Бернштейн И. А.: Скрытые циклы в лирике Ахматовой

Известия АН СССР Серия литературы и языка. -
1989. - Том 48. - № 5.

Скрытые циклы в лирике Ахматовой

Не раз говорилось о том, что тяготение к цикличности - одна из примет творчества Анны Ахматовой. На это обратил внимание В. М. Жирмунский: "Стремление Ахматовой выйти за пределы узкой композиционной формы краткого и замкнутого в себе лирического стихотворения с самого начала проявляется в тенденции к циклизации внутренним или внешним образом связанных между собой стихов". И далее: "В целом листки "дневника", не законченные и фрагментарные по отдельности, входили в общее повествование о судьбе лирического героя - поэтессы. Они слагались как бы в свободный по своей композиции лирический роман…"1. Особенно отчетливо, как полагает Жирмунский, тяга к циклизации проявляется в последний период творчества Ахматовой.

Речь идет здесь о циклах, обозначенных самой поэтессой, о свойственной ей вообще тенденции к циклизации, обусловленной и поразительным лаконизмом каждого стихотворения, и масштабностью его содержания. В результате рамки отдельного стихотворения раздвигаются, и лирические миниатюры обнаруживают внутреннее тяготение друг к другу.

Но в творчестве Ахматовой существуют и тематически связанные циклы, которые она не только не представляла в качестве таковых, но порой искусственно рассредоточивала входящие в них стихотворения и даже нарочито изменяла даты, чтобы скрыть их общий смысл и связь с биографическими моментами. Для этого у нее были веские доводы. Однако для понимания ахматовской поэзии важно само признание существования подобных циклов и их изучение, которое помогает глубже вникнуть в смысл входящих в них произведений.

Циклы, о которых идет речь, связаны главным образом с любовной лирикой Ахматовой. В центре каждого из них - герой и героиня. Героиня - лирическое "я" поэтессы. Герой же, прообразом которого оказывается каждый раз вполне определенная, реальная личность, оставившая след в биографии Ахматовой, становится вместе с тем центром своеобразной поэтической мифологемы, вбирающей глубочайшие размышления автора о любви и смерти, о времени, о себе, об истории и вечности. Каждый цикл, обозначенный своим кругом проблем, имеет и свой поэтический ключ.

Так, стихи, обращенные к Александру Блоку (хотя адресат их и не всегда обозначен прямо), связаны с ахматовским пониманием "серебряного века" русской поэзии и русской культуры. Исторический итог этой теме подводится в "Поэме без героя" и в поздних стихах.

Образ первого мужа поэтессы, Н. С. Гумилева, становится центром совершенно определенного и очень значительного цикла отнюдь не во время их недолгого в не очень счастливого супружества, а тогда, когда Гумилев был арестован и расстрелян. В это время она пишет целую серию стихов, в основном вошедших в "Anno Domini", которые можно было бы назвать "Первый Реквием". Они проникнуты безграничной скорбью, болью и в то же время содержат глубокие размышления Ахматовой о происходящих исторических свершениях.

встречу после пятидесятилетней разлуки. Образ этого человека, Бориса Анрепа, в силу биографических причин оказался в центре ее поэтических размышлений, связанных с проблемой эмиграции. Ему посвящена "Сказка о черном кольце" и множество стихотворений, начиная с 1915 г. вплоть до последних лет жизни.

Наконец, любовная лирика потрясающей силы, проникнутая философскими размышлениями, написанная в возрасте между 60 и 70 годами, посвящена человеку, короткая встреча с которым послужила, как полагала сама Ахматова, причиной печально знаменитого постановления 1946 г., надолго вычеркнувшего ее из жизни. Это цикл - поэтическое обобщение трагического опыта 40-50-х годов.

Все названные группы стихов имеют своего героя. Поэтому так знаменательно заглавие - "Поэма без героя". Эта поэма, как и стихи, к ней примыкающие,- своеобразное подведение в творчестве Ахматовой итогов своей судьбы м судьбы своего поколения, и судьбы страны. В ней продолжены многие из тем, намеченных в "скрытых циклах", с ними во многом связана расшифровка прототипов "героев" поэмы.

