Ахматова Анна Андреевна
11. 06. 1889 - 05. 03. 1966
Ахматова АннаАхматова, Ахматова и Гумилев, один Гумилев, Ахматова и Гумилев и их сын - все это целый мир, состоящий из нескольких миров. Это такое богатство поэзии, мыслей, судеб, фактов, мнений и всего, всего, всего...
Лукницкий в дневнике 1924 - 1925 годов записал: «У Ахматовой Анны на руке кольцо, простое, на нем фраза: «Преподобный отец Сергий, моли Бога о нас». Советская власть уже во всю вела борьбу с религией».
Или вот опять же он в свой дневник записывает рассказ Ахматовой о том, как появилось на свет стихотворение «Думали: нищие мы...» Оказывается, Анна Андреевна шла в 1915 году в лазарет к Гумилеву и по дороге на Троицком мосту пришли к ней строки. Она в лазарете прочитала их Николаю Степановичу как некий экспромт, начало чего-то будущего и не собиралась печатать в таком виде. Но Гумилев посоветовал именно так напечатать.
Ахматова много рассказывала Лукницкому о Гумилеве. Совершенно замечательный факт, характеризующий поэта: «Маяковский очень хотел познакомиться с Николаем Степановичем, и Николаю Степановичу передали это. Николай Степанович сказал, что ничего против не имеет... «но только если Маяковский не говорил дурно о Пушкине». Передавшему это Николай Степанович поручил узнать. Оказалось, что Маяковский не говорил дурно о Пушкине, и знакомство состоялось».
Что касается темы Ахматова и Бежецк, то она недостаточно отражена в литературе. То, что мы называем народностью, патриотизмом Ахматовой, во многом зародилось в ней на тверской земле, куда она в начале XX века приезжала с мужем своим Николаем Гумилевым в имение его матери Слепнево. Анна Ахматова жила у свекрови почти каждый год по несколько месяцев, пока была замужем за Гумилевым. И потом одна приезжала сюда к сыну.
Ахматова написала в Слепневе около 60 стихотворений.
В своей автобиографической прозе она два раза напишет о здешних местах. Коротко - «Каждое лето я проводила в бывшей Тверской губернии, в пятнадцати верстах от Бежецка. Это неживописное место: распаханные ровными квадратами на холмистой местности поля, мельницы, трясины, осушенные болота, «воротца», хлеба, хлеба... Там я написала очень многие стихи «Четок» и «Белой стаи». «Белая стая» вышла в сентябре 1917 года».
Потом пространно - новелла «Слепнево»: «Я носила тогда зеленое малахитовое ожерелье и чепчик из тонких кружев. В моей комнате (на север) висела большая икона - Христос в темнице. Узкий диван был таким твердым, что я просыпалась ночью и долго сидела, чтобы отдохнуть... Над диваном висел небольшой портрет Николая I не как у снобов в Петербурге - почти как экзотика, а просто, серьезно по - Онегински («Царей портреты на стене»). Было ли в комнате зеркало - не знаю, забыла. В шкафу - остатки старой библиотеки, даже «Северные цветы», и барон Брамбеус, и Руссо. Там я встретила войну 1914 года, там провела последнее лето (1917).
... Пристяжная косила глазом и классически выгибала шею. Стихи шли легкой свободной поступью. Я ждала письма, которое так и не пришло - никогда не пришло. Я часто видела это письмо во сне, я разрывала конверт, но оно или написано на непонятном языке, или я слепну...
Бабы выходили в поле на работу в домотканых сарафанах, и тогда старухи и топорные девки казались стройнее античных статуй.
В 1911 году я приехала в Слепнево прямо из Парижа, и горбатая прислужница в дамской комнате на вокзале в Бежецке, которая веками знала всех в Слепневе, отказалась признать меня барыней и сказала кому-то: «К Слепневским господам хранцуженка приехала», а земский начальник Иван Яковлевич Дерин - очкастый и бородатый увалень, - когда оказался моим соседом за столом и умирал от смущенья, не нашел ничего лучшего, чем спросить меня: «Вам, наверно, здесь очень холодно после Египта?» Дело в том, что он слышал, как тамошняя молодежь за сказочную мою худобу и (как им тогда казалось) таинственность называли меня знаменитой лондонской мумией, которая всем приносит несчастье.
