Звезда. - 2005. - № 5. - С. 190-203.
О завещании А. А. Ахматовой
После смерти Анны Андреевны Ахматовой было известно, что она оставила завещание в пользу Ирины Николаевны Пуниной. Оно хранилось в третьей нотариальной конторе г. Ленинграда, но при обращении туда выяснилось, что его "никогда не существовало". Только через тридцать лет нам удалось обнаружить это завещание в архиве, куда оно поступило спустя десятилетия из той же нотариальной конторы.
Поводом для размышлений о судьбе завещания А. А. Ахматовой послужила вышедшая в 1989 году книга А. Г. Наймана "Рассказы о Анне Ахматовой" 1. В ней он изложил свою точку зрения на мотивы и историю возникновения завещания А. А. Ахматовой в пользу И. Н. Пуниной. А. Г. Найман подробно описал, как происходила отмена этого документа при его непосредственном участии. Но задолго до выхода книги он сам давал свидетельские показания на суде, где описывал те же события - совершенно по-другому.
Анна Андреевна Ахматова прожила с моей мамой Ириной Николаевной Пуниной под одной крышей больше сорока лет 2, переехав в 1924 году в Фонтанный дом к Николаю Николаевичу Пунину, когда его дочери Ире Пуниной едва исполнилось три года. С этого времени и до конца своих дней, с перерывом на эвакуацию, Анна Андреевна прожила с нами. В те редкие моменты, когда мы расставались, возникала ничем не омрачаемая на протяжении всей жизни переписка. Частично она опубликована 3. Стихам из журнала, подаренного Ирине Николаевне за полгода до смерти Анны Андреевны, предпослана надпись: "Ирине Пуниной от спутницы всей ее жизни. 15 сент. 1965 г. Будка" 4.
После смерти Анны Андреевны весь архив оставался в нашем доме, и, естественно, встал вопрос о его судьбе.
Было несколько организаций, достойных принять его на хранение: Пушкинский Дом (ИРЛИ), Публичная библиотека (ГПБ, теперь РНБ) и ЦГАЛИ.
Лев Николаевич Гумилев не хотел брать из архива матери ничего, единственное, о чем он просил, это чтобы мы как можно скорее сдали весь архив на государственное хранение, тем самым сняв с себя и с него "ответственность".
В то же время некоторые знакомые сочли возможным просить у мамы материалы из архива Ахматовой 5 в свое личное пользование. Так, Н. Я. Мандельштам 9 марта, накануне похорон Анны Андреевны, просила отдать ей все записные книжки. Чуть позже Э. Г. Герштейн прислала письмо, где извещала, что будет заниматься пушкинскими работами Анны Андреевны и ей необходимо получить от нас все варианты рукописей. Л. К. Чуковская просила передать ей все материалы, касающиеся "Поэмы без героя" и некоторых неопубликованных стихотворений. Н. И. Харджиев настаивал, чтобы мы отдали все заметки о Мандельштаме и Модильяни; молодые люди, появившиеся в нашем доме в последние три-четыре года жизни Анны Андреевны, тоже претендовали, кто - на записные книжки, кто - на фотографии 6.
И. Н. Пунина считала необходимым прежде всего сохранить архив Анны Андреевны, составить его опись, передать на государственное хранение и открыть его для специалистов 7.
В конце июня шестьдесят шестого года состоялось первое заседание комиссии по литературному наследию А. А. Ахматовой, где все склонялись к передаче архива в Пушкинский Дом. После знакомства с условиями хранения и режимом пользования рукописей там, Ириной Николаевной и Львом Николаевичем был сделан выбор в пользу Публичной библиотеки.
Начиная с этого времени, с согласия Л. Н. Гумилева, у нас дома работали сотрудники ГПБ составляя предварительную опись. По истечении шести месяцев, введенный в наследственные права 8, Л. Н. Гумилев был у нас дома и в присутствии заведующего Рукописным отделом ГПБ подтвердил свое согласие на передачу архива в ГПБ. Через несколько недель архив начали передавать.
Ирина Николаевна знала об особом отношении Анны Андреевны к ЦГАЛИ - Центральному государственному архиву литературы и искусства (теперь РГАЛИ). Эти отношения с архивом возникли еще до войны, когда Анна Андреевна продала некоторые архивные материалы В. Д. Бонч-Бруевичу в Литературный музей в Москве. В 1941 году часть его коллекции была включена во вновь созданный тогда ЦГАЛИ. В начале 1964 года Анна Андреевна посетила этот архив и была приятно удивлена, что материалы, которые она когда-то продала В. Д. Бонч-Бруевичу, сохранились и на их основе создан ее личный фонд 9. В память о своем визите Анна Андреевна подарила сотрудникам свою фотографию и сделала надпись: "Милым цгалийцам на память об Ахматовой. Я - у вас <.> Анна Ахматова <.> 14 янв<аря> 1964 <,>Москва" 10.
Незадолго до своей кончины, в октябре 1965 года Анна Андреевна, уезжая в Москву, отдала свои записные книжки Ирине Николаевне Пуниной. На одной из них есть надпись: "После моей смерти прошу передать эту тетрадь в Цент<ральный> Литературный Музей в Москве. Анна Ахматова" 11. Эта единственная распорядительная запись послужила основанием для передачи И. Н. Пуниной части хранившихся у нее материалов в ЦГАЛИ.
Среди людей, которые разделяли нашу точку зрения, был Юлиан Григорьевич Оксман 12, полностью поддерживавший передачу архива Анны Андреевны в Публичную библиотеку и ЦГАЛИ.
Спустя год после смерти Анны Андреевны, 5 марта 1967 года, Юлиан Григорьевич писал И. Н. Пуниной: "Прошел ровно месяц как я побывал у Вас в Ленинграде. Те впечатления, которые я вынес от всего того, что я видел и слышал у Вас, на расстоянии еще более окрепли Всегда буду рад быть полезным Вам обоим. Мечтаю о том, что летом могу быть в Ленинграде и поговорить с Вами всласть. В Москве я пытаюсь по мере сил защищать Ваши позиции в борьбе за Ваши права на архив Анны Андреевны. Продолжаю утверждать, что интересы русской культуры в данном случае совпали с Вашими интересами, а не с абстракциями Льва Николаевича и его наивных адвокатов. Недавно опять выдержал большой бой за Вас с Лидией Корнеевной, которая только из свойственного ей упрямства противопоставляет моей логике свои эмоции, возникшие под влиянием некоторых ленинградцев" 13.
