19.04.1925. Воскресенье
1-й день Пасхи
С поездом 11.20 еду в Ц. С. к А. А. Ахматовой. Застаю у АА Над. Як. Мандельштам. АА лежит, но сегодня, только сегодня (всю эту неделю были сильные боли) болей нет. Температура с утра 36,9.
Вчера АА вставала и была в церкви - дважды - на Двенадцать Евангелий ходила, и к заутрени ходила с Над. Як. и Ос. Эм. Мандельштамами.
А. Е. Пунина прописала АА лекарство, которое ей помогает и уничтожает боли. Это valerian 8%, который она принимает по столовой ложке через каждые 3 часа. Кроме него, АА принимает codein (порошок).
Температура сегодня такая: утром - 36,9; в 3 часа дня - 37,1; в семь час. - 37,3; в 9 час. веч. - 37,5.
Сегодня к АА обещали приехать сестры Данько, АА их ждет, но они так и не приехали.
Над. Яковлевна минут через 15 после моего приезда уходит домой (в пансион Карпова) - завтракать, и до 7 часов вечера я у АА один.
АА сообщает, что у нее был Сологуб.
Я: "Не сердитый был?"
АА: "Недобрый был!" - отвечает раздумчиво.
АА говорит, что Сологуб ее упрекнул: "Все вы бегаете!".
АА: "А как я бегаю? Лежу все время!"
Мандельштамы вчера утром переехали из этого пансиона неожиданно... Теперь поместились в пансионе Карпова. (О. Э. мне рассказал после, когда я был у него, причину переезда: "Нас попросту выгнали"... Хозяину пансиона нужна была комната для новых жильцов, он знал, что Мандельштамы все равно скоро уедут, и пришел к ним требовать денег вперед, тогда как все деньги, до минуты этого разговора, были ему уплачены. Требование было сделано в такой грубой форме, что Мандельштам решил немедленно переехать.)
АА говорит, что Н. Н. Пунин был очень расстроен тем, что Мандельштамы переехали, т. к. АА в пансионе осталась одна, без глаза, который бы присматривал за ней и заботился о ней...
Я привез АА кулич, пасху и вино. К моему огорчению, АА пасхи нельзя - нельзя никаких молочных продуктов - начинаются сильные боли, если она что-нибудь такое съест. АА пасхи хочется попробовать, и она жалеет, что ей нельзя.
На ночном столике у АА белая, на высоком стебле роза в цветочном горшке. Ей эту розу подарила - АА сказала - дама. Я думаю - Н. Я. Мандельштам, потому что у той тоже роза есть.
Я спрашиваю АА, что ей можно есть?
Я говорю, что был у Лозинского в Публ. библиотеке и что Лозинский сказал мне, будто бы он ничего не знает о болезни АА.
АА улыбнулась: "Скрывает!.. Ему стыдненько немножко... Наташа (Рыкова) не могла не сказать. Я карточку через нее передавала..." (АА послала по просьбе Лозинского и через него свою фотографич. карточку - из книжки Эйхенбаума - за границу какой-то девочке).
Я сижу у постели. Спрашиваю:
- Расскажите мне все подробно: что Вы делаете, что Вы думаете?
АА: "Что? - Ничего: лежу и больно".
Ответ был робким и грустным.
АА несколько раз в течение сегодняшнего дня повторила: "Очень плохо было все это время!". Я добиваюсь у нее, известна ли доподлинно причина ее болей... АА отвечает, что в конце концов не известна, но во всяком случае - туберкулезная.
Кто-то высказал АА предположение, не туберкулез ли в кишках у нее начинается?
АА сообщает мне это, а я спрашиваю: "Что это?". АА: "Ничего! бывает туберкулез в легких, в мозгу, так - и в кишках". АА тихо-тихо добавила: "Только не поправляются от этого...".
АА по моей просьбе подписывает мне свою книжку - "У самого моря": "Павлу Николаевичу Лукницкому на Пасху 1925. Ахматова. 18 апр. Царское Село".
Когда надписывала, медлила... и почти про себя повторила: "Не знаю, что написать...". Дата ошибочна. На самом деле было 19/IV.
У АА челка стала длинной. АА: "Надо подстричь - ниже бровей уже". Расчесывает челку...
АА - о Н. Я. Мандельштам: "Надежда Яковлевна очень добра ко мне" (приходит, ухаживает, заботится).
АА говорит, что с удовольствием перечитала бы "Книгу отражений" И. Анненского. Я обещал ей привезти эту книгу.
Все время до 7 часов говорим о Николае Степановиче, главным образом:
АА: "Он Гете совсем не чувствовал и не понимал; оттого что немецкого языка не знал, отчасти оттого что германская культура была ему совсем чужая. Я помню, как "Фауста" читал в 12 году - совсем без пафоса читал" (в 12 году - перед отъездом в Италию).
Об отце АА и об Николае Степановиче.
АА: "Папа трогательно говорил мне: "Анечка, ты скажи, чтоб он переменил эту строчку: "Над пасмурным морем следившие румб", - он говорил, что это неправильное выражение, что так нельзя сказать: "следившие румб".
Отец АА хорошо знал мореходство и термины его.
АА говорит, что ее папа любил Николая Степановича, когда Николай Степанович уже был мужем АА, когда они познакомились ближе.
Я говорю, вспоминая сообщения Зубовой, что благородство Николая Степановича и тут видно: он сам курил опиум, старался забыться, а Зубову в то же время пытался отучить от курения опиума, доказывая ей, что это может погубить человека.
АА по этому поводу сказала, что при ней Николай Степанович никогда, ни разу, даже не упоминал ни об опиуме, ни о прочих таких снадобьях, и что если б АА сделала бы что-нибудь такое - Николай Степанович немедленно и навсегда рассорился бы с нею. А между тем, АА уверена, что еще когда Николай Степанович был с нею, он прибегал к этим снадобьям. АА уверена, что Таня Адамович нюхала эфир и что "Путешествие в страну Эфира" относится к Тане Адамович.
У АА вчера очень долго сидел О. Мандельштам, много говорил с ней, вспоминал даже и то, что было 10 лет назад...
Я: "А что было 10 лет назад?"
АА улыбнулась: "Влюблен был...".