Николай Степанович не выносил Слепнева. Зевал, скучал, уезжал в невыясненном направлении, писал «такая скучная, не золотая старина» и наполнял альбом Кузьминых-Караваевых посредственными стихами. Но однако что-то понял и чему-то научился.
Я не каталась верхом и не играла в теннис, а я только собирала грибы в обоих слепневских садах, а за плечами еще пылал Париж в каком-то последнем закате (1911)...
Один раз я была в Слепневе зимой. Это было великолепно. Все как-то вдвинулось в XIX век, чуть не в пушкинское время. Сани, валенки, медвежьи полости, огромные полушубки, звенящая тишина, сугробы, алмазные снега. Там я встретила 1917 год. После угрюмого военного Севастополя, где я задыхалась от астмы и мерзла в холодной наемной комнате, мне казалось, что я попала в какую-то обетованную страну. А в Петербурге был уже убитый Распутин и ждали революцию, которая была назначена на 20 января (в этот день я обедала у Натана Альтмана. Он подарил мне свой рисунок и надписал: «В день Русской Революции. Другой рисунок (сохранившийся) он надписал: «Солдатке Гумилевой от чертежника Альтмана».
Слепнево для меня, как арка в архитектуре... сначала маленькая, потом все больше и больше и, наконец, - полная свобода (это если выходить).
Вот такую новеллу «Слепнево» написала Анна Андреевна предположительно в 1957 году.
Здесь она впервые по сути увидела «баб» - увидела крестьянскую жизнь. А крестьянская жизнь - это, по сути, и была тогда Россия.
Ахматова собиралась писать автобиографическую книгу «Мои полвека», так вот в одном из вариантов плана книги есть такая запись о третьей главе: «Слепнево. Его великое значение в моей жизни». Представляете - великое значение. Больше такого эпитета нет ни у какого места на земле для нее.
А как же иначе - ведь именно здесь она стала писать такие стихи, которые позволили называть ее великой. Здесь ее талант соединился с подлинной русской жизнью и появились такие прекрасные стихи, как «Я научилась просто, мудро жить...», «Ты знаешь, я томлюсь в неволе...», «Сколько раз я проклинала это небо, эту землю...», «Бессмертник сух и розов. Облака...», «Просыпаться на рассвете оттого, что радость душит...» и другие.
После Слепнева Ахматовой выпадут на долю тяжелейшие испытания - самыми страшными из них будут аресты сына, мужа, гибель близких людей, идеологическая травля ее самой, постоянная слежка за ней, оскорбительное отношение и т. д. И, мне кажется, во многом слепневская перемена ее мировоззрения, обретение ею народного взгляда на жизнь, просто даже картины подлинной русской жизни помогут ей выстоять в испытаниях неимоверных.
Навсегда в нее вошло спокойствие как бы самой земли. Потому она смогла пережить страшные репрессии и написать свой «Реквием»:«В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):
- А это Вы можете описать? И я сказала:
- Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом».
«Ты сын и ужас мой» - в тюрьму посадили сына Ахматовой и Гумилева, Льва, о судьбе которого мы расскажем в отдельном очерке. Лев Николаевич многое вытерпел из-за того, что он был сыном Гумилева и Ахматовой. Но стал выдающимся ученым. Детство его прошло в Бежецке.
Муж в могиле, сын в тюрьме Помолитесь обо мне.
С началом Великой Отечественной войны Ахматова как бы отодвигает в сторону и свою боль и обиду, как это делали тогда миллионы простых русских людей и шли воевать.
В декабре 1986 года сын Ахматовой Лев Николаевич Гумилев, доктор исторических наук, один из самых ярких и оригинальных мыслителей XX века, на выступлении в Центральном доме литераторов в Москве сказал в своем сообщении «Историко-географическая связь ландшафта Бежецкого края с литературным творчеством», что бежецкие места особенные, что «этот якобы скучный ландшафт, очень приятный и необременительный, эти луга, покрытые цветами, васильки во ржи, незабудки у водоемов, желтые купальницы - они некрасивые цветы, но они очень идут этому ландшафту. Они незаметны, и они освобождают человеческую душу, которой человек творит, они дают возможность того сосредоточения, которое необходимо для того, чтобы отвлечься на избранную тему... Потому что именно там можно было переключиться на что угодно. Ничто не отвлекало. Все было привычно, и потому - прекрасно. Это - прямое влияние ландшафта... Гумилев продолжил далее, что именно впечатление от бежецкого ландшафта, точнее от слепневского, «дало возможность моим родителям сосредоточиться на том, что их интересовало...»