То, что мы не отдали никому ни одной работы Анны Андреевны до передачи на государственное хранение, породило нелепые слухи о торговле ее архивом и продаже его за границу. С тех пор прошло больше тридцати лет, а слухи так и остались слухами 14. А тогда они послужили причиной ссоры с нами Л. Н. Гумилева, который совместно с Пушкинским Домом обратился в Ждановский суд Ленинграда. Под давлением "доброжелателей" возник судебный процесс, тянувшийся несколько лет.
Из воспоминаний А. И. Лукьянова, работавшего тогда в Президиуме Верховного Совета СССР, видно, что Л. Н. Гумилев обратился с просьбой оказать давление на суд 15. Азарт, с которым люди вовлекались в возникший спор, поистине удивителен.
На суде неожиданно выяснилось, что А. Г. Найман был в курсе отмены завещания, составленного А. А. Ахматовой в пользу И. Н. Пуниной. В течение нескольких лет мы пытались разыскать документы, связанные с завещанием Анны Андреевны и его отменой. В конце 1996 года они стали для нас доступны. Мы публикуем их, а также некоторые семейные записи и воспоминания, касающиеся событий того времени. Все это - результат совместной работы Ирины Николаевны Пуниной, моего мужа Леонида Александровича Зыкова и моей. Обращаясь к этим документам, мы ни в коем случае не стремимся к тому, чтобы пересматривать или оспаривать их юридическую силу, но, обнаружив их в архивах, считаем необходимым опубликовать. Новые материалы о жизни и творчестве А. А. Ахматовой в той или иной мере возвращают нас к уже известным фактам, дополняя наши представления о поэте и его жизни, иногда принуждая нас пересмотреть устоявшееся мнение.
"Осенью 55 года Анна Андреевна, перед отъездом в Москву, спросила меня, могу ли я поехать с ней по делам. В мой свободный от лекций день заказали такси, и тут Акума 16 сказала, что мы поедем к нотариусу, чтобы сделать завещание.
Последнее время она была бодра, спокойна и достаточно хорошо себя чувствовала, было ощущение, что вот-вот вернется Лева, нам казалось, что самое страшное позади. Мне не приходили в голову никакие мрачные мысли, и я очень удивилась ее намерению. Нотариальная контора находилась недалеко от нашего дома, на улице Моисеенко. Акума подала в окошечко наши паспорта. После объяснения ее желания, мой - вернули, а с ее паспортом из-за перегородки вышел нотариус с рябым, обожженным лицом 17, еще раз выслушал ее и ушел за перегородку. Мы с ней довольно долго ждали, сидели у окна. Немолодая женщина - другой нотариус - напечатала на машинке стандартный текст. После оформления второй экземпляр завещания нотариус отдал Акуме. Она спрятала его в "мифку" - так она называла свою сумочку. Когда мы приехали домой, Акума дала мне прочитать завещание <весь текст напечатан на машинке> 18:
ЗАВЕЩАНИЕ
"Город Ленинград, тысяча девятьсот пятьдесят пятого года, сентября месяца, двадцатого дня.
Я, нижеподписавшаяся, АХМАТОВА Анна Андреевна, проживающая в городе Ленинграде по улице Красной Конницы, дом № 4, квартира № 3, настоящим завещанием делаю следующее распоряжение:
Все имущество, которое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, где бы таковое ни находилось и в чем бы оно ни заключалось, наличные деньги, ценности, облигации Госзаймов, и причитающиеся мне гонорары от издательств, я завещаю в полную собственность ПУНИНОЙ Ирине Николаевне.
Ст. 422 ГК РСФСР мне известна 19.
Настоящее завещание составлено и подписано в двух экземплярах, из которых первый экземпляр хранится в делах Нотариальной конторы, а второй выдается на руки
<Подпись рукой Ахматовой:> Ахматова Анна Андреевна".
Под этим основным текстом стоит штамп с пропусками, заполненными от руки:
"1955 г. сентября 20 дня Настоящее завещание нотариально удостоверено мною Алексеевой М. 3.
Государственным Нотариусом 3 Ленинградской Нотариальной конторы от имени гр. Ахматовой Анны Андреевны.
Самоличность, правоспособность и дееспособность завещателя проверены. Завещание подписано завещателем в моем, Нотариуса присутствии собственноручно.
Взыскано марками 10 рублей госпошлины из коих ____ руб. за составление проекта завещания и 10 руб. за удостоверение. ПО РЕЕСТРУ № 27-25727
Нотариус <подпись> 20
< Гербовая печать. >
Это завещание было составлено 20 сентября 1955 года, за семь месяцев до освобождения Льва Николаевича Гумилева (15 мая 1956 года), и сохраняло свою силу на протяжении последующих десяти лет.
Через несколько дней после похорон Анны Андреевны, 14 марта 1966 года, И. Н. Пунина и Л. Н. Гумилев вместе пришли в нотариальную контору на ул. Моисеенко, где, как они были уверены, хранилось завещание А. А. Ахматовой в пользу И. Н. Пуниной. В нотариальной конторе тот же нотариус с обожженным лицом, посмотрев в книгах, сообщил, что никакого завещания А. А. Ахматовой в его конторе нет и никогда не было и что если бы Ахматова приходила и сделала завещание, то он, несомненно, помнил бы. Пунина и Гумилев ушли из нотариальной конторы в недоумении. О том, что завещание в пользу Пуниной отменено, в тот момент не знали ни она, ни сын.
В соответствии с тогдашним порядком было подано заявление о розыске завещания в Ленинградский городской суд. Вот ответ, датированный 26 марта 1966 года, т. е. через 20 дней после смерти Анны Андреевны:
"На Ваше заявление в отношении розыска завещания от имени Ахматовой Анны Андреевны сообщаю, что названное завещание в нотариальных конторах Ленинграда не обнаружено. Заместитель Председателя Ленгорсуда. Исакова" 21.
Л. Н. Гумилев, являясь после смерти своей матери единственным наследником по закону, первые восемь месяцев считал И. Н. Пунину имеющей право на передачу архива наравне с собой и не возражал против передачи нами материалов в ГПБ и ЦГАЛИ Но 21 ноября 1966 года, т. е. через восемь месяцев после смерти Анны Андреевны, неожиданно для нас Пушкинский Дом и Л. Н. Гумилев в качестве третьего лица обратились с исковым заявлением в Ждановский районный суд Ленинграда и потребовали перевода архива Анны Андреевны из Публичной библиотеки и ЦГАЛИ в Пушкинский Дом.
