Русский язык в школе. - 1987. -
№ 3. - С. 64-68.
А. С. Пушкин и язык поэзии А. Ахматовой
Непосредственное восприятие поэзии А. Ахматовой не раз наталкивало многих исследователей (не говоря уже просто о читателях) на мысль о родстве ее Музы с Музой А. С. Пушкина. Однако попытки в определении степени и сущности этого родства не всегда были плодотворными, что вызывало (и до сих пор, случается, вызывает) скепсис со стороны другой части исследователей, считающих "резонными возражения по этому поводу В. В. Виноградова и его тезис: "Надо идти тому, кто хочет, от изучения стиля Ахматовой к ее восприятию Пушкина и тогда искать в ее поэзии отражений пушкинской тени, а не закрывать индивидуальных отличий ее музы указанием на сходство ее скелета с воображаемым скелетом стиля Пушкина"1. Выяснению истинной роли поэтического наследия Пушкина в становлении "таинственного песенного дара"2 Ахматовой в некоторых случаях, вероятно, препятствовала и присущая ей скромность. Как отмечает Л. Озеров, в рукописи своей статьи он "сказал о влиянии Пушкина на Ахматову. Анна Андреевна возразила: "Что вы, не надо так сильно. Погасите! Если уж говорить об этом, то только как о далеком-далеком отсвете..."3.
В изучении влияния пушкинской поэзии на творчество Ахматовой сделаны тем не менее убедительные наблюдения и интересные открытия, которые в большинстве своем принадлежат одному из первых исследователей ее поэзии - В. М. Жирмунскому4. И здесь важна не только сама "пушкинская тема" - бросающиеся в глаза мотивы и образы, восходящие к Пушкину: Петербург, Царское Село (и позже - город Пушкин), образ Музы и т. п., постоянный интерес Ахматовой к личности поэта, его судьбе, произведениям (который проявлялся, как известно, не только в ее поэзии, но и в специальных научных исследованиях). Важна выявленная В. М. Жирмунским и заслуживающая дальнейшей конкретизации преемственность поэзии Ахматовой, которая выражается как в типологическом, так и в собственно генетическом ее родстве с поэзией А. С. Пушкина.
Типологическое родство языка поэзии Ахматовой с языком пушкинской поэзии определяется сходством некоторых стилевых задач, которые в разное время стояли перед Пушкиным и Ахматовой. В отличие от поэтов предшествовавших им направлений (соответственно, сентиментализма и романтизма, с одной стороны, и символизма - с другой) "огромное значение имеет для Пушкина (как и для Ахматовой) смысловой вес каждого отдельного слова и смысловой принцип в соединении слов"5. Поэтому, в противоположность "романтическому стилю" поэзии предшественников Пушкина и Ахматовой - с такими его признаками, как понятийная, вещественно-логическая размытость, условность, эмоциональная напевность, - язык их поэзии обладает чертами "классического стиля". Отсюда - отмечаемая вслед за B. М. Жирмунским многими разговорная лексика и фразеология поэзии Ахматовой, "боязнь ничем не оправданных поэтических преувеличений, чрезмерных метафор и истасканных тропов"6, т. е. господство нейтрального стиля (на фоне которого возможно художественно мотивированное привлечение более "высоких" или более "низких" единиц языка); употребление сложных форм логического подчинения и сочинения, а также использование переноса части синтаксического и смыслового целого из одной строки в другую как средства создания разговорной интонации. Отсюда "словесная четкость и строгость" языка поэзии Ахматовой, "с ее любовью к эпиграмматической формуле и расчлененной логической композиции, с ее отказом от лирических повторений и элементарной напевности песенного типа"7. Так же как и некоторым творениям Пушкина, отдельным произведениям Ахматовой свойственны "повествовательная интонация стихотворной сказки, ее эпическая манера, элементы народной лексики и фразеологии, подхватывания и параллелизмы, характерные для народного устно-поэтического сказа"8. Все эти свойства языка поэзии Ахматовой привели исследователя к выводу, что ее поэзия, "преодолев символизм, возвращается к забытому наследию Пушкина".
К одному из проявлений типологической общности языка поэзии Пушкина и Ахматовой следует отнести и то, что оба поэта охотно используют "грамматическую рифму", т. е. рифмующиеся слова, однородные с точки зрения грамматических категорий9. Помимо "грамматических рифм" Ахматова не боится использовать и такие, которые можно отнести по меньшей мере к достаточно традиционным: кровь - любовь, очи - ночи, небес - лес, горем - морем и т. п., которые неоднократно встречаются и у Пушкина.
Установка на разговорную речь, когда стихотворение строится как обращение или письмо к другу, знакомым и т. д., употребление характерных для такой речи слов и словосочетаний, синтаксических конструкций приводит к частому использованию обращений, восклицаний (O!, Увы!, Ах! и т. п.), что является еще одной типологической особенностью языка обоих поэтов.
Отличительной чертой языка поэзии Пушкина и Ахматовой является также обращение к перифразам и использование риторических вопросов в стихотворениях, представляющих собой какое-либо суждение.