АА вспоминает, что, между прочим, О. Мандельштам вчера сказал такую фразу о Николае Степановиче: что за 12 лет знакомства и дружбы у него с Николаем Степановичем один только раз был разговор в биографическом плане, когда О. Э. пришел к Николаю Степановичу (О. М. говорит, что это было 1 января 1921 года) и сказал: "Мы оба обмануты" (О. Арбениной), - и оба они захохотали...
Эта фраза - доказательство того, как мало Николай Степанович говорил о себе, как не любил открывать себя даже близким знакомым и друзьям.
Когда я сказал АА, что запишу это, АА ответила: "Это обязательно запишите, чтоб потом, когда какой-нибудь Голлербах будет говорить, что Николай Степанович с ним откровенничал..." (не слишком верить такому Голлербаху).
АА перебирает свои листки с записями о Николае Степановиче. После предложения Николая Степановича в 1905 году и последовавшего за ним отказа АА они 1/2 года не виделись и не переписывались (АА уехала вскоре в Крым, а Николай Степанович - в 6-м году - в Париж). Осенью 6 года АА послала письмо Николаю Степановичу - и с этого письма началась переписка - до 1908 года. В 1908 г. в Севастополе Николай Степанович получил окончательный отказ...
О стихотворении "Сон Адама" АА сказала: "Что-то такое от Виньи... Он очень увлекался Виньи. Очень любил "La col re de Samson" (я считала, что это очень скучно).
У АА на руке кольцо, простое, на нем фраза: "Преподобный отец Сергий, моли Бога о нас".
АА взяла свои "Жемчуга" и говорила со мной о стихах. Сказала, что "Поединок", по-видимому, посвящается Черубине де Габриак.
О биографических чертах в "Отравленной тунике", в "Гондле", в "Черном Дике", в "Принцессе Зара", в "Романтических цветах" и в "Пути конквистадоров".
Некоторые из замечаний АА по поводу "Жемчугов" и "Романт. цветов" я, вернувшись домой, отметил на своем экземпляре.
АА посвящены, кроме других: "Озеро Чад" ("Сегодня особенно грустен..."), "Ахилл и Одиссей" и "Я счастье разбил с торжеством святотатца".
Я читаю АА свои стихи; читаю стихотворение "Оставь любви веретено...". Ругаю его сам, потому что мне стыдно его читать: оно совершенно не сделано.
АА говорит: "Хороший русский язык"... Я начинаю ругать стихотворение. АА перебивает меня: "Нет, вы слушайте, что я говорю... Хороший русский язык - это уже очень много... Теперь так мало кто владеет им!"
В 6 1/2 ч. приехал Пунин, сидим вместе, а через 1/2 часа, в 7 часов, я иду к Мандельштамам.
О. Э. сидит за столом, работает. Переводит что-то. Когда я пришел, он отложил работу. Разговариваем. Над. Як. чувствует себя хорошо.
Мандельштам рассказывает причину, почему они переехали. Говорит, что собирается в среду - в четверг уехать в Петербург совсем. Мандельштам грустен и мрачен. Я говорю ему, что у него, вероятно, жар.
Советую ему смерить температуру. Температуру он мерит. Оказывается - 36,9.
Когда приехал Пунин, между АА, мной и Пуниным был разговор о том, что АА следует переехать в Петербург, поместиться в клинике Ланге, п. ч. здесь никакого ухода нет, п. ч. погода плохая, потому что у АА боли и по всяким другим причинам. Н. Н. Пунин думает даже, что АА надо поехать завтра же.
У Мандельштама я говорю об этом. О. Э. тоже с этим согласен, и на эту тему я говорю с Мандельштамами.
Просидев у Мандельштамов минут 15, я спрашиваю, пойдут ли они к АА?
О. Э.: "Обязательно..."
Все вместе идем к АА.
АА встает с постели, надевает шубу и садится к столу. Я размалываю кофе, Н. Я. заваривает его, и мы пьем кофе с куличами. АА пасху нельзя, она немножко досадует на это. До кофе еще я, Мандельштам и Пунин сидели на диване втроем. Царило молчание полное и безутешное. Вдруг О. Э. с самых задворок тишины громко произнес - про нас: "Как фамильный портрет..." Это было неожиданно и смешно.
О. Э. сказал АА: "Нет на Вас Николая Николаевича" (Пунина), - когда АА делала что-то незаконное: не то слишком долго стояла в церкви, до утомления, не то что-то другое... не знаю...
Пунин произнес строку: "Горьмя горит душа..."
О. Э. спросил: "Чья?"
Пунин: "Пастернака..."
О. Э.: "Да, пожалуй, Пастернак может так сказать..."
Разговор о том, кто еще мог бы так сказать, и АА и О. Э. соглашаются, что до Анненского так никто бы не сказал.
О. Э.: "Разве Ап. Григорьев..."
АА: "Именно Анненский мог бы так сказать..."
АА считает, что эта строка могла бы быть у Анненского в стихотворении:
Под яблонькой, под вишнею
Всю ночь горят огни, -
Бывало выпьешь лишнее,
А только ни-ни-ни...
Пунин про кого-то сказал дурно.
АА упрекнула его: "Да не говорите вы так плохо о людях!..."
АА решила остаться в пансионе еще на несколько дней.
Пунин собрался ехать вместе со мной, с последним поездом, но в конце концов остался - АА сказала.
Я в 9 часов ухожу вместе с Мандельштамами. Они идут к себе, а я - домой.
С поездом 9.37 возвращаюсь в Петербург.
В 11 часов вечера телефонный звонок из Ц. С. - разговаривал с Пуниным и с АА.
Забыл еще записать: в 8 час., приблизительно, АА вызвали к телефону. АА возвращается, говорит, что ей звонил Замятин - радостный, потому что дело А. Толстого и П. Щеголева с "Заговором Императрицы" выиграно ими. Суд постановил отказать в иске театру, по этому случаю сегодня - пьянство... АА передает слова Замятина:
АА: "Вы незримо будете с нами..."
АА смеется: "Хорошее представление обо мне - там где пьют, там я должна быть!".
АА много говорит о своих отношениях с Николаем Степановичем. Из этих рассказов записываю: на творчестве Николая Степановича сильно сказались некоторые биографические особенности.