Однако перевод архива из одного учреждения в другое не входил в компетенцию суда, это дело уже арбитража, поэтому истцам - Л. Н. Гумилеву и Пушкинскому дому - в первой инстанции было отказано в приеме заявления 22.
Моя мама прожила вместе с Анной Андреевной сорок лет, я - со дня своего рождения и до смерти Ахматовой - двадцать пять. Мы составляем одну семью. Теперь Л. Н. Гумилеву пришлось снизить свои претензии до бытового уровня и доказывать в суде, что Пунина и Каминская - чужие люди, случайные соседи по квартире. Дело, начатое в районном суде в ноябре 1966 года, дошло до Верховного суда, где 3 июня 1969 года в удовлетворении иска Л. Н. Гумилеву так же было отказано 23.
По существу, Верховный суд повторил определение районного суда. Сын оставался единственным наследником, эти права никто и нигде не оспаривал. Действия И. Н. Пуниной в отношении архива были признаны правомерными. Архив был оставлен в Публичной библиотеке и ЦГАЛИ - там, куда его передала И. Н. Пунина.
На стороне Л. Н. Гумилева в суде выступал "свидетель Найман Анатолий Генрихович, 1936 г. р., член союза писателей" 24.
По традиционному порядку перед началом показаний свидетель был предупрежден по ст. ст. 181 и 182 УК РСФСР 25.
Во время судебного заседания адвокат ответчиков Б. Н. Крейнин задал ему вопрос:
"Известно ли Найману содержание уничтоженного завещания Ахматовой и при каких обстоятельствах оно было уничтожено?" 26
В протоколе судебного заседания от 13 февраля 1969 года записан ответ А. Г Наймана:
"Ахматова мне говорила, что когда ее сын находился в заключении, что у нее тогда не было законных наследников и чтобы ее литературное наследство не оказалось бесхозным, она и составила завещание на имя Пуниной. Когда вернулся Гумилев, и изменились обстоятельства, Ахматова при мне разорвала завещание. Однако необходимо было ликвидировать это завещание и в нотариальной конторе. Об этом Ахматова часто заводила разговор. В конце апреля 1965 г. Ахматова попросила меня поехать с ней в нотариальную контору, чтобы ликвидировать завещание. Мы отправились в нотариальную контору на ул. Моисеенко Мы поднялись на III этаж. Ахматова заявила нотариусу, что она хочет ликвидировать завещание. Нотариус сказал, чтобы ликвидировать завещание, необходимо написать новое заявление, где следует указать, что старое завещание не имеет силы. Ахматовой написано это и новое заявление было наложено над старым завещанием".
Далее сказано, что на вопрос адвоката Крейнина А. Г. Найман ответил следующее: "В нотариальной конторе нам выдали бланк, на котором нужно было написать отказ от завещания. Я не видел, что она писала в этом бланке, но подпись была учинена Ахматовой при мне. Я отлучался <разрядка наша. - А. К.> в то время, когда она писала в бланке, но подпись она сделала при мне <курсив наш. - А. К>. При мне нового завещания, при мне <так в протоколе. - А. К.> сделано не было. При этой процедуре присутствовали работники нотариальной конторы - мужчина и женщина. У мужчины было обожженное лицо" 27.
Таким образом, в своих показаниях А. Г. Найман определенно заявил, что для написания документа об отказе от завещания "нам выдали бланк" и что он, Найман, "не видел, что она писала в этом бланке" (т. е. заявлении об отмене завещания!, поскольку он в это время "отлучался". Всему этому можно было бы поверить, если бы в архиве не сохранилось это заявление, написанное рукой А. Г. Наймана! Зачем А. Г. Найману понадобилось скрыть от суда такую на первый взгляд безобидную деталь, как то, что заявление было написано им самим? Почему он не захотел сказать суду правду?
Эти показания давались суду через неполных четыре года после отмены завещания, т. е. когда в памяти еще сохранялись эти события, и то, что А. Г. Найман отказался сказать правду суду, удивляет, тем более, что он был предупрежден об уголовной ответственности за дачу ложных показаний.
Спустя двадцать лет, в 1989 году, к столетию А. А. Ахматовой вышла уже упоминавшаяся книга воспоминаний А. Г. Наймана 28. В ней автор, почти в самом начале, подробно сообщает читателю о своем участии в ликвидации завещания А. А. Ахматовой. Этот рассказ вступает в противоречие с его собственными показаниями в суде. Для сравнения приведем этот фрагмент полностью:
"В последние годы двое-трое из близких к ней <к А. А. Ахматовой - А. К.> людей очень осторожно, не впрямую, заводили с ней разговор о завещании. Дело заключалось в том, что, когда ее сын Л. Н. Гумилев был в лагере, Ахматова, чтобы после смерти, как она выражалась, "за барахлом не явилось домоуправление", составила завещание в пользу Пуниной. После освобождения сына она сделала запись (в одной из своих тетрадей и на отдельном листе бумаги) об отмене прежнего завещания, что автоматически означало, что ее единственным наследником становится сын. Эта запись, однако, не была заверена нотариусом. Она спросила меня, что я об этом думаю. Я ответил, что, по-моему, она не должна оставлять в каком бы то ни было виде завещания, направленного против сына. < курсив наш. - А. К>. 29 апреля 1965 года в конце дня она вдруг сказала: "Давайте вызовем такси, поедем в нотариальную контору". Тогда она жила уже на Ленина, контора находилась на Моисеенко, недалеко от Красной Конницы. Оказался очень высокий третий этаж, крутая лестница. Такие подъемы были противопоказаны ее послеинфарктному сердцу, я предложил вернуться и вызвать нотариуса домой на час, когда никого в квартире не будет Она начала медленно подниматься. В конторе было пусто, кажется, еще один посетитель. Она грузно опустилась на стул. Я попросил нотариуса выйти из-за перегородки. У него оказалось обожженное лицо и руки, блестящая натянутая кожа. Ахматова сказала: "Я разрушаю прежнее свое завещание". Он объяснил, что это надо сделать письменно. Она почти простонала: "У меня нет сил много писать". Договорились, что он продиктует, я напишу, а она подпишет. Так и сделали <курсив наш. - А. К>. На лестнице она или я что-то сказали про Диккенса. А когда вышли на улицу, она с тоской произнесла: "О каком наследстве можно говорить? Взять под мышку рисунок Моди и уйти" 29.
