ТАЙНАЯ ПОЭМА АННЫ АХМАТОВОЙ
Анна Андреевна Ахматова - великая русская поэтесса, совесть русской интеллигенции; у нее не было восторженных стихов о революции 1917 года, о строительстве социализма, о пятилетках и коллективизации, и нет ничего удивительного в том, что ее творчество, официально не запрещенное, всегда находилось под бдительным оком партийно-литературной номенклатуры.
В своих дневниковых записях Ахматова писала: "После моих вечеров в Москве (весна 1924 года) состоялось постановление о прекращении моей литературной деятельности. Меня перестали печатать в журналах и альманахах, приглашать на литературные вечера. Я встретила на Невском М. Шагинян. Она сказала: "Вот вы какая важная особа: о вас было постановление ЦК: не арестовывать, но и не печатать".
После постановления ЦК Анну Андреевну лишили продовольственных карточек. В 35 лет Ахматовой определили нищенскую пенсию... по старости, которой хватало, как писала Н. Я. Мандельштам, на спички и папиросы. Поэтесса, скажет кто-то, могла жить на гонорары за книги. Какие книги?! До 1921 года вышло пять стихотворных сборников. После этого, в течение 19-ти лет, - ни одной новой книги, пока ею в конце 1939 года - и почему-то с благосклонностью?! - заинтересовался Сталин.
В 1940 году вышел сборник "Из шести книг", но через полтора месяца книжка была запрещена к продаже и выброшена из всех библиотек страны: Сталин принял "Клевету" (1922) за современное произведение (автор не поставил под стихотворением дату).
После войны, в 1945 году, на вечере поэтов в Колонном зале Анну Андреевну приветствовали долгой овацией. Весь зал встал. Потом (легенда это, быль или анекдот - трудно сказать) передавали, что узнавший об этом Сталин спросил:
- Кто организовал вставание?
В августе 1946 года сталинский любимец А. Жданов (уплетавший в месяцы ленинградской блокады копченую колбасу, пирожные и персики) в своей изуверской речи о журналах "Звезда" и "Ленинград" окрестил Ахматову представительницей "безыдейного, реакционного литературного болота".
Созданная Сталиным и его страшными приспешниками система ломала поэтов, ставила их не раз на колени. Эпиграфом к стихотворению "Ей страшно, и душно, и хочется лечь..." Александр Галич взял ахматовские строки, написанные поэтессой в 1950 году и опубликованные в софроновском "Огоньке" в тщетной надежде облегчить участь арестованного сына, спасти ему жизнь:
И благодарного народа
Он слышит голос, - Мы пришли
Сказать: где Сталин, там свобода,
Мир и величие земли.
Но Галич оправдал поэтессу и мать за эти плохие стихи ("каждая строчка, и слово, и слог скрипят на зубах, как песок"):
По белому снегу вели на расстрел
Над берегом белой реки,
И сын ее вслед уходившим смотрел
И ждал этой самой строки...
Торчала строка, как сухое жнивье,
Шуршала опавшей листвой...
И скорбно кивал головой.
Так что советско-тоталитарная действительность безжалостной бороздой прошла по судьбе поэтессы, ежедневно ожидавшей ареста и обыска в течение почти 20-ти лет. В книге Эммы Герштейн "Мемуары" (1998), в главе "Реплики Ахматовой", приведена фраза: "Эмма, что мы делали все эти годы?.. Мы только боялись!" И вот в таком душевном состоянии, в самый трудный период своей жизни А. Ахматова написала поэму "Реквием" (1935-1940) - яростное обличение сталинских беззаконий:
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь. 1
Реквиемом обычно называют католическое богослужение по умершему, а так же траурное музыкальное произведение для хора и оркестра. На традиционный латинский текст Реквиема писали музыку и В. А. Моцарт, и Г. Берлиоз, и Дж. Верди.
По свидетельству литературоведа В. Виленкина, в 30-40-е годы Ахматова серьезно занималась изучением личности Моцарта и его творчества, в особенности "Реквиема". Канонический текст мессы, особенно молитва (Stabat Mater), обращенная к скорбящей Матери, не мог не повлиять на произведение Ахматовой. Кстати, в своих записных книжках поэтесса называет поэму по-латыни - Requiem.