Так что и подлинная жизнь России, и ландшафт, и сам воздух этих мест, в котором безусловно есть повышенное содержание творческой энергии, позволили Ахматовой раскрыться здесь в полную силу таланта.
В 1916 году Ахматова в Слепневе пишет стихотворение, в котором и Бежецк присутствует, и большак в сторону Красного Холма, и таинственное пророчество на будущее Льва Николаевича Гумилева…
Даже если вся ситуация - это сочиненная картина, то все равно, слово подлинного поэта имеет особую силу, и «Будет сын твой и жив и здоров!» помогало в жизни Льву Николаевичу. Он прожил долгую жизнь. Четыре раза арестовывали его и давали разные сроки - но это другое. А, может быть, и вправду был некий странник, сказавший что-то обнадеживающее Ахматовой...
перебралась в Царское Село. Там Анна прожила до шестнадцати лет. В 1905 году после развода родителей мать с детьми переехала в Евпаторию. Гимназию Ахматова окончила в Киеве. В 1903 году познакомилась с Николаем Гумилевым. Обвенчались они в Киеве в 1910 году.
Первый брак продолжался до 1918 года. Второй раз Ахматова вышла замуж за ученого-востоковеда Вольдемара Казимировича Шилейко. Брак был кратковременным - всего три года. Затем ее мужем будет Н. Н. Пунин, они расстанутся в 30-е годы.
Стихи Ахматова начала писать в 11 лет. В 1912 году вышла ее первая книга - «Вечер». К этому времени она уже подписывалась псевдонимом Ахматова - по фамилии бабушки-татарки. Успех первой книги оказался головокружительным. Молодая жена Гумилева мгновенно превратилась в восходящую звезду петербургских салонов. Пленительная женщина с тонким вкусом, с глубоким взглядом, с выразительным голосом... И главное - все это в сочетании с оригинальным поэтическим даром. У нее появляется много почитателей. Ей посвящают стихи, на ее стихи сочиняют музыку. Выдающиеся художники пишут ее портреты: А. Модильяни, Н. Альтман, К. Петров-Водкин, М. Сарьян, Ю. Анненков.
Ахматова прошла долгий и сложный путь в творчестве. Ее «классический» стих удивительным образом только закалялся в модернистской разноголосице начала века. Славу ей, конечно, принесла любовная лирика, поэтому и называли Ахматову «Сафо XX века». Сафо жила в VI веке до нашей эры. Она писала такие замечательные любовные стихи, что благодарные сограждане отчеканили ее изображение на монетах.
Но надо сказать, что диапазон тем и мотивов поэзии Ахматовой со временем значительно расширился. И справедливо ее творчество олицетворяет в глазах читателей прочную связь с русской классикой, всеобъемлющей и глубокой. Классическая строгость ее стихов, их ясность, лапидарность, редкое чувство гармонии, заставляющее вспоминать классику от античности до Пушкина, ставят Ахматову в число выдающихся поэтов XX века.
В 60-е годы к Ахматовой пришла мировая слава. Правда, Анна Андреевна уже к этому времени была тяжело больна, перенесла четыре инфаркта. Но она нашла в себе силы и поехала в 1964 году в Италию, где ей вручили литературную премию «Этна-Таормина». На следующий год Оксфордский университет в Англии присвоил Ахматовой степень почетного доктора. «Я счастлива, - писала она, - что жила в эти годы и видела события, которым не было равных».
Что осталось на бежецкой земле из того, что было свидетелем жизни и вдохновения Ахматовой?
Самое прекрасное в Бежецком районе, связанное с Ахматовой, - это то, что Лев Николаевич Гумилев называл ландшафтом. Но к нему надо прибавить еще нечто такое, что присутствует в воздухе, пока идешь пешком от Градниц до Слепнева. Где родились стихи, там они присутствуют вечно. Не только там, но там - в особенности.