Итак, согласно опубликованным воспоминаниям, оказывается, что А. Г. Найман под диктовку нотариуса своей рукой написал заявление об отмене завещания, а А. А. Ахматова только поставила свою подпись. А как же показания А. Г. Наймана на судебном заседании, когда он сказал, что он выходил и не видел, что она писала в заявлении об отмене завещания, и где ответственность за эти показания? Кстати в воспоминаниях ни слова нет о бланке. Зачем на суде А. Г. Найману понадобилось так упорно повторять это слово?
Что заставило А. Г. Наймана написать в книге, что отмена завещания была написана его рукой, и тем самым пойти против своих же показаний на судебном заседании?
Две совершенно различные версии одного и того же события, высказанные А. Г. Найманом на суде и в книге, заставили нас обратиться к поискам отмененного завещания и более внимательно рассмотреть некоторые факты.
В своей книге А. Г. Найман пытается внушить мысль, что завещание в пользу И. Н. Пуниной было составлено потому лишь, что Л. Н. Гумилев был в лагере.
Да, завещание было составлено, когда Л. Н. Гумилев был в лагере, но не сразу после его ареста в 1949 году, а лишь через шесть лет, в 1955-м, когда были сданы все необходимые документы в прокуратуру для его освобождения, и за восемь месяцев до его возвращения 30.
А Г. Найман "вспоминает" о событиях, случившихся за несколько лет до его знакомства с А. А. Ахматовой, тасуя факты и события, но даты говорят сами за себя. Сопоставим их:
26 августа 1949 года - арест Н. Н. Пунина в Фонтанном доме;
6 ноября 1949 года - арест Л. Н. Гумилева в Фонтанном доме; 31
21 августа 1953 года - смерть Н. Н. Пунина в сталинском лагере;
20 сентября 1955 года - составлено завещание А. А. Ахматовой на имя И. Н. Пуниной;
15 мая 1956 года - Л. Н. Гумилев вернулся из заключения 32 и жил с нами в течение года на ул. Красной Конницы;
29 апреля 1965 года - дата на заявлении об отмене завещания в пользу И. Н Пуниной.
Из сопоставления реальных дат получается, что в течение шести лет, пока Л. Н. Гумилев был в лагере, А. А. Ахматова не думала о завещании, но сделала его, когда появилась реальная надежда на освобождение сына. Завещание существовало в течение нескольких последних месяцев заключения Л. Н. Гумилева, и затем еще девять лет после его освобождения. А. А. Ахматова сохраняет свое завещание на имя И. Н. Пуниной в силе, "пока двое-трое из близких", по словам автора воспоминаний, не оказали на нее "влияние".
Далее А. Г. Найман пишет: "Ахматова, чтобы после смерти, как она выражалась, "за барахлом не явилось домоуправление", составила завещание в пользу Пуниной" Но завещание было составлено в 1955 году, когда мы жили уже на улицe Красной Конницы, выехав из трагического для нас Фонтанного дома. Литфонд выделил Анне Андреевне одну из казенных дач в Комарово - "Будку". Была хрущевская "оттепель". Все, кто остался жив, возвращались из сталинских застенков. Зловещая тень управдома осталась в Фонтанном доме и постепенно уходила в прошлое, так что, очевидно, была другая причина для составления Анной Андреевной ее завещания.
"сделала запись (в одной из своих тетрадей и на отдельном листе бумаги) об отмене прежнего завещания, что автоматически означало, что ее единственным наследником становится сын. Эта запись, однако, не была заверена нотариусом. Она спросила меня, что я об этом думаю. Я ответил..."
Однако таких записей нигде не обнаружено - ни на отдельных листочках, ни в записных книжках, ныне опубликованных 33. Признаться, выдумка эта остроумна: на утверждение, что этих записей не было, легко возразить, что записи уничтожили. Кроме того, не стоит забывать также, что в молодости Анна Андреевна училась на юридических курсах и достаточно хорошо разбиралась в своих делах.
Совершенно неожиданной представляется описанная А. Г. Найманом в этом фрагменте воспоминаний реакция Анны Андреевны на его слова о том, что "она не должна оставлять завещания, направленного против сына": "Она тотчас взорвалась, закричала о лжедрузьях, о нищей старухе. Через несколько дней опять заговорила на эту тему: сцена повторилась. И еще раз". Кажется, она должна была бы согласиться с предложением А. Г. Наймана, но нет, она "взрывается" и говорит о лжедрузьях. Почему? Что такое сказал А. Г. Найман?
Описывая события отмены завещания, А. Г. Найман приводит прямую речь А. А. Ахматовой: "У меня нет сил много писать". Речь идет о написании тринадцати строчек заявления. Это, по словам А. Г. Наймана, происходит 29 апреля, а 28 апреля Анна Андреевна пишет в своей "Записной книжке": "Делаюсь человеком только, когда у меня перо в руках. Так раньше не было" 34. А в день "похода" - 29 апреля - в записной книжке делает запись на трех с лишним листах.
Отменить завещание, если бы Анна Андреевна этого хотела, было очень просто, нужно было только доехать до нотариальной конторы. Безусловно, последние годы Анна Андреевна ходила с трудом, но раньше, когда вернулся сын, в середине пятидесятых годов она свободно ездила не только по городу, но и в Комарово на поезде, и тогда для нее это не составило бы проблемы. В шестидесятые годы Анна Андреевна была слаба физически, но никогда не была жалкой старухой. Она сама говорила о себе: "Я еще пожелезнее тех" и "Я - танк".
В книге А. Г. Наймана "Рассказы о Анне Ахматовой" в одной фразе одновременно присутствуют реальное событие, двусмысленный намек, домысел и поэтическая фантазия. Объединяя все вместе в один временной узел, он создает у читателя иллюзию того, что он всегда был рядом с А. А. Ахматовой.