Так, то, что он признавал только девушек и совершенно не мог что-нибудь чувствовать к женщине, - очень определенно сказывается в его творчестве: у него всюду - девушка, чистая девушка. Это его мания. АА была очень упорна - Николай Степанович добивался ее 4, даже 5 лет. И при такой его мании к девушкам - эта любовь становилась еще больше, если принять во внимание то, что Николай Степанович добивался АА так, зная, что он для нее будет уже не первым мужчиной, что АА не невинна. Это было так: в 1905 году Николай Степанович сделал АА предложение и получил отказ. Вскоре после этого они расстались, не виделись и в течение 1 1/2 лет даже не переписывались. (АА потом, в 1905 г., уехала в Париж) 1 1/2 года не переписывались - АА как-то высчитала этот срок. Осенью 1906 года АА почему-то решила написать письмо Николаю Степановичу. Написала и отправила. Это письмо не заключало в себе решительно ничего особенного, а Николай Степанович (так, значит, помнил о ней все время) ответил на это письмо предложением. С этого момента началась переписка. Николай Степанович писал, посылал книги и т. д.
(А до этого, не переписываясь с АА, он все-таки знал о ее здоровье и о том, как она живет, потому что переписывался с братом АА - Андр. Андр. Так, он прислал ему "Путь конквистадоров", когда эта книга вышла. АА "Пути конквистадоров" он не выслал.)
Весной 1907 Николай Степанович приехал в Киев, а летом 1907 на дачу Шмидта. На даче Шмидта были разговоры, из которых Николай Степанович узнал, что АА не невинна. Боль от этого довела Николая Степановича до попытки самоубийства в Париже... Переписка продолжалась, Николай Степанович продолжал просить руки АА. Получал несколько раз согласие, но потом АА снова отказывалась, это продолжалось до 8 года, когда Николай Степанович, приехав к АА, получил окончательный отказ. Вернули друг другу подарки. Николай Степанович вернул АА ее письма... АА, возвращая все охотно, отказалась вернуть Николаю Степановичу чадру, подаренною ей Николаем Степановичем. Николай Степанович говорил: "Не отдавайте мне браслеты, не отдавайте... (остального), только чадру верните...".
Чадру он хотел получить назад, потому что АА ее носила, потому что это было бы самой яркой памятью о ней.
АА: "А я сказала, что она изношена, что я не отдам ее... Подумайте, как я была дерзка - не отдала".
(А чадра - м. б. АА назвала ее не чадрой, а иначе, я не помню - была действительно изношена.)
В одном из "посмертных" писем Н. С. прислал свою фотографию, и на ней надписана была строфа из Бодлера (сказала мне ее).
Николай Степанович, ответив на письмо АА осенью 6 года предложением (на которое, кажется, АА дала в следующем письме согласие), написал Анне Ивановне и Инне Эразмовне, что он хочет жениться на АА.
АА: "Мама отрицает это, но она забыла".
Откровенность АА действительно беспримерна. Я все это записываю - не все, конечно, далеко не все - и совесть меня мучает. Но если бы этого всего я не записал - я бы и не запомнил ничего.
В 1918 году Николай Степанович вернулся, остановился в меблиров. комнатах "Ира". Была там до утра. Ушла к Срезневским. Потом, когда Николай Степанович пришел к Срезневским, АА провела его в отдельную комнату и сказала: "Дай мне развод..." Он страшно побледнел и сказал: "Пожалуйста..." Не просил ни остаться, не расспрашивал даже. Спросил только: "Ты выйдешь замуж? Ты любишь?" АА ответила: "Да". - "Кто же он?" - "Шилейко". Николай Степанович не поверил: "Не может быть. Ты скрываешь, я не верю, что это Шилейко".
Пристрастие Николая Степановича к девушкам - не прирожденная ненормальность (пример - хотя бы Де Орвиц Занетти), это из-за АА так стало. Николай Степанович такую цену придает невинности! Эта горечь на всю жизнь осталась в Николае Степановиче. Во всех его произведениях отразилась - конечно, совершенно бессознательно для него самого. "Отравленная туника" - фраза в 1-й теме Юстиниана; то что говорит Николай Степанович об Александрийской блуднице в "Отравленной тунике"; в "Гондле" - Лера, Лаик тоже - всюду тема потерянной невесты и другие темы того же порядка... Характерно: в 18 году, написав "Отравленную тунику", Николай Степанович принес ее АА, специально, чтоб она прочла.
Вскоре после этого АА с Николаем Степановичем уехали в Бежецк... В Бежецке, по-видимому, уже догадывались, потому что перед первой ночью А. И. спросила: "Можно вас в одной комнате положить?" Этот вопрос был странным: сколько раз до этого АА и Николай Степанович приезжали вместе, спали в одной комнате и никогда никто их не думал спрашивать...
А. И. получила ответ: "Конечно, можно"...
Я: "А после объяснения у Срезневских как держался с Вами Николай Степанович?"
АА: "Все это время он очень выдержан был... Иногда ничего не показывал, иногда сердился, но всегда это было в очень сдержанных формах. Расстроен, конечно, был очень".
АА говорит, что только раз он заговорил об этом: когда они сидели в комнате, а Лева разбирал перед ними игрушки, они смотрели на Леву. Николай Степанович внезапно поцеловал руку АА и грустно сказал ей: "Зачем ты все это выдумала?" (Эта фраза - точно передана мной.)
О том, о первом, кто узнал АА, Николай Степанович помнил, по-видимому, всю жизнь, потому что уже после развода с АА он спросил ее: "Кто был первый и когда это было?!..".
Я: "Вы сказали ему?"
АА (тихо): "Сказала"...
АА говорит про лето 18 года: "Очень тяжелое было лето... Когда я с Шилейко расставалась - так легко и радостно было, как бывает, когда сходишься с человеком, а не расходишься. А когда с Николаем Степановичем расставалась - очень тяжело было. Вероятно, потому, что перед Шилейко я была совершенно права, а перед Николаем Степановичем чувствовала вину".
АА говорит, что много горя причинила Николаю Степановичу: считает, что она отчасти виновата в его гибели (нет, не гибели, АА как-то иначе сказала, и надо другое слово, но сейчас не могу его найти - смысл "нравственной").
АА говорит, что Срезневская ей передавала такие слова Николая Степановича про нее: "Она все-таки не разбила мою жизнь". АА сомневается в том, что Срезневская это не фантазирует...
Я: "Николай Степанович слишком мужествен был, чтоб говорить Срезневской так..."
АА: "Да... Наверное Валя фантазирует!.." - и АА приводит в пример того, как мало о себе говорил Николай Степанович, - вчерашние слова Мандельштама...
Я говорю, что все, что говорит АА, только подтверждает мое мнение - то, что Николай Степанович до конца жизни любил АА, а не А. Н. Энгельгардт женился исключительно из самолюбия.