Совершенно ясны причины, заставлявшие автора все делать для того, чтобы эти циклы "растворились" среди других произведений. Эти причины - за пределами чисто художественных задач. Стихи, связанные с Александром Блоком, вряд ли воспринимались ею самой как нечто целое, к тому же она всячески старалась развеять сплетню о ее романе с Блоком. И в самом деле, речь здесь идет не о любовной лирике в обычном смысле. Внутреннюю связь стихотворений, обращенных к адресату "Сказки о черном кольце", многие из которых поначалу обозначались его инициалами. Ахматова не хотела афишировать по личным мотивам. После 1917 г. Б. Анреп находился в эмиграции, и она тем более опасалась раскрыть свои отношения с ним.

Совершенно естественно, что после расстрела Гумилева, с которым она находилась в разводе, поэтесса менее всего была заинтересована в обнародовании своих переживаний по поводу этого события. Хотя стихи публиковались в журналах и сборниках, но поодиночке, разбросанные в разных местах, они производили совсем иное впечатление. Понятно также, что никто из наших исследователей даже не намекал на существование подобного цикла, столь важного для самой Ахматовой.

"Поэме без героя" "гость из будущего", то они были частично собраны в циклы, озаглавленные "Cinque" и "Шиповник цветет" (1946 - начало 1950-х годов). Но, во-первых, туда вошли не все стихи, связанные с этим кругом мотивов, а во-вторых, из-за уверенности Ахматовой в трагических для нее результатах встреч с человеком, которому посвящены названные произведения, и сама она, и комментаторы упорно игнорировали биографическую подоплеку цикла (особенно важную в данном случае) и отделывались таинственными недоговорками.

С необходимостью скрывать автобиографические мотивы связано я стремление Ахматовой утаить порой подлинные даты написания того или иного стихотворения. Л. К. Чуковская вспоминает ее характерное высказывание: "О датах со мной всегда говорят как с опасно больной, которой нельзя прямо сказать о ее болезни"2. Особой взрывчатостью биографического материала и объясняется то, что сама Ахматова при ее тяготении к циклизации не сделала ни малейшей попытки (за редкими исключениями) осмыслить эти циклы как целое. Напротив, она сняла посвящениыя Аирепу даже в стихах, написанных до того, как он уехал за границу в 1917 г., а тем более в тех, в которых продолжался спор с уехавшим и в которых особенно трагически и в то же время бескомпромиссно решается проблема эмиграции. Хотя большинство стихов, вызванных встречей с Исайей Берлиным, были собраны, как уже говорилось, в циклы "Cinque" и "Шиповник цветет", однако многие стихотворения, несомненно внутренне связанные с ними, оставались неопубликованными до конца жизни Ахматовой или же печатались в ином контексте ("Полночные стихи"). Что же касается произведений, так или иначе связанных с горчайшими переживаниями Ахматовой по поводу гибели Гумилева, то их надо буквально "вылавливать" в разных разделах книги "Anuo Domini", хотя именно они определяют прежде всего трагический тон этой книги.

16 августа 1921 г., т. е. вскоре после ареста Гумилева, Ахматова пишет стихотворение, которое можно назвать страшным пророчеством:

Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.

Огнестрельных пять.
Горькую обновушку
Другу шила я.
Любит, любит кровушку

Это стихотворение нередко относили к военным годам, и только в поздних изданиях установлена подлинная дата. Откликом на получение трагического известия о гибели Гумилева можно считать, видимо, стихотворение "Страх, во тьме перебирая вещи", помеченное 27-28 августа. Такого ощущения жути, пожалуй, нет ни в одном стихотворении Ахматовой, а строки: "Лучше бы поблескиванье дул / В грудь мою направленных винтовок", - очевидное выражение того невыносимого горя, которое она пережила в эти дни.

Во многих стихотворениях сборника "Anno Domini" и в ряде других продолжается этот плач по покойному. Одно из них принадлежит к немногим в творчестве Ахматовой произведениям, написанным не от имени лирической героини. В словах покойного, обращенных к ней: "Я с тобой, мой ангел, не лукавил,/ Как же вышло, что тебя оставил / За себя заложницей в неволе / Всей земной непоправимой боли?", - звучит как бы тяжелая поступь судьбы. Поэтесса как свою воспринимает трагическую участь того, кому принадлежат эти слова. Многие стихи этой книги полны горьких обвинений и воспоминаний по поводу мучительных для обоих взаимоотношений и поисков взаимного прощения и примирения, пусть из-за могилы ("Другой голос", "Пока не свалюсь под забором").