Лишь во второй половине 1990-х годов нам удалось разыскать документы, связанные с завещанием и его отменой. Теперь они хранятся в Центральном нотариальном архиве Санкт-Петербурга 35. Текст завещания нами приведен в начале, однако на экземпляре завещания, хранящемся в архиве, поверх основного текста наискосок крупным почерком написано: "Отменено заявлением от 29. 04. 65 г.". Штампик: "Нотариус <подпись неразборчива>". Круглая гербовая печать: "Верховный Суд РСФСР, третья ленинградская Государственная Нотариальная контора". (Почему его не нашел нотариус тогда, в траурном марте шестьдесят шестого?) К завещанию сверху подшито заявление. Не "бланк", как об этом сообщил на суде А. Г Найман, а ординарный листок из тетради в линейку, несколько меньше школьного формата. Бумага потерта, с небрежным обрывом, находящимся непривычно с правой стороны. На обороте штампик: в "... настоящем документе 2 листа, нотариус...": <подпись неразборчива> и круглая гербовая печать: "Верховный Суд РСФСР, третья ленинградская Государственная Нотариальная контора". Это и есть то самое заявление, отменившее завещание, о котором вел речь А. Г. Найман на суде и в книге.
Вот его текст, написанный рукой А. Г. Наймана лиловыми чернилами:
"В третью Ленинградскую нотариальную контору
От гр-ки Ахматовой Анны Андреевны, проживающей в г. Ленинграде, ул. Ленина д. 34 кв. 23<.>
Заявление
Удостоверенное от моего имени в третьей Ленинградской городской нотариальной конторе 20 сентября 1955 года по реестру № 21-25727 завещание настоящим заявлением отменяю.
29 апреля 1965 г.".
Далее подпись рукой А. А. Ахматовой лиловыми чернилами, отличающимися от предыдущих:
"А. Ахматова".
Далее другим почерком синими чернилами:
"Подпись учинена Ахматовой А. А. в присутствии нотариуса. Личность проверена по паспорту: ХХХII-ПС № 6662279, выд. 39 о/м г. Л-да 14. III. 52 г. б/с. 29 04. 65 г. <подпись неразборчива>"
Через три последние строки наискосок оттиснут еле видный штампик: "Нотариус" 36. Имя нотариуса не раскрыто.
В своей записи нотариус сделал две существенные ошибки:
1. В номере паспорта Анны Андреевны прибавлена лишняя седьмая цифра (шестерка - написана три раза вместо двух);
Именно об этом заявлении А. Г. Найман пишет, вспоминая свое участие в ликвидации завещания А. А. Ахматовой в пользу И. Н. Пуниной: "Договорились, что он <нотариус - А. К> продиктует, я <А. Г. Найман. - А. К> напишу, а она <А. А. Ахматова. - А. К> подпишет. Так и сделали" 38.
Этот документ "от имени гр-ки Ахматовой" написан рукой Анатолия Наймана, и только краткая подпись "А. Ахматова" сделана ею, даже дата - написана А. Г. Найманом.
А. А. Ахматова нередко давала чистые листы со своей подписью, они могли быть как с датой, так и без нее, для разных заявлений и доверенностей. В архиве И. Н Пуниной сохранилось более полудюжины таких чистых листков с разными вариантами подписи Анны Андреевны, на одном из них стоит дата: "31 мая 1965", т. е. он дан накануне отъезда Анны Андреевны в Англию, спустя месяц после даты, стоящей на отмене завещания. Это говорит о доверии, которое по-прежнему сохранялось к И. Н. Пуниной.
А. Г. Найман пишет, что у А. А. Ахматовой "нет сил много писать", но она в это время не была немощным человеком, она только что вернулась из Италии, побывала в Москве на съезде писателей, и ей еще предстояло совершить путешествие в Англию, Францию, а лето провести в Комарово.
попросила молодого человека - А. Г Наймана - за себя написать основной текст, лишь подписав этот неряшливый листок. Еще менее вероятно, что она принесла с собой этот вырванный из тетради листок для оформления столь важного документа. Зная характер Анны Андреевны, трудно поверить в это. Или нотариус предложил такой листок?
В судебных показаниях А. Г. Найман говорил, что он "отлучался", тогда как текст заявления написан его рукой. Он трижды повторил слово "бланк": "нам выдали бланк", "я не видел, что она писала в этом бланке", "когда она писала в бланке" Это исключает возможность того, что слово "бланк" возникло в результате описки стенографистки. Почему А. Г. Найману понадобилось говорить на суде о бланке, ведь он как никто другой знал о тетрадном листке?
Но документ говорит сам за себя. Он написан рукой А. Г. Наймана и не на бланке. У этого документа три автора и каждый из них пользовался разными чернилами. Запись А. Г. Наймана сделана лиловыми, но их цвет отличается от лилового цвета чернил, которыми сделана подпись А. А. Ахматовой, что видно невооруженным глазом. У нотариуса - синие.
По контрасту с завещанием 1955 года, оформленным согласно принятым нормам, заявление поражает своим видом: неаккуратный тетрадный листок, на котором явно не хватило места для нормального расположения нужных записей, из-за этого теснящаяся до самого нижнего края листа запись нотариуса полна сокращений и переносов (даже в фамилии Ахматовой). Как будто бы завещание и заявление оформлены не в одной нотариальной конторе.
14 марта 1966 года тот же нотариус с обожженным лицом, который оформил отмену завещания А. А Ахматовой, выдавая копию свидетельства о смерти А. А. Ахматовой, не забыл вписать значительно менее ответственную операцию в реестр под № 8871, а также не забыл взять за нее 20 копеек госпошлины. Весь документ напечатан на машинке, на стандартном листе, в нижней части которого отпечатан штамп нотариальной конторы, где в соответствующем месте оттиснут личный штамп с фамилией: "Крючков С. К." 39.
* * *
Заявление об отмене завещания датировано 29 апреля 1965 года. Интересно проследить, и для этого есть возможность, чем был заполнен этот день в жизни Анны Андреевны. Обратимся к ее "Записным книжкам".
29 апреля ею сделана следующая запись: "Четверг. Узнавать про нотариуса. Приглашение на вечер (17 мая) быв<ших> "бестужевок".
Первое предложение - по интересующей нас теме, но совсем не обязательно к ней относится. У Анны Андреевны было много поводов для консультаций (издательские договоры, выплаты гонораров и т. п. ). Кроме того, "узнавать" - это еще не значит "совершить". Далее, в этот день ею сделана длинная запись о текущих делах, вероятно, в первой половине дня, а затем следует такая запись: "Днем возилась с темой для Телевидения "Дант и русские поэты". Затем на трех с половиной листах "Тринадцатая осень века..." и "Трагическая осень", в которых упоминаются Н. Гумилев, А. Блок. В. Шкловский, Василий Журавлев. А. Тыркова, Е. Тараховская, художники А. Зельманова и Н. Альтман, и еще многие другие. Заканчивается запись этого дня опять текущими событиями: "Завтра пятница: Жду Зою. Надо написать Ирине Николаевне <Томашевской. - А. К>. Она в Гурзуфе и ходит с костылем. Гранин. Приезд Иосифа. Адмони. Вечером у Ольги Александровны. Там музыка на слова Марины. R
29 апреля - день именин Ирины Николаевны Пуниной.