Во вступлении к публикации "Реквиема" ("Октябрь", 1957, #3) Зоя Томашевская отмечает: "Реквием" Анны Ахматовой сложился из отдельных стихотворений, написанных в 1935-1940 годах и связанных с трагическими событиями в ее жизни. Окончательный цикл "Реквиема" сформировался, по-видимому, к началу 60-х годов". Лучшее, пожалуй, стихотворение в "Реквиеме" ("Это было, когда улыбался...") Ахматова включила в цикл только в 1962 году.
Дм. Хренков в книге "Анна Ахматова в Петербурге - Петрограде - Ленинграде" (1989) пишет: "... в 1964 году подруга Ахматовой Любовь Давыдовна Большинцова читала мне один из вариантов "Эпилога", который, как она утверждала, был только что продиктован Анной Андреевной".
Большая часть "Реквиема" - ее самые "крамольные" части - долгие годы существовали в памяти Анны Андреевны и нескольких ее ближайших друзей, заучивавших поэму наизусть, чтобы - случись что! - не было вещественных доказательств у ежовских и бериевских "мальчиков кровавых".
"В те годы, - пишет Л. К. Чуковская в своем предисловии к "Запискам об Анне Ахматовой", - Анна Андреевна... навещая меня, читала мне стихи из "Реквиема" тоже шепотом, а у себя в Фонтанном Доме не решалась даже на шепот: внезапно, посреди разговора, она умолкала и, показав глазами на потолок и стены, брала клочок бумаги и карандаш; потом громко произносила что-нибудь очень светское: "Хотите чаю?" или "Вы очень загорели", потом исписывала клочок быстрым почерком и протягивала мне. Я прочитывала стихи и, запомнив, молча возвращала их ей. "Нынче ранняя осень", - громко говорила Анна Андреевна и, чиркнув спичкой, сжигала бумагу над пепельницей".
"Реквием", - жена Осипа Мандельштама Надежда Яковлевна. В личной беседе известный ахматовед Михаил Михайлович Кралин сказал мне, что Нина Антоновна Олешевская-Ардова поведала ему, что и она, когда Ахматова появлялась в Москве, заучивала фрагменты из "Реквиема".
Мне кажется весьма вероятным предположение Дм. Хренкова о том, что Ольга Берггольц запоминала стихи из "Реквиема" по просьбе автора и потому, что они, бесконечно доверяя друг другу, общались в годы создания ахматовской поэмы, и потому, что Берггольц в октябре 1939 года тайно писала созвучные "Реквиему" стихи:
Неужели вправду это было:
На окне решетки, на дверях?..
Я забыла б - сердце не забыло
Это унижение и страх.
Лишь в конце 1962 года Ахматова занесла текст "Реквиема" на бумагу и передала для публикации в "Новый мир" - не напечатали. В 1963 году "Реквием" был впервые опубликован в Мюнхене. В СССР ахматовское произведение полностью напечатали в 1987 году ("Октябрь", #3; "Нева", #6), когда широкий общественный резонанс получили такие произведения, как поэма А. Твардовского "По праву памяти", как романы "Белые одежды" В. Дудинцева и "Жизнь и судьба" В. Гроссмана. "Реквием" встал в один ряд с этими блистательными произведениями русской литературы.
Я понимаю, почему видный исследователь ахматовского творчества А. Павловский, профессор Е. Эткинд и московский литературовед С. Лесиевский называют "Реквием" поэмой: в нем отражена эпоха, личные переживания автора, как клокочущие ручейки, вливаются в помутневшую реку народного горя. И позволю себе обратить ваше внимание на давнее суждение почтенного литературоведа Н. М. Жирмунского о том, что тяготение к цикличности - одна из существенных черт поэзии Ахматовой, и напомнить лермонтовские строки:
Умчался век эпических поэм,
И повести в стихах пришли в упадок.
"Реквиемы, как я полагаю, - поэма лирических размышлений, ставший лирикой эпос или, если хотите, цикл. Кстати, А. Ахматова называла "Реквием" и поэмой, и циклом.
Циклу предшествует эпиграф-автоцитата из стихотворения "Так не зря мы вместе бедовали..." (1961):
Нет! И не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл,
Я была тогда с моим народом, -
Там, где мой народ, к несчастью, был. 2
Эти 4 строки предложил сделать эпиграфом к поэме "Реквием" пришедший в гости к Ахматовой писатель и правозащитник Лев Копелев, позднее высланный из страны, и поэтесса в ту же минуту согласилась с ним.