Что же касается собственно генетического родства языка поэзии Ахматовой с языком пушкинской поэзии, которое выражается в сходстве языковых средств, используемых авторами, и способах этого использования, а также в том, что можно назвать реминисценциями, - то оно во многом возникает как следствие родства типологического.
Языку поэзии как Пушкина, так и Ахматовой не свойствен повтор напевного типа (присущий "романтическому стилю" поэзии). Но лексический повтор (одного и того же слова) или повтор корневой (при употреблении в контексте однокоренных слов) является яркой особенностью их стиля как стиля "классического". Такой повтор выполняет разнообразные эмоционально-смысловые функции10. В основном здесь преобладает функция усиления, ср. у Пушкина:
"На печальные поляны Льет печально свет она", "Минутной радости минутные друзья...", "летучий пух, Летучим ветром занесенный", "Как эта глупая луна На этом глупом небосклоне", "Томных уст и томных глаз Буду памятью размучен...", "Ненастный день потух; ненастной ночи мгла По небу стелется одеждою свинцовой...", "Чистейшей прелести чистейший образец".
У Ахматовой:
"Силу тайную тайно лила", "Славно начато славное дело", "Как нестерпимо бела Штора на белом окне", "Напрасных крыл напрасны трепетанья...", "И в дальнем поле дальний огонек...", "И серебряный месяц ярко Над серебряным веком стыл", "Страшный год и страшный город", "Чистый ветер ели колышет, Чистый снег заметает поля", "И стройной башней стала западня, Высокою среди высоких башен".
В следующем стихотворении Ахматовой показателен намек на персонаж "Пиковой дамы" Пушкина:
От меня, как от той графини,
Шел по лесенке винтовой,
Чтоб увидеть рассветный, синий,
Страшный час над страшной Невой.
Помимо усилительной функции повторы у обоих авторов могут выполнять функцию уточнения.
У Пушкина:
Вот он, приют гостеприимный,
Приют любви и вольных муз,
Где с ними клятвою взаимной
Скрепили вечный мы союз...
("Горишь ли ты, лампада наша...")
У Ахматовой:
Я знаю: он с болью своей не сладит,
С горькой болью первой любви.
(76)
Сходство обнаруживается и в построении некоторых периодов с анафорой. Ср. у Пушкина:
Пускай судьба определила
Гоненья грозные мне вновь,
Пускай мне дружба изменила,
Как изменяла мне любовь...
("Ф. И. Глинке")
У Ахматовой:
Пусть не ты над моими устами
Пусть не ты золотыми стихами
Обессмертил томленья мои...
(148)
Ср. также повтор с отрицанием в риторических вопросах у Пушкина (в "Подражаниях Корану", 1824: "Не я ль...?") и аналогичный прием у Ахматовой (528), а также анафорический повтор в том же произведении Пушкина (позже примененный Лермонтовым в "Демоне"):
Клянусь четой и нечетой,
Клянусь мечом и правой битвой,
Клянуся утренней звездой,
Клянусь вечернею молитвой...
- и строки Ахматовой:
Будь же проклят.
Ни стоном, ни взглядом
Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь...
(276)
Не только отдельные периоды стихотворений Ахматовой строятся так же, как пушкинские. Есть целые стихотворения, имеющие сходную синтаксическую и образно-смысловую стуктуру. Например, стихотворение "Любовь" (1), построенное на чередовании контрастных образов с использованием разделительного союза то... то..., сходно по своей структуре с "Зимним вечером".
В следующих стихотворениях поразительно сходны не только их синтаксические и образно-смысловые структуры, но и стихотворные размеры:
Все в жертву памяти твоей:
И голос лиры вдохновенной,
И трепет ревности моей,
И славы блеск, и мрак изгнанья,
И светлых мыслей красота,
И мщенье, бурная мечта
Ожесточенного страданья.
("Все в жертву памяти твоей...");
Всё обещало мне его:
Край неба, тусклый и червонный,
И милый сон под Рождество,
И Пасхи ветер многозвенный,
И прутья красные лозы,
И парковые водопады,
И две большие стрекозы
На ржавом чугуне ограды...
(142).
Можно назвать и другие произведения Ахматовой, по своему языку, размеру, образности напоминающие пушкинские строки,- особенно ее стихотворение "Последнее письмо" (540) (созвучное "Письму Татьяны к Онегину"), "Приморский парк Победы" (411), а также "Северные Элегии" (634-639) и "Эпические мотивы" (629-631), идущие от "... Вновь я посетил" (1835) Пушкина11. Приведем здесь только начальные стихи одного из произведений Ахматовой, носящие, по наблюдению В. М. Жирмунского, печать поэзии Пушкина, написанные в "торжественном, приподнятом, высоком стиле":
А! Это снова ты. Не отроком влюбленным,
Но мужем дерзостным, суровым, непреклонным
Ты в этот дом вошел и на меня глядишь.
(121)
Приведем пушкинские строки:
[Марина:]
Постой, царевич. Наконец
Я слышу речь не мальчика, но мужа.