Анна Андреевна любила домашние праздники, всегда старалась их отмечать. Накануне этого дня много лет назад она писала маме из Москвы: "Дорогая моя, вспоминая сколько раз я с Николашей <Н. Н. Пуниным> выбирала тебе подарок <,> к 29 <-му> посылаю тебе ночную рубашку нечеловеческой красоты" 41.
Трудно предположить, чтобы Анна Андреевна, человек глубоких религиозных традиций, в такой день решила поехать в нотариальную контору.
наших друзей, о чем есть запись у А. Е. Аренса.
По насыщенности дня домашними делами трудно представить, что в этот же день она ездила на такси с Петроградской стороны к Смольному, на ул. Моисеенко.
Через несколько месяцев, осенью 1965 года, Анна Андреевна была приглашена в Москву на юбилейные торжества, посвященные Данте. Сопровождала ее я. В один из вечеров, в конце октября, я вернулась после работы в архиве в квартиру Ардовых, где мы жили с Анной Андреевной. Пока я раздевалась и шла по Г-образному коридору, до меня донеслись возбужденный, громкий голос Н. Я. Мандельштам, убеждавший Акуму отменить завещание, и резкие ответы Анны Андреевны. Как только я появилась в дверях ардовской столовой, Надежда Яковлевна, очевидно, не ожидая меня увидеть, замолчала, поднялась и ушла. В ее воспоминаниях есть описание этого эпизода, измененного по прихоти автора: "Однажды она <А Г. Каминская - ред> подслушала, что мы с Ахматовой говорим о завещании, и ей такой разговор не понравился. Появляясь в Москве, Аня нежно, но твердо просила меня по телефону не заходить, чтобы "не утомлять Акуму". Время от времени Ахматова поднимала крик, и тогда меня спешно призывали в больницу. " <зима 1965-1966 года. - А. К.> 42.
"Надя совсем сошла с ума - она учит меня жить!" Мне досталась трудная и, как оказалось, не совсем безопасная обязанность ограждать ее от частых визитов настойчивой подруги.
Этот неприятный разговор с Надеждой Яковлевной происходил в октябре 1965 года, за несколько дней перед последним инфарктом А. А. Ахматовой, а заявление об отмене завещания датировано 29 апреля 1965 года. Почему же Анна Андреевна не прекратила тягостный для нее разговор самым простым способом, сказав, что завещание уже отменено?
В книге "Легендарная Ордынка" один из ее авторов, протоиерей М. В. Ардов, пишет, как 9 марта 1966 года, накануне похорон А. А. Ахматовой, в кухне ее ленинградской квартиры И. А. Бродский, А. Г. Найман и М. В. Ардов обсуждали будущее архива А. А. Ахматовой, который, по словам М. В Ардова, "забрали себе И. Н. Пунина и А. Г. Каминская" 43. Молодые люди поделились своими "опасениями" с Н. Я. Мандельштам. Вероятно, они забыли в тот момент, что И. Н. Пунина прожила с Анной Андреевной в одном доме сорок лет, и никто ничего ни у кого не забирал, все в квартире лежало как при жизни Анны Андреевны.
- Выкрасть! - сказала Надежда Яковлевна тоном профессионального шпиона. - Немедленно выкрасть у них все бумаги!" 44
"эта здравая идея реализована не была". Но он не сообщает, на чем остановились друзья. Почему А. Г. Найман не успокоил своих собеседников, сказав, что, мол, все в порядке, можете не беспокоиться: И. Н. Пунина тут ни при чем, все бумаги принадлежат единственному законному наследнику Л. Н. Гумилеву.
Известно, что отношения Анны Андреевны с сыном были сложными, а с 1961 года, после ссоры, они не встречались. Это было большой душевной травмой для обоих. В "Записных книжках" 16 сентября 1965 года Анна Андреевна записала: "Лева просил Женю Б<ерковскую> передать мне его благодарность за книгу, которую я ему послала. Первый его отклик за три года" 45. Безусловно, Анне Андреевне хотелось наладить с ним контакт.
У них было немало знакомых и друзей, которые продолжали общение с обоими: А. Н. Изергина, Е. М. Берковская, С. К. Островская, М. В. Ардов. Кроме того, И. Н. Пунина и семья Аренсов передали бы Л. Н. Гумилеву любое поручение А. А Ахматовой. Однако за десять последних месяцев своей жизни Анна Андреевна ни разу даже не намекнула сыну о произведенной ею официальной отмене завещания.
В этой статье мы привели два документа: завещание и его отмену, некоторые воспоминания, документы. Две версии одного события, изложенные А. Г. Найманом на суде и в его книге. В них его роль оказывается освещенной им самим диаметрально противоположно. Вопросов здесь возникает больше, чем ответов.
Примечания
1. Найман Анатолий. Рассказы о Анне Ахматовой. М: Художественная литература. 1989.
2. Анна Андреевна появилась в Фонтанном доме осенью 1922 г., когда маме еще не было года. В 1924 г она переезжает к Николаю Николаевичу Пунину, и с тех пор судьба Анны Андреевны будет тесно связана с судьбой нашей семьи. Вместе с нами она в 1952 г. покидает Фонтанку и переезжает на ул. Красной Конницы, а затем, в 1961-м, мы все вместе переселяемся на ул. Ленина.
3. Из семейной переписки А. А. Ахматовой. Публикация, вступительная заметка, примечания Л. А. Зыкова. "Звезда". 1996, № 6. С. 131-159.
4. Там же. С. 158.
6. Письмо М. В. Ардова к И. Н. Пуниной "13 января 1967 г Москва.
Ирина Николаевна!
В письме к моей матери Вы спросили о негативах которые летом прошлого года были отданы Иосифу Бродскому. Считаю своим долгом сообщить Вам, что негативы (речь идет о стеклянных негативах 1920-х гг., сделанных Н. Н. Пуниным с изображениями А. А. Ахматовой. - А. К.) эти, как и все, что по счастью ускользнуло от Ваших цепких торгашеских рук, попадают в Пушкинский дом - единственному законному владельцу всего, в том числе и иконографического наследия А. А. Ахматовой Если же туда попадет и что-нибудь не имеющее непосредственного отношения к архиву, то я Вам советую утешаться простой мыслью о том, что дурные примеры распоряжаться чужим имуществом - заразительны.