Что же кроме тематической общности позволяет говорить в тех случаях. о которых идет речь, об особых, скрытых поэтических циклах? Многое. Остановимся сначала на ключевых образах, лейтмотивах. В стихотворениях, обращенных к Борису Анрепу (первое помечено весной 1915 г., последние написаны незадолго до смерти) повторяется прежде всего тема кольца, подаренного лирической героиней или снятого с ее пальца героем ("Сказка о черном кольце"): "Как под скатертью узорной / Протянула перстень черный"; "А на память чуда взяв кольцо…"; "Всем обещаниям вопреки / И перстень сняв с моей руки..." Для стихов, объединенных образом "гостя из будущего", характерен повторяющийся мотив "невстречи" - образного воплощения роковой разделенности двух близких друг другу душ.

Имеется свой лейтмотив и в стихах, вдохновленных образом Александра Блока. Ахматова говорила, что в ее жизни Блок не играл особой роли, добавляя, что в его значимости для духовной жизни целого поколения сомневаться не приходится3. Он как бы воплощал для нее все колдовское, обаятельно-манящее и в то же время пророчащее гибель, что она ощущала в культуре "серебряного века". Независимо от ее отношения к реальному Александру Блоку в стихах, связанных с воплощением его образа, ощутим элемент влюбленности, зачарованного восхищения. Недаром она назвала его "трагический тенор эпохи". Ведь тенор обычно - предмет восторженного поклонения и влюбленности.

"героя": "Как нас измучил взор пустой. / Твой взор тяжелый - полуношника". И в другом стихотворении, так сказать "официально" посвященном Блоку, - "Я пришла к поэту в гости" - снова тот же мотив: "У него глаза такие, / Что запомнить каждый должен. / Мне же лучше, осторожной, / В них и вовсе не глядеть". Именно этот мотив заставляет причислить к блоковскому циклу ряд стихотворений, относительно адресата которых идет спор. "И загадочных, древних ликов На меня поглядели очи..." ("Смятение"), - трудно отделаться от мысли, что перед нами портрет Блока. Видимо, к этому циклу можно отнести стихи (также из "Четок"): "Покорно мне воображенье / В изображеньи серых глаз"4.

К кругу "блоковских" может быть отнесено и еще одно стихотворение - "Самые темные дни в году / Светлыми стать должны…". Строки:

Только глаз подымать не смей,
Жизнь мою храня.
Первых фиалок они светлей.

явно перекликаются с теми, которые мы уже приводили: "У него глаза такие, / Что запомнить каждый должен...). Стихотворение называется "9 декабря 1913 года". Посещение Ахматовой Блока относят обычно к 16 декабря. Сама она говорит в своих воспоминаниях об одном из последних воскресений 1913 г. Но 9 декабря было тоже воскресенье. И ведь не случайно поэтесса вынесла дату, очевидно, значительную для нее, в заглавие? Может быть, она сознательно сместила дату в этом слишком "личном" стихотворении? Здесь мы встречаемся с одним из примеров того, как рассмотрение стихотворения в присущем ему контексте определенного цикла позволяет лучше понять его глубинный смысл.

Говорить о циклах в тех случаях, которые имеются в виду, можно и в силу единства их лирический героини и героя. Скажем, героиня стихов, посвященных Б. Анрепу, сильно отличается от лирической героини цикла "Черный сон", также связанного с биографическими фактами и адресованного В. К. Шилейко. В самом деле, вот позиция лирической героини, характерная для стихов, обращенных к Анрепу, до его эмиграции:

"Прости, что я жила скорбя/ И солнцу радовалась мало. /Прости, прости что за тебя/Я слишком многих принимала". Пли: "Я знаю, ты моя награда / За годы боли и труда...". Стихи озарены радостью обретенного, долго ожидавшегося счастья (эта предначертанность выражается в ранних стихах Анрепу в слове "жених", редком в лирике Ахматовой). Кстати, тема счастливой любви впервые возникает именно в этом цикле. в более ранних книгах Ахматовой ее вообще нет. Даже когда наступает разлука и разочарование в любимом, светлая радость былых дней диктует такие полные самоотречения слова: "Ты угадал: моя любовь такая, / Что даже ты не мог ее убить".

И в написанных через 45 лет после расставания стихах, обращенных к Б. Анрепу, хотя и прорывается горькая жалоба ("Всем обещаньям вопреки / И перстень сняв с моей руки, / Забыл меня на дне..."), она не переходит ни в гнев, ни в проклятия. С самого начала в них задана грустно-примирительная тональность: "Прав, что не взял меня с собой...".