АА сказала, что во время объяснения у Срезневских Николай Степанович сказал: "Значит, я один остаюсь?.. Я не останусь один: теперь меня женят!".
АА составила донжуанский список Николая Степановича. Показывает мне.
До последних лет у Николая Степановича было много увлечений - но не больше в среднем, чем по одному на год. А в последние годы - женских имен - тома. И Николай Степанович никого не любил в последние годы.
Я: "И ее не любил. Это не любовь была..."
АА не спорит со мною.
Я: "В последние годы в нем шахство было..."
АА: "Да, конечно, было..."
В последние годы - студий, "Звучащих раковин", институтов - у Николая Степановича целый гарем девушек был... И ни одну из них Николай Степанович не любил. И были только девушки - женщин не было.
Чем это объяснить? Может быть, среди других причин было и чувство некоторой безответственности которым был напоен воздух 20 - 21 года...
АА: "Это мое упорство так подействовало... Подумайте: 4, а если считать с отказа в 5-м году, - 5 лет! Кто к нему теперь проявлял упорство? Я не знаю никого... Или, м. б., советские барышни не так упорны?"
АА грустит о Николае Степановиче очень, и то, чему невольно была виной, рассказывает как бы в наказание себе.
АА рассказывает, что на даче Шмидта у нее была свинка, и лицо ее было до глаз закрыто - чтоб не видно было страшной опухоли... Николай Степанович просил ее открыть лицо, говоря: "Тогда я Вас разлюблю!" АА открывала лицо, показывала.
АА: "Но он не переставал любить!.. Говорил только, что я похожа на Екатерину II".
Телефон.
"Павел Николаевич! Николай Николаевич (Пунин) вас обидел очень сегодня, сейчас он будет с Вами говорить, просить у Вас извинений..."
Я возражаю: "Анна Андреевна, зачем это. Это совсем не нужно!.. Я совершенно не обижен, я вполне понимаю, что Николай Николаевич сказал это, вовсе не желая обидеть меня... Мне просто неприятна такая постановка дела".
АА, решительно: "Нет, Павел Николаевич! Он Вас обидел и будет просить извинений. Я говорила с Мандельштамом по телефону, он так же решил, что это нужно сделать... И я прошу Вас извинить и меня, это в моем доме произошло. Я передаю трубку Николаю Николаевичу".
Пунин просит прощения: "Это я по глупости, вы не обижайтесь!.. Я же знаю, что то, что Вы делаете, очень нужно и ценно... Простите меня... Мы ведь будем с Вами по-дружески", - и т. д.
Этот случай еще раз подчеркнул мне благородство АА, ее исключительное внимание к человеку, ее высокую тактичность в самых мелочах...
Совершенно откровенно создаюсь, что на слова Пунина я с первого момента не обратил никакого внимания, ни о какой обиде не могло быть и речи. Какая может быть обида? Человек, поступая нетактично, чернит этим только самого себя. Поэтому я испытал только чувство неловкости за Пунина, и мне было жаль его, потому что я видел, как он искренно огорчился своим неудачным словам...
Я не знаю его, но мне кажется, что за грубоватой его внешностью скрывается хорошая сущность, и он мне как-то симпатичен, несмотря на ту, созданную уже совершенно другими причинами, от него не зависящими, - неприязнь к нему.
АА упомянула, что у Николая Степановича был роман с дочерью архитектора Бенуа, но что это нужно держать в строгой тайне.
Ей посвящено стихотворение "Средневековье".
Я: "Когда мне теперь приехать?"
АА: "Неужели вам не скучно со мной, такой больной?"
Когда я, Мандельштам и Пунин сидели на диване, АА села в кресло перед зеркальным шкафом. Взглянув в зеркало, я поймал ее взгляд, обращенный на меня.
20.04.1925. Понедельник
Делаю визиты. Между прочим - захожу к Пунину. Он передает мне записку от АА:
"Милый Павел Николаевич, сегодня я получила письмо из Бежецка. Анна Ивановна пишет, что собрала целую пачку писем Николая Степановича. Шура просит меня узнать адрес Л. Микулич. Вы, кажется, этот адрес записали. Пожалуйста сообщите его Шуре.
И сегодня я не встану, температура очень низкая - оттого слабость. До свидания.
Ахматова, Царское. 20 апр. 1925".
Пунин вернулся из Ц. С. сегодня утром.
21.04.1925. Вторник
"Что мне с тобой теперь делать?"
АА говорит о своей "беспримерной откровенности" со мной...
О романе О. Мандельштама с О. А. Ваксель.
Я укоряю АА - зачем она заставила Пунина звонить мне и просить у меня извинений... АА очень серьезно, даже строго отвечает - что она в 1/2 часа довела его до полного раскаяния, что при создавшемся положении единственно что можно было сделать - это, чтоб он мне позвонил по телефону, что он должен был это сделать... АА вчера, после моего отъезда, очень разволновалась объяснением с Пуниным и плохо себя чувствовала.
О моих стихах - о стихотв. "Оставь любви веретено", АА говорит: "Хорошее стихотворение".
С поездом 11.30 еду в Царское Село. Застаю у АА Н. Я. Мандельштам. Привез АА лекарство (заходил также к Пунину за рецептом, и взял лекарство в аптеке).
Вчера у АА была Галя (А. Е. Пунина).
Вчера у АА были сильные боли, хотя температура и не особенно высокая была. Сегодня - болей нет. Температура - утром 36,9; днем - 37,1; в 7 часов вечера - 37,3.
Сегодняшний день распределяется так: до 1 дня у АА Н. Я. Мандельштам. От 1 часу дня до 4-х - кроме меня, никого. Часа в 3 АА вызывают по телефону - Эльга Каминская просит разрешить прийти в 5 часов. АА не знала, что звонит Каминская, иначе не подошла бы к телефону. А тут ей пришлось дать согласие.
До 4-х я говорю с АА о Николае Степановиче - о "Заре", об "Ягуаре" - в стихотворении "Измена" и в IV "Открытия Америки", о "Романтических цветах", о "Пути конквистадоров" и т. д.
что состояние АА таково, что у нее нельзя быть больше 10 минут. Роль АА сводится к тому, чтоб лежать возможно смиреннее и быть почти безмолвной.
Эти предосторожности необходимы, потому что присутствие Э. Каминской доставляет АА минимум удовольствия, потому что Каминская совершенно ни с чем не считается и способна своими разговорами совершенно удручить.
Э. Каминская уже по телефону сказала АА, что она едет за границу и придет к АА за "новым материалом" для выступлений.
АА очень не хочет давать Каминской стихотворений и сказала ей, что со времени "Anno Domini" она ничего не писала. Тем не менее, ей пришлось обещать дать Каминской 2-3 стихотворения.
АА: "Ну я ей дам одно..." - АА хочет отделаться стихотворением "Клевета", напечатанным в "Фениксе"...
Наконец, Каминская приходит. Все делается, как было решено. Я ухожу.
Иду к Вал. Кривичу, не застаю его дома, тогда иду на Малую, 63. Управдом дает мне домовую книгу, но о Николае Степановиче нет ничего. Есть только одна запись, касающаяся приезда А. И. Гумилевой. Иду на чердак дома. В мусоре и грязи роюсь часа 1 1/2 - 2. Нахожу одно стихотворение Николая Степановича - "Твоих единственных в подлунном мире губ" (на обороте листка - рисунок) - и собираю целую пачку грязных, оборванных бумаг, не просматривая их внимательно. Грязный и пыльный, торжественно возвращаюсь к АА, предварительно захожу в ванную, моюсь...
Наконец, вхожу к АА. У нее Н. Я. Мандельштам. АА удивлена моим долгим отсутствием и называет меня "пропавшей грамотой"... Я торжественно вынимаю всю грязную пачку, завернутую в тоже грязный кусок обойной бумаги. Говорю: "Это с чердака".
АА быстро приподнимается на постели, поспешно схватывает пачку, кладет ее на постель и начинает ее рассматривать - перебирает все.
Я прошу ее не пачкаться, говорю, что все это в таком ужасном виде...
АА: "Ничего!.. Этот нищий будет богатым..."
К моей печали, в этой пачке нет почти ничего интересного. Почти все эти бумаги не имеют отношения к Николаю Степановичу, и большую часть придется выкинуть.
АА находит письмо от ее отца к матери (1911 г.)... Оставляет его себе.
Затем я приношу АА воду, ставлю умыв. чашку на стул, и АА моет руки.
Рассказывают мне о посещении Каминской.
Каминская была отвратительна. Начала с того, что прочла рецензию о себе - глупо хвалебную, потом говорила, что у нее всюду такой успех! Потом сказала: "Я хочу Ваш вечер устроить, потому что мне сказали, что Ваши стихи будут иметь успех... Дайте мне материал".
По этому поводу АА шутит - что сказал бы Сологуб, если б Каминская ему прочитала рецензию о себе (АА говорит медленно, не допускающим возражения тоном, подражая речи Сологуба):
"Это дурной тон читать о себе... Если б Вы были настоящая артистка - Вам бы не пришло в голову это сделать. Вы не настоящая артистка... Вы стоите на уровне окончившей среднее учебное заведение... Вот, вы знаете Пифагорову таблицу..." (и т. д.).
АА при Каминской лежала, совсем как умирающая, одеяло натянула до подбородка и руки заложила за голову...
Н. Я. смеется: "Чисто сделано было все..."
АА тоже смеется, оправдываясь: "По-моему, я лучше, чем Сологуб, сделала..."
АА: "А я ей сказала, что читаю стихи при полном освещении, выпрямившись и не закутываясь с мех!.. - и уже серьезно: - Так вообще нужно читать стихи..."
АА говорит, что, в сущности, стихи вообще нельзя читать с эстрады, что нет таких стихов, которые можно было бы читать на эстраде...
Затем опять шутки. Н. Я. изображает, как Э. Каминская будет читать стихи АА на вечере в Берлине. Скажет: "Я перед отъездом видела Анну Андреевну Ахматову. Она была умирающей и она читала стихи - может быть, в последний раз читала... Эти стихи я вам сейчас прочту. Очень интимный разговор был... Я, конечно, не могу вам передать его содержания, но очень интимный..."
Затем АА рассказывает, что с Каминской она не виделась два года, когда у нее была такая встреча: в здании Р. К. П. (Нахимсона) на углу Фонтанки и Невского был вечер для пролетарской публики... АА выступала. Прочла немного стихов, а потом выступила Э. Каминская, тоже со стихами АА. Читала их бесконечно много, пока какой-то рыжий внушительный человек из публики среди всеобщей тишины громко сказал: "Довольно..." - и тут произошло уже совсем неловко... На эстраду вышел один из администраторов и начал укорять публику: "Товарищи! К нам п р и е х а л а з н а м е н и т а я
п и с а т е л ь н и ц а, а мы даже не можем вести себя прилично!".
АА: "Под этот шум и смятение я - совершенно оплеванная и уничтоженная - ушла..."
Другой случай был с Э. Каминской: она сообщила АА, что она совершенно больна, просит достать ей доктора. АА раздобыла доктора и вместе с Чуковским поехала к Каминской. Когда приехали, ожидая увидеть умирающего человека, и увидели Каминскую совершенно здоровой, - было неловко перед доктором. Чуковский сказал АА: "Вы слишком легковерны", - и они поехали назад.
Сегодня Э. Каминская сказала, что она "позволила себе трактовать "Памятник" Пушкина по-своему, т. к. это не в серьезном тоне написано, а в шутливом, и так его и надо читать!..".
Каминская была со своим сыном - от неизвестного отца. АА за смелость ее, с которой она водит всюду своего сына, уважает ее.
Каминская сидела недолго, в общем. Пришел я к АА, с Малой, 63 в 7.15. Н. Я. до моего прихода переменила АА компресс, очень хорошо поставила.
В 8 1/2 приходит О. Мандельштам (он сегодня уезжал в Петербург). Четверть часа сидят, а в 8.45 Мандельштамы уходят. Я сижу еще минут 20 и ухожу, чтоб с поездом 9.37 ехать в Петербург.
Из разговоров удержалось:
Я: "Это очень трудно - не быть одной все время?"
АА отвечает, что времени, когда она одна, у нее достаточно.
АА считает "Гондлу" лучшим произведением Николая Степановича. "Звездный ужас" - любит, считает хорошим произведением.
"Отравленная туника" Анне Андреевне не нравится.
"Актеон" АА, считавшая всегда совершенно обособленным произведением, после обдумываний и размышлений над ним в течение этих дней - склонна изменить свое мнение...