Без малейшего к Вам уважения
".
В Пушкинский дом негативы не были отданы. Спустя двадцать пять лет по счастливой случайности они попали в Музей А. А. Ахматовой в Фонтанном доме. Их подарила музею от своего имени 3. Б. Томашевская.
7. Архив А. А. Ахматовой находится в Российской Национальной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (ранее ГПБ) в С. -Петербурге и в Москве в Российском Государственном архиве литературы и искусства (ранее ЦГАЛИ).
В ГПБ был передан И. Н Пуниной архив А. А. Ахматовой - 10 000 ед. хр. общей стоимостью в 6 435 руб. 45 коп. т. е. 1 ед. хр. оценена приблизительно в один рубль; из них: продано на сумму 3 318 руб. 45 коп., в дар передано на сумму 3 117 руб. В ЦГАЛИ (2 000 ед. хр.) - в дар были переданы записные книжки, на одной из которых есть распорядительная надпись, приведенная в тексте, и продано на сумму 4 500 руб. Мемориальные вещи и библиотека были сданы в музей Пушкинского Дома и в Музей истории Ленинграда на временное хранение с условием передачи их в Фонтанный дом, если там будет музей, что и было сделано спустя двадцать лет, в 1989 г. - безвозмездно Они послужили основой мемориального открытого в нашей квартире к столетию А. А Ахматовой.
Н. Я. Мандельштам в 1979 г переправила весь архив О. Э. Мандельштама в Америку в Принстонский университет Н. И. Харджиев вывез свой уникальный архив по русской литературе и искусству и коллекцию живописи в Амстердам.
7 сентября он был у нас дома и подтвердил свое согласие на передачу нами архива в ГПБ и ЦГАЛИ в присутствии заведующего Рукописным отделом ГПБ А. С. Мыльникова Однако только в ноябре 1966 г нам стало известно, что в июне он заключил договор с Пушкинским домом на передачу им всех рукописей А. А. Ахматовой за сто рублей.
9. РГАЛИ, фонд 13. oп. I, 1906-I933 гг.
10. РГАЛИ. фонд А. А. Ахматовой Воспроизводится по фотокопий, хранящейся в архиве И. Н. Пуниной.
11. Там же Воспроизводится по фотокопии, хранящейся в архиве И. Н. Пуниной.
12. Ю. Г. Оксман (1894-1970) - крупный ученый пушкинист, выступая 25апреля 1966 г на научном заседании в ЦГАЛИ, посвященном двадцатипятилетнему юбилею архива, сказал: "Я много думал над тем, кому передать свой личный архив, архив старого профессора, ученого который готовил первых специалистов-архивистов. Вначале я думал, что отдам архив в Пушкинский Дом, с которым была связана моя молодость. Потом подумал о библиотеке им М. Е. Салтыкова-Щедрина, думал передать в Ленинскую библиотеку, а теперь все-таки решил лучше всего будут обеспечены интересы культуры, литературы и мои личные как фондообразователя, если я передам свой архив в ЦГАЛИ" Зайцев А. Д. Человек жизнерадостный и жизнедеятельный. Набросок портрета Ю. Г. Оксмана по материалам его архива). // Встречи с прошлым. М.. 1990. Вып 7. С. 525.
14. До сегодняшнего дня появляются абсурдные утверждения, что архив продан за границу. Примером этого могут служить воспоминания С. Б. Лаврова: "Ведь все записные книжки ее (1958-1966), как выяснилось только в этом году (1997), оказались в Турине" (Вспоминая Л. Н. Гумилева СПб., 2003 С. 210) Автор воспоминаний держал в руках книгу: "Записные книжки Анны Ахматовой (1958-1966)", изданную в Турине в 1996 г., но он не понял, что сами записные книжки находятся
15. "Мы познакомились весной 1968 года Лев Николаевич приехал тогда в Москву по делам, связанным с литературным наследством Анны Андреевны Ахматовой. Задолго до своей смерти она договорилась с сыном, что весь ее архив перейдет в Пушкинский Дом в Ленинграде и будет храниться как единое целое в одном месте. Но, как известно, буквально после похорон Анны Андреевны ее наследство стало растаскиваться и распродаваться. Лев Николаевич подробно рассказывал мне о неблаговидной роли потомков Н. Н. Пунина, семейства Ардовых и некоторых других деятелей из литературных и окололитературных кругов. Шла долгая судебная тяжба, в которой судьи становились то на одну, то на другую сторону.
Работая в то время в Президиуме Верховного Совета СССР, я старался помочь Льву Николаевичу тем более что его позиция была чиста и бескорыстна. Пришлось вести переговоры с Верховным Судом, подключать к делу известных юристов, любителей литературы. Очень большой вклад в решение этого сложного правового конфликта внес тогда мой давний друг, ленинградский профессор Юрий Кириллович Толстой. И хотя наши усилия наткнулись на непробиваемую стену судейской косности и формализма, само это дело ярко высветило главное - несмотря на достаточно сложные отношения с матерью. Лев Николаевич до конца выполнил свой сыновний долг. Жаль только, что не было должной помощи со стороны литературной общественности и прежде всего Союза писателей СССР" (А. И. Лукьянов. Пассионарий отечественной науки и культуры. В кн.: Вспоминая Л. Н. Гумилева СПб., 2003 С. 62-63)
16. Акума - так в шутку в начале двадцатых годов называл Анну Андреевну В. К. Шилейко, это имя понравилось маленькой Ире Пуниной, вслед за ней ее стал так называть Н. Н. Пунин, а затем и я. Этим именем Анна Андреевна подписывала письма, обращенные к нам.
17. С. К. Крючков - нотариус, который долгие годы работал в Третьей нотариальной конторе.
19. Ст. 422 ГК РСФСР. О том, что завещание не может лишить некоторых лиц права на долю наследства.
20. Центральный нотариальный архив СПб Завещание 20 сентября 1955 г. Реестровый №21-25727.
21. Архив И. Н. Пуниной.