Остался в целости и сохранности слепневский дом, теперь он стоит в Градницах и называется Дом поэтов. Об истории этого дома написано в очерке о Гумилеве. Надо только сказать, что в Градницах дом собрали и поставили точь-в-точь, как он стоял в Слепневе. Так что это не новодел.
Для меня в этой строчке Ахматовой - «Была с тобой мне сладостна земля!» - вся суть их отношений с Гумилевым. Конечно, это была глубокая любовь, хотя двум поэтам очень трудно создать семью и сохранить семью на всю жизнь. Но эти слова - как клятва в любви. Люди клянутся хлебом, клянутся землей. И именно слепневская земля стала первоистоком вообще земли, которая сладостна в любви поэта.
Даже много позже, в конце 70-х - начале 80-х придумывали сверху какую-то чушь, мол, потому нельзя проводить никаких литературных мероприятий, связанных с Ахматовой, о Гумилеве тогда вообще не могло быть речи, что в Бежецком районе есть военные секретные объекты, а почитатели Ахматовой приедут отовсюду, иностранцы ее любят, захотят приехать - а объекты-то секретные, нельзя сюда никому приезжать. От греха подальше.
Первые неофициальные Ахматовские чтения проводились в Градницах 27 июня 1982 года. Художник Н. А. Родин запечатлен на фото это событие. Было человек десять-двенадцать. Из Москвы, Ленинграда, с Украины, кажется, кто-то из Казахстана, из Бежецка. Основным организатором был Михаил Кралин, который тогда уехал на год из Питера и жил в Градницах, писал книгу об Ахматовой или материал собирал. Тогда пешком обошли все окрестности. Побывали и в Слепневе, и в Горнях, где доживала свой век Надежда Ивановна Привалова, сторожил Слепнева, которая еще помнила, как Ахматова - «барыня» - угощала ребятню конфетами. Каких-то особых деталей Привалова уже не говорила, но помнила, что барыня была красивая и добрая.
Сохранился в Бежецке дом, в котором жили Лев Гумилев с бабушкой и куда приезжала в 20-е годы к сыну Ахматова - улица Чудова, дом 68/14.
совета, князю Михаилу Ивановичу Хилкову. Его портрет есть на знаменитой картине Репина «Заседание Государственного совета».
В Слепневе до революции было 50 дворов. Перед парадным крыльцом барского дома стоял дуб. Дуб сохранился до сих пор. Огромный, сильный, старый дуб. Одно время на слепневском холме поставили знак с надписью: моем тверском уединенье», «Тверская скудная земля», которая памятна поэту до боли, «И те неяркие просторы,/ Где даже голос ветра слаб,/ И осуждающие взоры Спокойных загорелых баб». Именно в Слепневе она встретила великую трагедию русского народа - начало Первой мировой войны, и именно народный строй миропонимания подсказал ей евангельские образы для передачи и общего горя, и народной веры в избранничество России: «Богородица белый расстелет/ Над скорбями великими плат», «Ранят тело твое пресвятое,/ Мечут жребий о ризах твоих». Молебны о дожде в засуху в церквях Тверского края, сладкий запах можжевельника от горящих лесов в июле 1914 года, стоны женщин, ставших отныне солдатками и провожающих любимых и сыновей на войну, - они еще не стали вдовами, но «Вдовий плач по деревне звенит» - такую Россию подарила Анне Ахматовой бежецкая земля.
И еще со Слепневым связан образ сына - «Буду тихо на погосте Под доской дубовой спать...» - «Через речку и по горке, так что взрослым не догнать, Издалека, мальчик зоркий,/ Будешь крест мой узнавать. Знаю, милый, можешь мало / Обо мне припоминать: Не бранила, не ласкала,/ Не водила причащать». С Бежецком и сыном связано одно одно из самых трагических и зашифрованных стихотворений Анны Ахматовой - «Бежецк». Оно написано 26 декабря по старому стилю 1921 года, в первое Рождество после расстрела Гумилева, которое Ахматова встречает в Бежецке с сыном и матерью расстрелянного.
1911 год. А. Ахматова
(вторая справа) в Слепневе.
Надгробие на могиле А. Ахматовой
в Комарове под Санкт-Петербургом.