Когда в 1964-65 годах готовился ахматовский сборник "Бег времени" (1965), куда предполагалось (этого так и не случилось!) включить "Реквием", поэт Алексей Сурков, руководящее лицо в Союзе писателей, требовал снятия эпиграфа: при Советскиой власти, мол, народ не мог находиться в каком "несчастье".
В "Реквиеме" оживает эпоха сталинщины - эпоха массовых репрессий, общего оцепенения, страха, разговоров шопотом, и вместе с тем поэма основана на реальных фактах ахматовской жизни, неотделимой от судеб тех несчастных женщин, с которыми 17 месяцев стояла Ахматова в тюремных очередях:
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Что случится с жизнью твоей -
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своею слезою горячею
Новогодний лед прожигать.
Там тюремный тополь качается,
И ни звука - а сколько там
Неповинных жизней кончается...
Трижды (1935, 1938, 1949) арестовывали ее сына Льва Гумилева, востоковеда, географа, этнографа, философа, бросали в пучину сталинских лагерей только за то, что он является сыном замечательного русского поэта Николая Гумилева.
Зная популярные строки из "Реквиема": "Муж в могиле, сын в тюрьме, / Помолитесь обо мне", - но не имея представления о биографии поэтессы, многие читатели и даже филологи с непоколебимой уверенностью утверждают, что в первой строке речь идет о Николае Гумилеве. Думаю, что это не так: Анна Ахматова и Николай Гумилев развелись еще до октябрьского переворота 1917 года; Гумилев расстрелян в 1921 году; в начале работы над "Реквиемом" Анна Андреевна была женой ученого-искусствоведа Н. Н. Пунина, в 1938 году они расстались. Когда Пунин в 1953 году погиб в лагере под Воркутой, Ахматова написала строки, полные неутоленной скорби и, может быть, неушедшей любви:
И сердце то уже не отзовется
На голос мой, ликуя и скорбя,
Все кончено... И песнь моя несется
В пустую ночь, где больше нет тебя.
Так что, видимо, слова "Муж в могиле" относятся к Н. Н. Пунину, ибо небольшие коррективы вносились в "Реквием" вплоть до конца 1962 года, когда Анна Андреевна решилась наконец занести хранившийся в памяти текст поэмы на бумагу.
Английская исследовательница творчества поэтессы Аманда Хейт в книге "Анна Ахматова. Поэтическое странствие" (1991) приводит строфу из "Реквиема":
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла -
Кроме горницы и божницы, все было наяву.
Строки из "Реквиема": "Буду я, как стрелецкие женки,3 / Под кремлевскими башнями выть" - отразили вполне реальный факт: после ареста Льва Гумилева и Н. Н. Пунина Ахматова обращалась с письмом к Сталину о помиловании сына и мужа.
Разрыв с Пуниным больно ударил по Анне Андреевне. Да, она освободилась от груза незаслуженных обид и каменного безразличия к себе, и день разрыва вроде бы назван светлым, но, вчитываясь в ахматовские строки 1939 года (Ахматова сугубо интимное стихотворение "Приговор" сделала V главкой в "Реквиеме"), понимаешь, что так трудно будет справиться с личной бедой и "память до конца убить".
Личное горе женщины не идет, однако, ни в какое сравнение с горем матери. Ориентация поэмы на жанр заупокойной мессы, посвященной памяти усопших, помогает Ахматовой подняться над личной болью и слиться с общим страданием. Страдание Матери в "Реквиеме" - это точный слепок мучений самой Ахматовой и отражение страданий идущего на крест Христа.
Образ Матери и казненного Сына соотнесены с евангельской символикой и другими образами Евангелия: в "Распятии", десятом стихотворении цикла, среди тех, кто стоит у Креста, мы видим не только Мать, но и Иоанна, и Марию Магдалину, потерявшую Христа и обретшую его лишь тогда, когда он явится к ней после Воскресения.
"Звезды смерти" - библейский образ, явившийся символом сталинской эпохи, образ, возникший в Апокалипсисе. 4 "Пятый Ангел вострубил, и я увидел Звезду, падшую с неба на Землю, и дан ей был ключ от кладязя бездны. Она отворила кладязь бездны, и вышел дым из кладязя, как дым из большой печи; И помрачилось Солнце и воздух от дыма из кладязя. Из дыма вышла саранча на Землю..." (Откровение Иоанна Богослова, 9:1-3):
Звезды смерти стояли над нами...