Эльге Каминской цензура запретила читать "Заблудившийся трамвай" (на вечере, недавно устроенном где-то). Но публика требовала Гумилева, и она все-таки прочла "Заблудившийся трамвай", после чего ей было сказано, что об этом с ней еще поговорят...
Пунин очень обижается, когда АА связывают (в биографии) с Николаем Степановичем...
АА очень хвалит Н. Я. Мандельштам - что она симпатичная, милая и т. д.
АА соглашается, и говорит, что оно гипнотизирует. Я говорю, что очень немногие стихи так действуют: например, в "Фамире" - то место: "Эвий, о Эвий, мольбой ты зван..." - у Мандельштама и т. д. - "Образ мучительный и зыбкий"... АА соглашается, и говорит, что это прекрасное стихотворение, и что она его очень любит.
АА говорит о стихотворной памяти Сологуба и называет свое стихотворение, которое он с первого раза запомнил... Какое? Я забыл.
АА просит, чтобы я в ее книжке проставил даты "Огненного столпа".
АА, признавая, что Н. Тихонов способный, все-таки считает его эпигоном.
22.04.1925. Среда
Звонил М. Кузмину, уговорился быть у него в субботу. Звонил Лозинскому - говорил о рукописи "Отравленной туники" (а перед этим звонил Горелику).
В 11 1/2 вечера звонил Пунину. Он не приехал из Ц. С.
23.04.1925. Четверг
В помещении Союза писателей на Фонтанке, 50 от 6 до 12 1/2 час. ночи было общее годичное собрание Союза поэтов. Отчет правления, выборы нового правления.
Всего в Союзе около 100 человек. В. Рождественский сидит со списком и отмечает тех, кого нечего ждать на собрании - "безнадежных" членов его: Сологуба, Ахматову, Кузмина, Клюева... О. Мандельштам - даже не состоит членом Союза.
Собрание шумное, более 40 человек. Балаганщины много, И. Садофьев председательствует и делает с собранием все, что хочет (умеет вести собрания). Выбраны в правление: председ. - Садофьев; товарищи председ. - Крайский и Н. Тихонов; секретари: 1-й - М. Фроман, 2-й - Шкапская; члены - Е. Полонская, Саянов, Фиш; кандидаты: И. Аксенов, Васильев, Соловьев (2 последних - "аповцы") и еще кто-то.
В приемочной комиссии - Н. Тихонов, Крайский, К. Вагинов (о нем сильно спорили, потому что по "тактическим соображениям" его хотели сделать не членом, а кандидатом) и другие.
За отчетный год - были устроены публичные вечера:
6.VI.24 - Союз поэтов участвовал в праздновании 125-летия со дня рождения Пушкина.
12.VI.24 - был устроен вечер в сестрорецком Курзале, в котором участвовал приехавший в Петербург С. Есенин и читала стихи, гл. обр., московских поэтов Эльга Каминская.
28 ноября 24 г. - был открытый вечер памяти В. Брюсова в Доме искусств.
26.XII.24 - вечер имажинистов в Доме искусств.
30.I.25 - в Доме искусств - вечер "Ленин в поэзии" (вступ. слово читал И. Оксенов).
25/I.25 - вечер в Капелле (Кубуча).
16/III.25 - вечер в "Гладиаторе" (Кубуча) - для учащихся вузов.
В Пушкинском доме составлял опись находившихся там книг из библиотеки Николая Степановича.
25.04.1925
Утром был у Н. Чуковского - записывал его воспоминания об Николае Степановиче. От 3 до 4 1/2 был у М. Кузмина - записывал его сообщения о Николае Степановиче по его дневнику. Кузмин, читая книгу, не подымает веки, а подымает всю голову, оставляя веки опущенными. Сидел в козьем полушубке поверх синего костюма. Очень мил и любезен. Сказал, что ведет ежемесячную запись - все, что за месяц написал, записывает.
26.04.1925. Воскресенье
АА получила (перед отъездом в Ц. С.) от Рыбакова 300 рублей в долг - на лечение...
Пунину предложена работа, за которую он 1500 рублей получит. Но Пунин еще не взялся за нее, и она лежит у него без движения.
АА: "Зара" объясняется тем, что Н. С. думал, что ничего не было, а затем сказала, что было..."
(АА в течение 4-х лет беспрестанно говорила Николаю Степановичу то, что "было", а потом, что "не было", все время...)
АА: "Это, конечно, самое худшее, что я могла делать!.."
В период, когда Николай Степанович думал, что "не было" - были написаны эти строки:
Пусть не запятнано ложе царицы -
Грешные к ней прикасались мечты...
(Одиссей)
АА: "И в "Гондле" тоже... Это такая обида, которой ни один мужчина не может пережить!"
АА, составив донжуанский список Николая Степановича, спрашивает о Нине Шишкиной, чтоб уяснить себе "технику последних лет" Николая Степановича...
АА говорит, что про "Четки" думают, что они В. П. Зубову посвящены.
АА: "А я с Зубовым даже знакома тогда не была" (т. е. почти не была знакома - м. б. и так сказала АА).
Я: "А кому?"
АА - серьезно: "Никому... Разным лицам есть, но Зубов тут совершенно ни при чем".
АА рассказывает, что увлечение Николая Степановича А. Губер происходило обычно в "Собаке"... АА хотела уезжать оттуда с последним поездом, а Николай Степанович решал оставаться до утра - до 7-часового поезда. Оставались обычно 5-6 человек. Сидели за столом...
Когда Николай Степанович узнал, что Анреп увез кольцо АА, он сказал ей полушутя: "Я тебе отрежу руку, а ты свези ее Анрепу - скажи: если вы кольцо не хотите отдавать, то вот вам рука к этому кольцу...".
Я показываю АА открытку, присланную мне Анной Ник. Энгельгардт. Говорю, что я думал, что это мне Н. Ш. пишет - так похоже.
АА говорит: "Невыразительный почерк"...
Я: "Все женские почерки похожи..."
АА: "И мужские - литераторские: Брюсов, Блок, Лозинский и т. д. ... А уж почерк Николая Степановича!.. Ни на чей не похож..."
В 10 1/2 утра зашел к Пунину - взял у него рецепт, папиросы для АА. Получил по рецепту в аптеке лекарство (val rian 8% - через 3 часа по столовой ложке) и с поездом 11.30 отправился в Ц. С. В поезде встретился с Над. Павлович, она подсела ко мне. Всю дорогу читали стихи, разговаривали. Она пишет книгу стихов "Воскресенье". Читала из нее 5-6 стихотворений. Я прочел своих - 4. Павлович на днях едет в Москву... Стихи Павлович - все с Блоком, хотя в некоторых его меньше, чем в прежних. Я ее уличил в том, что у нее 2 строки совершенно гумилевских:
С безрадостной и темной,
С крылатою моей душой...
Павлович поехала в Павловск, а я вышел в Ц. С.
АА увидел сидящей на диване. Она эти дни чувствовала себя лучше, т. е. температура поднималась, но болей не было. Сегодня болей нет, но чувствует себя плохо. Скоро легла на постель и уже до вечера не вставала.
Температура ее сегодня - в 9 утра - 36,9, в 3 ч. - 37,1, в 7 час. - 37,7 (такая температура была часа два), а в 9 часов - упала до 37. Вчера АА ходила в санаторию лечиться кварцем (первый раз проделывала это). Сегодня болит кожа - ожог от кварцевого света.
Результат - сегодня у АА сильная (невралгическая?) боль: болит вся левая сторона головы, опухла железа на шее, распухла десна и общее состояние скверно. Я укоряю АА, но разве ее можно "доукорить" так, чтоб она не делала таких безрассудств? О себе она совершенно не заботится, а в ответ на упреки беспечно шутит...
За эти дни - у АА был Ф. Сологуб, был Рыбаков. Рыбаков уговаривает АА не уезжать из Ц. С., с тем чтобы потом прямо из Ц. С. отправиться на юг. (АА решила уехать из Ц. С. во вторник 29 апреля, но убеждения Рыбакова, кажется, на нее немножко подействовали.)
Мандельштамы вчера переехали в Петербург, так что теперь АА в Ц. С. уже совершенно одна. Вчера же вечером Мандельштам звонил АА по телефону (и сообщил, между прочим, что ему в руки попалась наконец книжка "К синей звезде" и что это прекрасная, исключительная книжка. АА такое мнение обрадовало). Сообщил, что Надя скучает по АА и во вторник приедет ее навестить. Вчера или позавчера АА часа 2 каталась с Пуниным на извозчике, видела все дома, на которые хотела взглянуть.
Обсуждали перевод Жарковской стихотворения "Храм Твой, Господи, в небесах" на французский язык, книгу Chuzewille "Anthologie des po tes russes", корректуру статьи Николая Степановича "Теофиль Готье", воспоминания Н. Чуковского и сообщения (по лит. дневнику) М. Кузмина, письмо Горнунга и т. д. Все это показывал, читал. АА делала свои замечания. Привез АА "Книгу отражений" Анненского, которую она просила достать для прочтения. Показывал ей "Заповедь" Киплинга... (АА ее уже знает. Соглашается, что хорошее стихотворение.) Показывал ей несколько листков моего "Tablo времени" - АА эти дни читала по-итальянски, Данте.
Говорили об А. Н. Гумилевой, которую я вчера видел. Я рассказывал, что она очень несчастна и очень плохо ей в материальном отношении, что мне жалко ее, несмотря на всю мою нелюбовь к ней.
АА жалела ее тоже; мы думали, и решили, что Анну Николаевну вряд ли можно будет устроить куда-нибудь на службу - ибо она ни к чему не способна.
АА вспомнила, что Рыбаков получил письмо О. Судейкиной из Парижа, в котором она пишет, что ждет только приезда Рыбаковых, чтоб вместе с ними вернуться в Россию, что в Париже отвратительно и что она очень соскучилась по "Анке"...
АА пугает мысль о том, что будет делать О. Судейкина, если приедет сюда. О. Судейкина совершенно и безнадежно ни к чему (что могло бы дать теперь заработок) неспособна... Раньше у нее хоть была квартира, обстановка, а теперь нет ничего, т. к. для того, чтоб уехать за границу, она все продала.
К 3 1/2 часам АА, пересмотрев все, что я привез, сильно устает, и ей необходимо отдохнуть. Я поэтому иду к В. Кривичу, но не застаю его и иду на Малую, 63, чтоб посмотреть на квартиру Гумилевых. На пути меня захватил дождь, и я зашел в столовую "Дом крестьянина" и пообедал там (АА хотела, чтоб я обедал у нее, но я счел за лучшее пообедать там, потому что АА сама живет в пансионе, и совсем ей не следует кормить обедами гостей). На Малую из-за дождя не пошел, а вернулся в 4 1/2 к АА. К обеду АА вставала (обед всегда приносят ей в комнату).
линии творчества Николая Степановича. Попутно говорила и о другом. Так - до 8 1/2 часов. В 8 1/2 часов АА уже очень сильно устала и мы уже ничем не занимались. В начале 10-го я ушел и с последним поездом (9.30) уехал в Петербург. В Петербурге звонил Пунину по просьбе АА.
АА рассказывает, что Николай Степанович был у нее в последний раз в 21 году, приблизительно за 2 дня до вечера Petropolis'a. АА жила тогда на Сергиевской, во 2 этаже. В. К. Шилейко был в Царском Селе, в санатории. АА сидит у окна и вдруг слышит голос: "Аня!". (Когда к АА приходили, всегда звали ее со двора, иначе к ней не попасть было, потому что АА должна была, чтоб открыть дверь, пройти внутренним ходом в 3-й этаж и пропустить посетителя через квартиру 3-го этажа). АА очень удивилась: она знала, что В. К. Шилейко в Царском Селе, а больше кто ее мог так звать? Никто. Взглянула в окно - увидела Николая Степановича и Георгия Иванова. Впустила их к себе. Николай Степанович (это была первая встреча с АА после приезда Николая Степановича из Крыма) рассказал АА о встрече с Инной Эразмовной, с сестрой АА, о смерти брата АА - Андрея Андреевича... И. Э. и сестру Николай Степанович увидел в Крыму.
Рассказал, что привез с собой Макридина - о нем рассказывал. Звал на вечер в доме Мурузи. АА отказалась, сказала, что она вообще не хочет выступать, потому что у нее после смерти брата совсем не такое настроение. Что в вечере Петрополиса она будет участвовать только потому, что обещала это, а зачем ей идти в дом Мурузи, где люди веселиться будут и где ее никто не ждет... Николай Степанович был очень сух и холоден с АА... Упрекал ее, что она нигде не хочет выступать... А АА обиделась на него, что он с Жорой пришел (потом АА, уже после, сообразила, что он, м. б., пришел не один, а с Г. Ивановым, потому что он не знал об отсутствии Шилейко, о том, что Шилейко в Царском Селе).