С тобою, князь, она меня мирит.
Безумный твой порыв я забываю
И вижу вновь Димитрия...
("Борис Годунов")
Выше уже говорилось, что обращение к перифразам можно отнести к одной из типологических особенностей поэтического языка Пушкина и Ахматовой.
При этом среди перифраз поэзии Ахматовой есть и "пушкинские":
А иволга, подруга
Моих безгрешных дней,
Вчера вернувшись с юга,
Кричит среди ветвей...
(228)
Ср. у Пушкина:
Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя!
"Няне")
Ср. несколько иное:
Рифма - звучная подруга
Вдохновенного досуга,
Вдохновенного труда...
("Рифма - звучная подруга...")
Известную близость к пушкинской стилистике можно видеть и в использовании Ахматовой вопросительных предложений при организации "внутреннего диалога":
Что нам разлука? - Лихая забава,
Беды скучают без нас.
(574);
Что войны, что чума? - конец им виден скорый,
Их приговор почти произнесен.
Но кто нас защитит от ужаса, который
Был бегом времени когда-то наречен?
(391).
Ср. у Пушкина:
Что слава? шепот ли чтеца?
Гоненье ль низкого невежды?
Иль восхищение глупца?
("Разговор книгопродавца с поэтом");
Обиды вольный разговор,
Обмен тщеславия, безделья
Иль покровительства позор.
("Дружба").
незавершенности, недоговоренности и одновременно возникает ощущение сюжетной перспективы произведения, что отражается и в пунктуации (многоточие).
Следование традиции Пушкина у Ахматовой просматривается также в использовании отдельных поэтических ситуаций, находящих близкое языковое выражение. Ср.:
Ах, дверь не запирала я,
Не зажигала свеч,
Не знаешь, как, усталая,
(25);
Жгу до зари на окошке свечу
И ни о ком не тоскую,
Но не хочу, не хочу, - не хочу
(29);
Теперь твой слух не ранит
Неистовая речь,
Теперь никто не станет
(278).
Ср. у Пушкина:
Вперед одна в надежде томной
Не жди меня средь ночи темной,
Не жги свечей.
("В твою светлицу, друг мой нежный...")
Много общего обнаруживается и в использовании отдельных слов, и не только общепоэтических (типа сладостный, прелестный и т. п.), но и собственно "пушкинских" (ср. слово ножка).
Интерес представляет также обращение Ахматовой к известному противопоставлению местоимений ты и вы при обращении. Ср. у Пушкина:
Пустое вы сердечным ты
Она, обмолвясь, заменила,
И все счастливые мечты
В душе влюбленной возбудила.
Свести очей с нее нет силы;
И говорю ей: "как вы милы!"
И мыслю: "как тебя люблю!";
у Ахматовой:
Я сказала: "Ты..."
Озарила тень улыбки
Милые черты.
От подобных оговорок
Я люблю тебя, как сорок
Ласковых сестер.
(51)
Приведенный материал подтверждает справедливость того, что пушкинское начало является неотъемлемой составляющей "песенного дара" Ахматовой. Оно органично входит в состав ее оригинальной поэтической манеры, во многом определяя ее "классический стиль", свидетельствуя о том, что "оригинальное творчество Ахматовой - продукт большой и многосложной поэтической культуры"12.
1. См.: Тименчик Р. Д. Ахматова и Пушкин (Разбор стихотворения "Смуглый отрок бродил по аллеям...") // Пушкинский сборник. - Рига, 1968. - С. 124.
2. См. ее стихотворение "Молитва" (162). Здесь и далее указывается номер произведения по изданию: Ахматова А. А. Стихотворения и поэмы. - Л., 1976.
3. Озеров Л. Мастерство и волшебство. Книга статей. - М., 1976. - С. 259.
4. См.: Жирмунский В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. - Л., 1977; он же. Творчество Анны Ахматовой. - Л., 1973.
- С. 17; Поэтика русской литературы. - М., 1976. - C. 376.
6. Жирмунский В. М. Указ. соч. - С. 114. О Пушкине см.: Там же, с. 46; а также: Григорьева А. Д., Иванова Н. Н. Язык лирики XIX в.: Пушкин. Некрасов. - М., 1981. - С. 8.
7. Жирмунский В. М. Указ. соч. - С. 203.
8. Он же. Творчество Анны Ахматовой. - Л., 1973. - С. 228; здесь же см. о непосредственном влиянии пушкинских "сказок" на поэму и стихотворение Ахматовой.
9. О преобладании "грамматических рифм" у Пушкина см.: Гаспаров М. Л. Очерк истории русского стиха. - М., 1984. - С 240.
11. Что было указано В. М. Жирмунским только в отношении "Эпических мотивов". Здесь не исключено посредство "Вольных мыслей" Блока, испытавших аналогичное влияние Пушкина; см.: Гинзбург Л. О лирике. - Л., 1974. - С. 289.
12. Жирмунский В. М. Творчество Анны Ахматовой. - С. 52.