"Черного сна" и примыкающие к нему:

От любви твоей загадочной.
Как от боли, в крик кричу,
Стала желтой и припадочной,
Еле ноги волочу.

"А, ты думал - я тоже такая. / Что можно забыть меня...". И далее:

Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядом
Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь

Я к тебе никогда не вернусь.

Другая героиня? Или другие чувства в другой ситуации?

Несомненно, можно говорить об определенном единстве образа лирической героини в каждом цикле и о различиях в этом смысле между циклами. Впрочем, внутри цикла - образ и героини, и "героя" также переживает эволюцию, что яснее всего видно на примере анреповского цикла.

Свет обретенного счастья не исчезает в первых стихах, написанных после отъезда Анрепа в эмиграцию ("Сразу стало тихо в доме..."). Но вскоре возникает новая тема - обвинения: "А ты теперь тяжелый и унылый, / Отрекшийся от славы и мечты, / Но для меня непоправимо милый,/ И чем темней, тем трогательней ты". Лирическая героиня выступает теперь в иной ипостаси; речь идет не о любовных обвинениях и жалобах, а о другом, более принципиальном споре, что ощущается уже в летнем стихотворении 1917 г.: "Ты - отступник: за остров зеленый / Отдал, отдал родную страну...". И дальше эта тема настойчиво повторяется.

"Так теперь и кощунствуй, и чванься, / Православную душу губи...". Отношения между "героем" и "героиней" драмы меняются. Она все более ясно ощущает свою нравственную, религиозную и историческую правоту, более того - приписывает и герою понимание этой правоты: "Для чего ж ты приходишь и стонешь / Под высоким окошком моим?"; "Вокруг тебя и воды и цветы, / Зачем же к нищей грешнице стучишься?"; "Все чаще ветер западный приносит / Твои упреки и твои мольбы".

Изменение позиции лирической героини вряд ли связано с биографическими моментами, так как, по утверждению Анрепа, переписки между ними не было6. Но развитие темы продолжается и достигает кульминации в знаменитом стихотворении "Мне голос был...", также посвященном Б. Анрепу. И в поздних стихах - 1961 г., адресованных ему же, мотив морального торжества человека, оставшегося верным родине, несмотря на все пережитые бедствия, находит свое потрясающее по силе завершение:

Он больше без меня не мог:
Пуская позор, пускай острог...
Я без него могла.

Прав, что не взял меня с собой
И не назвал своей подругой,
Я стала песней и судьбой,
Ночной бессонницей и вьюгой.

по важнейшему для Ахматовой вопросу об отношении к родине и к эмиграции.

Вообще, биографические факты, преображенные фантазией поэта, приобретали более глубокий и обобщенный смысл. В воспоминаниях А. Наймана приводится полный текст ахматовского четверостишия:

Тому прошло семь лет. Трагический октябрь,
Как листья желтые, сметал людские жизни.
А друга моего последний мчал корабль

Это стихотворение А. Найман справедливо связывает с именем Анрепа7. Заметим, однако, что в нем изменены биографические обстоятельства: Анреп эмигрировал после февральской, а не после Октябрьской революции (он "уехал в Лондон первым поездом после революции Керенского"8. Мотив горькой разлуки приобретает в этом стихотворении гораздо более глубокий и трагический смысл, переходит из сферы биографического факта в сферу истории. В конце концов это правдиво и в биографическом смысле: именно Октябрь, а не Февраль проложил непреодолимую преграду между многими, некогда близкими людьми.

Словом, трансформация цикла во времени отражает трагизм встречи Поэта и Истории.

Вообще же понимание внутреннего единства стихов, образующих скрытые циклы - циклы, связанные биографически, тематически и художественно, позволяет глубже постичь и отдельные этапы, и общее направление творческого развития Анны Ахматовой.

Примечания

2. Чуковская Л. И. Записки об Анне Ахматовой. Изд. 2-е. Т. I. Париж, 1984. С. 64.

3. Жирмунский В. М. Анна Ахматова и Александр Блок // Жирмунский В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977. С. 354.

4. Там же.

5. Ахматова Анна. Соч. Париж, 1983. Т. 3.

7. Найман А. Рассказы об Анне Ахматовой // Новый мир. 1989. № 2. С. 100.

8. Ахматова Анна. Указ. соч. С. 446.

Раздел сайта: