведения и частные письма по старому стилю (также как и пользоваться "старой" орфографией, отличая "своих" от "чужих" по тщательному соблюдению официально отмененных правил употребления буквы "ять"). Постепенно, ко второй половине 20-х годов это "неприятие" стало непоследовательным, письма датировались то только старым, то только новым стилем, то старым с указанием нового в скобках, то наоборот. Во многих случаях оказывается невозможным точно определить, по какому стилю датирован тот или иной факт или документ. В настоящем издании приняты следующие, поневоле компромиссные приемы датировки документов указанного периода: если документ в оригинале датирован, без сомнения, старым стилем или имеет двойную датировку, то он включается в общий хронологический ряд по новому стилю, а дата по старому стилю приводится в скобках, например: . В тех же случаях, когда не удается установить, по какому стилю датирован в источнике данный факт или документ, он включается в Летопись по дате оригинала, предшествуемой звездочкой. Таким образом, обозначение даты: может означать и Ноября 15 (2) и
* * *
Сердечно благодарю сотрудников Российского государственного архива литературы и искусства (Москва), Российской национальной библиотеки и Музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме (С. -Петербург) за постоянную помощь в работе; глубоко признателен Т. М. Двинятиной (ИРЛИ) и Н. И. Крайневой (РНБ) за предоставленную мне возможность хотя бы частично использовать документы, находящиеся еще в процессе архивной обработки. Приношу также свою искреннюю благодарность всем, кто уже высказал конструктивные замечания и дополнения к изданным частям Летописи, и заранее благодарю тех, кто еще выскажет такие замечания.
Примечания
1. Черных В. А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой: Часть I: 1889-1917. М., 1996. 112 с.; Часть II: 1918-1934. М., 1998. 168 с.; Часть III: 1935-1945. М., 2001. 152 с.; Часть IV: 1946-1956. М., 2003. 174 с.
3. Пунин Н. Мир светел любовью: Дневники. Письма. М., 2000.
4. Анна Ахматова. "Царственное слово" ( http://akhmatova.ru); Сайт Музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме ( http://www.akhmatova.spb.ru); "Ты выдумал меня…": Анна Ахматова (http://www.akhmatova.org).
5. Блок. III. С. 550.
9. Записные книжки Анны Ахматовой (1958-1966). М., Torino, 1996.
"Я всем прощение дарую...": Ахматовский сборник / Сост. Н. И. Крайнева. М.; Спб., 2006.