22. "Определение 26 января 1967 г. Народный судья Ждановского района Горюнова, рассмотрев заявление Института русской литературы к Пуниной Ирине Николаевне о передаче литературного наследства поэтессы Ахматовой А. А. и принимая во внимание, что ответчица Пунина передала литературный архив поэтессы Ахматовой Анны Андреевны в государственные учреждения:
описям.
2) В музей Пушкинского Дома - мемориальные вещи и вещи лично принадлежавшие Ахматовой, оттиски статей, ее личная библиотека 138 томов и приготовлено 240 томов к сдаче, около 50 портретов и фотографий Ахматовой.
3) Центральному ГосАрхиву Литературы и искусства при Совете Министров СССР - стихи, воспоминания, записные книжки, более 2000 листов архивного хранения, книги 1910-1915 гг.
Учитывая, что эти организации могут также обеспечить не только надлежащее хранение, но и научную обработку и разборку всего творческого наследия покойной Ахматовой и что дело суду таким образом неподведомственно, истцу целесообразнее обратиться в Министерство культуры СССР, а потому руководствуясь статьей 129 ГПК РСФСР ОПРЕДЕЛИЛ: в приеме заявления - отказать. Определение может быть обжаловано в течение 10 дней в Ленинградский городской суд путем подачи жалобы в народный суд" Л. Н Гумилев, изменив исковое заявление, подал его в следующую инстанцию.
23. Дело № 3-1 По иску Гумилева и И<нститу>та русской литературы к Пуниной, Каминской и Публичной библиотеке о передаче литературного наследства А. А. Ахматовой Протоколы судебных заседаний Ленинградского суда.
Т. 2. С. 1-297 (303). Окончено 3 июня 1969 г.
24. Сведения, что А. Г. Найман в это время был членом Союза писателей, не подтверждаются, но он об этом тогда заявил на суде и это записано в протоколе.
25. Протокол судебного заседания Ленгорсуда Т. 2 Л 103 об.
Уголовный кодекс от 27 октября 1960 г Статья 181 Заведомо ложное показание. Статья 182. Отказ или уклонение свидетеля или потерпевшего от дачи показаний или эксперта от дачи заключения.
27. Протокол судебного заседания Ленгорсуда. Т. 2 Л 126 об. - 128 об.
28. Найман Анатолий. Рассказы о Анне Ахматовой М: Художественная литература. 1989. В. П. Гольцев, прочитав эту книгу, откликнулся большой и точной рецензией, в которой он, в частности, писал об отмене завещания: "Как это произошло, автор мемуаров подробно описывает в своих рассказах. Если им верить, то он совершил черное дело, явился инициатором тех самых "позорных процессов", которыми он теперь возмущается" ("Досужие домыслы верного друга" // "Советская Россия". 20 декабря 1989 г.).
Валентин Петрович Гольцев в шестидесятые годы работал в редакции газеты "Известия" Он старался ускорить реабилитацию Н. С. Гумилева, поэтому каждый раз, приезжая в Москву, Анна Андреевна обязательно встречалась с ним в расчете на его помощь в этом трудном деле.
29. Найман Анатолий Ук. соч. С. 8-9.
созванивался по телефону. Им было организовано несколько встреч А. А. Ахматовой с необходимыми в этой ситуации людьми (с Л. В. Рудневым и комическая встречаем А. Шолоховым) Без совета с ним Анна Андреевна не предпринимала ни одного серьезного шага. Только в начале августа она уехала в Ленинград.
31. В 1929 г. Л. Н. Гумилев приехал из Бежецка в Ленинград и поселился в нашей семье в Фонтанном доме, который стал основным местом его жизни, исключая лагеря и военные и куда он всегда возвращался как в свой дом.
32. На следующий день на Московском вокзале в Ленинграде его встречали И Н. Пунина и ее муж Р. А. Рубинштейн. Л. Н. Гумилев пробыл в Москве один день, а А. А. Ахматова осталась там почти на месяц Л Н. Гумилев жил у нас на ул. Красной Конницы до тех пор, пока не получил как реабилитированный комнату на Московском пр. Это была его первая "жилплощадь", как тогда говорили, в Ленинграде.
33. Записные книжки Анны Ахматовой. Москва-Torino. 1996.
34. Записные книжки Анны Ахматовой. С. 620.
36. Заявление об отмене завещания без своего реестрового номера, нигде не зарегистрированное, подшито к завещанию № 21-25727. удостоверенному 20 сентября 1955 г.
37. Семейный архив Справки из жилищной конторы о прописке А. А. Ахматовой, где неоднократно указаны паспортные данные (номер и дата выдачи).
38. Найман Анатолий. Ук. соч. С. 9.
39. Архив И. Н. Пуниной.
41. "Звезда", 1996, № 6. С. 141.
42. Мандельштам Надежда. Воспоминания Вторая книга Париж: Ymca-Press, 1987. С 117-118.
43. Ардов М. Ардов Б. Баталов А. В. Легендарная Ордынка М.. 1995 С. 171.
44. Там же. С. 171.
Ответ А. Г. Наймана О показаниях в суде
Историю с отменой завещания, равно как историю ахматовского архива, окончившуюся постыдной и горькой расправой над ним, я описал в книге "Рассказы о Анне Ахматовой" именно так, как ее цитирует автор статьи. Те же факты можно найти в отчетах о процессе, которые оставили Лидия Чуковская, Надежда Мандельштам, Эмма Герштейн, Иосиф Бродский. Бродскому я отдельно благодарен за то, что он взял на себя передать "гнусность" (его слово) происходившего. Какими словами секретарь суда, под чьим приглядом и в чьей редакции записал мои показания в протоколе, меня не касается, я протокола в глаза не видел. Ответственность за это - как и за грамотность текста - не на мне.
Об идее выкрасть архив
Ответ на вопрос, почему "Найман не успокоил своих собеседников" Ардова и Бродского, автору статьи прекрасно известен. Потому что архив был захвачен и находился в руках не наследника, а захвативших рукописи людей. Я не помню слова "выкрасть". Надежда Яковлевна Мандельштам была женщина с огнем, она предлагала войти и привязать бельевой веревкой к батарее парового отопления тех, кто захочет препятствовать передаче архива законному владельцу Л. Н. Гумилеву. Это предлождение особенно воодушевляло Бродского, человека также решительного и темпераментного.
Анатолий Найман
12 марта 2005
--------------
Редакция предоставила А. Г. Найману возможность ознакомиться в рукописи со статьей А. Г. Каминской "О завещании А. А. Ахматовой" и получила от него публикуемый здесь ответ.