Ахматовский сборник / Сост. С. Дедюлин и
Г. Суперфин. - Париж, 1989. - С. 131-135.
"Поэма без героя", поэтика поздней
Ахматовой и фантастический реализм
В "Решке" - второй части "Поэмы без героя", представляющей собой авторский комментарий или метаописание поэтики всей поэмы, Ахматова сама отчетливо сформулировала отличия позднего периода, характерным образцом которого является эта поэма, от предшествующих ее стихотворных сборников:
Бес попутал в укладке рыться...
Ну, а как же могло случиться,
Что во всем виновата я?
Я - тишайшая, я - простая,
"Подорожник", "Белая стая"...
Противопоставляя свою новую манеру прежнему "простому" стилю, Ахматова переход к новой манере связывает с опытом английских романтиков прошлого века - Китса, Шелли и Байрона. Ей кажется, будто в ее поэме ожила и "веселиться захотела" та давняя поэтическая манера, генеалогия которой уходит через названных поэтов еще дальше - к "Гамлету". Но тут же она начинает сама с собой спорить, предоставляя слово поэме, восклицающей:
Вовсе нет у меня родословной...
Тем не менее поэма входит в круг произведений, по духу ей родственных. Одно из наиболее очевидных сближений - с "Мастером и Маргаритой". Ахматова несомненно читала роман Булгакова (или его перечитывала) в пору ташкентской близости с Е. С. Булгаковой, в чьем доме она жила (след восприятия Елены Сергеевны Булгаковой как Маргариты можно видеть в стихотворении "В этой горнице колдунья // До меня жила одна"). Основные части поэмы были написаны еще до этого. Но здесь существенно скорее всего не взаимное влияние, а взаимная поддержка: Булгаков и Ахматова шли по сходному пути, для тогдашней русской литературы необычному. Вероятно, о замысле романа Ахматова могла знать со слов Булгакова; может быть, он и читал ей отдельные сцены. Важнее другое: оба писателя в 30-е годы стали писать в ключе того, что можно было бы назвать фантастическим реализмом. У Ахматовой эта манера начинает господствовать именно в ташкентский период.
Понятие фантастического реализма было введено и пояснено Достоевским, который изложил суть его в своем предисловии к переводам Эдгара По, печатавшимся в его журнале. Особенность прозаических сочинений По и Гофмана (двух писателей-романтиков : роль романтизма для этой традиции несомненна) Достоевский видел в том, что самые невероятные и удивительные события в них излагаются с такими правдоподобными подробностями, которые заставляют читателя поверить и в реальность фантастической фабулы. Достоевский сам - особенно в последних своих романах, а главным образом - в отдельных эпизодах, в них содержащихся (таких, как сон Ипполита в "Идиоте"), был достаточно близок к такому способу повествования. Ахматова в "Северных элегиях", представляющих собой одну из вершин ее нового стиля 40-х годов, с самого начала говорит о Достоевском как о творце той России ("России Достоевского"), в которой она вместе с людьми своего поколения "вздумала родиться":
Страну знобит, а омский каторжанин
Все понял и на всем поставил крест.
Вот он сейчас перемешает всё
И сам над первозданным беспорядком,
Как некий дух, взнесется. Полночь бьет.
Перо скрипит, и многие страницы
Семеновским припахивают плацем.
Ахматова свое следование стилистике фантастического реализма Достоевского воспринимала не как решение собственно литературной задачи: речь шла о приеме, который применяет история.
По отношению к "Поэме без героя" кажется очевидным, что Ахматова стремилась прежде всего к верному воспроизведению изображаемого времени. Из разных предлагавшихся истолкований "Поэмы без героя" она одобряла такое, где основным в поэме признавалось предельно точное воссоздание картины эпохи перед началом Первой мировой войны. Фантастический элемент входил необходимой составной частью в эту картину потому именно, что в самую суть этой эпохи и ее культуры вплетена была необыкновенность людей и событий, ее характеризовавших. Автор поэмы настаивает на том, что обитатели Петербурга находились в особом пространстве-времени (хронотопе, сказали бы мы, если бы захотели воспользоваться естественнонаучным термином, который Бахтин ввел в литературоведение): о Блоке Ахматова говорит:
И его поведано словом,
Как вы были в пространстве новом,
Как вне времени были вы, -
И в каких хрусталях полярных,
И в каких сияньях янтарных
Там, у устья Леты-Невы.
в ее заглавии и подчеркнута прерывающей текст ремаркой:
Крик:
"Героя на авансцену!"
В "Решке" автор снова устами редактора обращает внимание читателя на непонятность того, "кто герой" поэмы. Среди отличий "Поэмы без героя" от традиционной поэмы эта ее черта, по-видимому, самой Ахматовой казалась важнейшей. Можно было бы предложить сопоставление с поэмой Пастернака "Спекторский". Во вступлении к поэме Пастернак писал:
Я б за героя не дал ничего
И рассуждать о нем не скоро б начал,
В котором он передо мной маячил.
Но, хотя, судя по этому признанию, Пастернаку в то время был нужен не герой (вспомним прямо противоположное утверждение Байрона в начале "Дон Жуана"), а тот фон реалистических деталей, запись которых и составляет основу его поэмы, тем не менее заглавие поэмы и хронологическая последовательность ее глав продолжают давнюю традицию жанра - романа в стихах. Произведение же Ахматовой решительно порывает с теми именно характеристиками поэмы, которые обычно оставались неизменными, в том числе и у тех английских поэтов-романтиков, на связь с которыми сама Ахматова обращает внимание в "Решке".
всего Мандельштам, чью прозу Ахматова высоко ценила. Мандельштамовская ранняя статья "Конец романа" задолго до Л. Гольдмана и других теоретиков литературы сформулировала те исторические причины, по которым роман в старом смысле слова - с героем, совершающим восхождение по социальной лестнице, - становится невозможным. Мандельштам дал оценку европейскому роману в его соотношении с историей личности, которая применима и к жанру поэмы.
Познакомившись в середине 40-х годов - когда основная часть "Поэмы без героя" была завершена - с произведениями Т. С. Элиота, Ахматова увидела в них черты, себе родственные (свидетельством этого может служить и эпиграф из этого поэта, взятый в то время Ахматовой к одной из частей поэмы). В таких композициях Элиота, как "Четыре Квартета", Ахматова могла увидеть отчасти близкий себе способ писания больших стихотворных произведений. Но Ахматова - в отличие от Элиота - настаивала на том, что она пишет именно поэму. При отсутствии традиционного героя имеют место вполне обычные членения на вступления, части, главы, система эпиграфов (менявшихся по мере изменения основного текста) и весь внешний облик текста поэмы. Ахматова все свои нововведения осуществляла в пределах представлений о поэме, сложившихся на основе опыта предшествующей литературы. Им же определен и стилистический тон описаний. Они связаны с реалистическим (метонимическим в смысле современной поэтики) вниманием к детали, к бытовой подробности. Но в число подробностей, необходимых для описания "Достоевского и бесноватого" Петербурга накануне Первой мировой войны, относится и вся "петербургская чертовня", составляющая содержание первой части поэмы. Задача воспроизведения эпохи тем самым и требует обращения к фантастическому реализму, важнейшим образцом которого в жанре поэмы и остается "Поэма без героя".