("Вступление", 1935);
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда.
(V, 1939).
Есть в "Реквиеме" и художественные приметы фольклора: это и интонация горестного народного плача, начинающаяся строкой "Уводили тебя на рассвете" (гл. 1), кончающаяся строкой "Под кремлевскими башнями выть" и повторяющаяся в других частях поэмы (например: "Семнадцать месяцев кричу"); это и народно-песенные мотивы ("Тихо льется тихий Дон..."); это и образ "льющейся реки", часто связываемый в фольклоре со слезами. Из сугубо профессиональных литературных приемов отмечу звуковой ряд эпилога (громыхание черных марусь, хлюпанье постылой двери, вой старухи и доминирующую в поэме аллитерацию на "р", которая иммитирует звучание колокола и набата. Вслушайтесь, пожалуйста, в первые пять строк "Реквиема":
Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними "каторжные норы"
И смертельная тоска.
И хотя сама Ахматова декларировала демократический, понятный стиль своего произведения:
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов, -
есть в "Реквиеме" и образы-слова, которые может понять, осмыслить только вдумчивый, опытный читатель:
А обо всех, кто там стоял со мною
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною ослепшею стеною.
Спору нет, Ахматова имеет в виду кирпичную стену в Ленинграде, у которой она стояла с передачей для арестованного сына. И конец поэмы - чисто ленинградский: "И тихо идут по Неве корабли". Да, ленинградская тюремная стена может быть названа "ослепшей": она, холодная, каменная, не увидела горе тех, кто стоял здесь, рядом с ней.
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
Так два понятия, две стены, слились в понятие единое. В новом контексте эпитет "ослепшая" может быть отнесен и к кремлевской стене, за которой находились те, кто, словно слепцы, не видели народного горя. И еще одна ассоциация: между владыками и народом стояла глухая стена.
Думаю, что А. И. Солженицын в письме к автору "Реквиема" был не совсем точен: "... это была трагедия народа, а у вас - только трагедия матери и сына". Приведу также высказывание И. Бродского: "... на самом деле Ахматова не пыталась создать народную трагедию". Я же дерзну не согласиться с этими суждениями: немало ахматовских произведений, в том числе и "Реквием", являются точным отражением народной трагедии в годы тоталитаризма. Не случайно лозунгом московского общества "Мемориал" стали такие слова из "Реквиема": "Хотелось бы всех поименно назвать..."
"Реквием" - эпицентр ахматовского творчества, что "до" и "после" поэмы возникали произведения, которые могли бы по полному праву стать новыми главками или фрагментами "Реквиема". Все в этих произведениях: и тема, и тональность, и созвучие поэтических образов - родственно по главной сути.
Еще за 14 лет до работы над поэмой, в 1921 году, одно свое стихотворение Ахматова начала строчками:
Все расхищено, предано, продано,
Черной смерти мелькало крыло...
В IX главке "Реквиема" читаем:
Души накрыло половицу, -
А в "Прологе" (1960) снова повторяется этот же образ:
Я не искала прибыли
И славы не ждала,
В 1935 году, в начале работы над "Реквиемом", появилось такое стихотворение:
Зачем вы отравили воду
И с грязью мой смешали хлеб?
Вы превращаете в вертеп?
За то, что я не издевалась
Над горькой гибелью друзей?
За то, что я верна осталась
Пусть так. Без палача и плахи
Поэту на земле не быть.
Нам - покаянные рубахи,
Нам со свечой идти и выть.
"Под кремлевскими башнями выть".
Отчетливо перекликается с "Реквиемом" ахматовское стихотворение "Все ушли, и никто не вернулся..." (1959). Приведу лишь одну строфу из него:
Разлучили с единственным сыном,
В казематах пытали друзей,
Окружили невидимым тыном
Об этом стихотворении А. И. Солженицин написал Анне Андреевне: "... это не вы говорите, это Россия говорит".