АА говорила Николаю Степановичу о Гржебине, жаловалась на него (АА судилась с Гржебиным). Николай Степанович ответил про Гржебина - "Он прав". Даже Г. Иванов заступился тогда за АА, сказав: "Он не прав уже потому, что он Гржебин...". О Гржебине говорили, уже прощаясь. АА повела Николая Степановича и Г. Иванова не через 3-й этаж, а к темной (потайной прежде) винтовой лестнице, по которой можно было прямо из квартиры выйти на улицу. Лестница была совсем темная, и когда Николай Степанович стал спускаться по ней, АА сказала: "По такой лестнице только на казнь ходить...".
Георгий Иванов в эту встречу опять льстил АА (АА: "Он вообще очень фальшивый человек, вы знаете...").
Позже АА узнала, что Николай Степанович в Крыму говорил Инне Эразмовне:
АА: "Маме он так рассказал там, в Крыму, что я вышла замуж за замечательного ученого и такого же замечательного человека и что вообще все чудно...".
АА рассказывает, что Мандельштам ей сказал, что все поэты всегда пишут о своей смерти... Это навело АА на мысль о теме смерти у Николая Степановича. По этому поводу у нас завязывается долгий разговор - с примерами на стихах Николая Степановича - о теме смерти у Николая Степановича.
АА считает, что эта тема развивается у Николая Степановича в планах. 1-й план ("Жемчуга", "Романтические цветы") - узел завязан: смерть (самоубийство) - любовь. Что такое положение в последнее время не существует нигде и повторяется только в книжке "К Синей Звезде".
АА говорит и сейчас же пугается, что это "mot", которое я запишу, - что в этих сборниках смерть - "рабочая гипотеза"... И что Николай Степанович "заведует смертью...".
2-й план - смерть становится все реальнее ("...И душу ту / Белоснежные кони ринут" - это стихотворение привела в пример) и она делается из средства - целью, освобождается от всего привходящего, и кульминационная точка - "Память" и в "Душе и теле".
Затем вообще разговоры о творчестве Николая Степановича. Из них:
разыскивать.
АА: "В стихотворении "Товарищ" была еще одна строфа, о женщине..."
О стихотворении "Картонажный мастер":
АА: "Это, конечно, с "Моими читателями" перекликается... Дико перекликается!.. Страшно!.."
АА говорит про строки: "Я носитель мысли великой, / Не могу, не могу умереть..." - что их можно было бы взять эпиграфом к "Колчану".
Еще о последнем приходе Николая Степановича к АА: АА говорит, что Николай Степанович очень обижался на нее, что она нигде не выступает, бранил ее... Он не верил, что Шилейко не позволяет - не мог себе представить, что АА может кто-нибудь "не позволить", потому что всегда было наоборот... От того, что он не верил в эти слова АА, у него являлось и общее недоверие к ней... Поэтому он был с ней сух и холоден...
О друзьях Николая Степановича:
АА говорит, что друзей, близких, которым бы Николай Степанович сообщал о своей личной жизни все, не было. Зноско, Кузмин и др. - типичные литературные приятели. С Городецким было немного другое, чем с ними. Потому что у Николая Степановича с Городецким были общие цели, добивались одного, были такой "боевой группой"...
в свою личную жизнь даже самых близких друзей).
АА пришла в ("Бродячую собаку"? в "Аполлон"? - кажется, в "Аполлон"...) и спросила Лозинского, где Николай Степанович. Лозинский ответил: "Он с Ларисой Рейснер уехал".
Потом, когда Николай Степанович вернулся домой и стал объяснять, что он был на заседании, оно затянулось, потом еще где-то - по делу, АА сказала ему, что это не так. "Ты был с Ларисой Рейснер - мне Лозинский сказал!.."
Николай Степанович очень рассердился тогда на Лозинского.
Когда был вечер в Киеве (Кузмин, Потемкин и т. д.), Николай Степанович не прямо пошел к Экстер, а пошел с АА с вечера в Европейскую гостиницу кофе пить...
Чадра.
"Товарищ" ("Жемчуга").
АА говорит, что это более взрослое, по сравнению с другими стихами этого периода, стихотворение. Вероятно потому, что написано по поводу действительной смерти (Сгоржельский застрелился).
АА отмечает как характерное - что стихотворение "Измена" в новом издании (18 года) Николай Степанович называет "Ягуаром", потому что в тот период, когда он написал это стихотворение, повод к нему ("измена") был близок Николаю Степановичу, он ясно ощущал его и думал, что читатели тоже так и понимают стихотворение. А в 18 году он уже забыл про этот повод, во всяком случае, мысли его были далеки от него, и он уже не ощущал стихотворение так, как прежде, поэтому и название стихотворения показалось ему далеким, и он переменил его.
АА: "Странная судьба - кругами, кругами... Как коршун!.."
В 21 году известие о смерти брата АА привез ей Николай Степанович.
В 21 году было так: АА зашла во "Всемирную литературу" И В. А. Сутугина дала ей письмо... Письмо оказалось от матери АА. АА очень удивилась, потому что 3 года от ее родных не было известий, и она уже имела основания думать, что они все умерли...
В письме И. Э. сообщала коротко о смерти Андрея Андреевича, и что Николай Степанович по приезде в Петербург обещал все сам рассказать...
Тогда АА спросила тут же стоявшего Блоха. Блох отвечал: "Прислать Вам его?". ("Он считал, что он может всех присылать, посылать, потому что он по 10 фунтов картошки дал за книжки".)
АА сказала ему: "Да, передайте ему, что я очень хочу его видеть". И уже после этого вскоре Николай Степанович пришел с Георгием Ивановым к АА на Сергиевскую...
На Сергиевской тогда был еще такой разговор: АА сказала Николаю Степановичу, что надо быть Гумилевым, чтоб в такое время путешествовать (потому что тогда все как в клетках сидели, нельзя было никуда уехать). Николай Степанович не понял... Г. Иванов принялся ему объяснять.
Крестильный крест АА украли из шкатулки ее матери, еще в ту пору, когда АА была маленькая. А обручальное кольцо АА дала продать с аукциона - в пользу (войны?) - (это у меня раньше записано... Автомобиль... Дума...).
плюшкинству.
К АА часто присылают письма - просят у нее автограф.