"Реквиема":
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой,
Ты сын и ужас мой, -
"аукнулась" в стихотворении "Так не зря мы вместе бедовали..." (1961):
Не за то, что чистой я осталась,
Словно перед Господом свеча,
У кровавой куклы палача. 5
Ахматовскую "Поэму без героя" (1940-62), напечатанную лишь в 1976 году, можно смело назвать своеобразным продолжением "Реквиема" (1935-40). Обратили внимание на датировку? В записной книжке Ахматова записала, что рядом с "Поэмой без героя", "Тонущей в музыке, шел траурный Requiem, единственным аккомпанементом которого может быть только Тишина и резкие отдаленные удары похоронного звона".
Напомню отрывки из "Поэмы без героя":
Ты спроси у моих современниц,
"стопятниц",6 пленниц,
И тебе порасскажем мы,
Как в непамятном жили страхе,
Как растили детей для плахи,
Для застенка и для тюрьмы.
Пытки, ссылки и казни - петь я
В этом ужасе не могу.
"Рассказах об Анне Ахматовой":
И вовсе я не пророчица,
А просто мне петь не хочется
Под звон тюремных ключей.
Приведу также две строфы из стихотворения "Годовщину последнюю празднуй..." (1938), созвучного многим строфам "Реквиема":
Пар валит из-под царских конюшен,
Свет луны как нарочно притушен,
И куда мы идем - не пойму.
Меж гробницами внука и деда
Заблудился взъерошенный сад.
Фонари погребально горят.
Да и в центре маленькой поэмы "Путем всея земли" (1940), публикующейся во многих российских и зарубежных изданиях рядом с "Реквиемом", - образ похоронных саней, ожидание смерти, колокольный звон Китежа (Китеж - старорусский город из легенды-сказки, будто бы погрузившийся в озеро Светлояр и таким образом укрывшийся от разорения татарами. - Р. Б.) как панихида по собственной загубленной жизни.
Конечно, Анна Андреевна в послесталинские времена почувствовала большое нравственное облегчение, хотя рецедивы сталинщины, особенно всевластие цензуры, не раз давали о себе знать. Очень переживала она за своего любимого ученика Иосифа Бродского, арестованного, засланного и выгнанного из страны.
Утешением были отзывы читателей о ее стихах, о "Реквиеме", ходившем в Самиздате. В одном из лагерей появилась самодельная книга из бересты, сшитая веревкой. Такое "издание" "Реквиема" попало к Ахматовой и стало дорогой для нее реликвией.
"Давала читать R[equiem]. Реакция почти у всех одна и та же. Я таких слов о своих стихах никогда не слыхала. ("Народные"). И говорят самые разные люди" (из дневниковых записей А. Ахматовой, 13 декабря 1962 года). Именно - народные:
И я молюсь не о себе одной...
..................................................
И если зажмут мой измученный рот,
"написана кровью сердца" при характеристике бессмертной поэмы А. А. Ахматовой обретает черты высокого художественного образа. Этого не желают понимать критики и поэты национал-патриотического толка: "... не считаю цикл стихов "Реквием" крупнейшим достижением Ахматовой" (Ирина Белянчикова); "Мне не нравится в Ахматовой гигантомания... никто не заметил, что Ахматова этой поэмой ставит памятник себе..." (Юрий Кузнецов) и т. п.
К счастью, лучшие представители нашей литературы оценили ахматовское произведение по-иному: "Это поистине народный "Реквием": плач по народу, средоточие всей боли его" (Юрий Карякин); "В наше время написано несколько великих произведений, в том числе "Тихий Дон", "Василий Теркин", "Реквием" Ахматовой" (Виктор Астафьев). К сказанному добавить нечего.
Примечания
1 "Марусями" называли в народе машины для перевозки арестантов. Существовало и другое название - "черный ворон", "воронок". Видите ли вы в предпоследней строке намек на зловещий образ тирана (Сталин большую часть года носил сапоги)?
2 Профессор Виктор Эрлих (США) считал, что Ахматова сознательно разделила с соотечественниками все тяготы своей эпохи; потому и не уехала.
4 Апокалипсис - часть Нового Завета, содержащая "пророчества" о "конце света".
5 А. И. Павловский в книге "Анна Ахматова. Жизнь и творчество" (1991) высказал мнение, что под "кровавой куклой палача" можно, скорее всего, подразумевать Л. Берию. Насколько мне известно, Ахматова писала Сталину, была с просьбой об освобождении сына у Авеля Енукидзе, - в НКВД она не ходила.
6 "Стопятницами" называли тех, кто - обычно после отбытия лагерного срока или ссылки - должен был селиться за 105 километров от столицы.