"Поэмы без героя" продолжаются неустанными темпами, и все же многое еще остается скрытым от взоров ее истолкователей за "тройным дном" шкатулки1, в которую Ахматова упрятала секреты возникновения своего любимого детища. Нам бы в данной связи хотелось указать на один из пока что не замеченных и, возможно, неожиданных его источников. Речь идет о романе "Ярмарка Тщеславия" У. Теккерея, переводы которого, естественно, печатались как до начала работы Ахматовой над "Поэмой" (см. издания романа хотя бы в теккереевских Собраниях сочинений, опубликованных в 1929 и 1933-1934 гг.), так и во время ее написания (в I960 году)2. Сигнал обращенности Ахматовой к "Ярмарке Тщеславия" как к литературному источнику несколько странен: подзаголовок этого вполне реалистического произведения ("роман без repоя") она использовала для заглавия своего фантастического шедевра!
Ахматова, разумеется, никоим образом не могла быть заинтересованной в сюжете романа Теккерея, совершенно чуждом и сюжету, и духу ее "Поэмы". Истории Ребекки Шарп и Эмилии Седли, а также их обширного круга родственников, знакомых, друзей и недругов, стояли далеко от маскарадного "призраков роя" (I, 290) в "Поэме"; "Ярмарка Тщеславия" к тому была сатирой, Ахматова же сатириком не задумывала быть и не была. Тем не менее, факт указанного заимствования отнюдь не случаен. Если английский романист своим подзаголовком хотел продемонстрировать отрицательное отношение к возвышенной, героической поэзии Байрона и Шелли, то Ахматова своей поэмой достигала аналогичного, - противостояния официальной литературы ее эпохи на ведущих, "положительных" героев. С другой стороны, в теккереевском источнике таились весьма любопытные возможности для ее кодовой поэтики: "отсутствующий" герой поэмы был также англичанином (И. Берлин), начало же ее действия приурочено к 1913 году, т. е. к сотой годовщине начала действия в романе Теккерея3, к чему следует добавить, что обе эти даты, на взгляд их авторов, оказались предопределяющими для развертывания исторических событий ХIX и, соответственно, XX веков (Европа в канун крушения наполеоновской империи, Россия в канун первой мировой войны и создания империи большевистской). Однако самым важным для Ахматовой в этом отношении было не то, о чем писал Теккерей, а как он об этом писал. Разгадка раскрывается в введении к его роману, озаглавленном "Перед занавесом", а также в ярко афишированном приеме отавторского комментирования движения сюжета и поведения персонажей.
Вот что пишет Теккерей в своем введении: "Чувство глубокой грусти охватывает Кукольника, когда он сидит на подмостках и смотрит на Ярмарку, гомонящую вокруг. (...) Здесь они (т. е. зрители - М. Й.) увидят зрелища самые разнообразные: кровопролитные сражения, величественные и пышные карусели, сцены из великосветской жизни, а также из жизни очень скромных людей, любовные эпизоды для чувствительных сердец, а также комические, в легком жанре, - и все это обставлено подходящими декорациями и щедро иллюминировано свечами за счет самого автора"4. Чем этот фрагмент, спрашивается, не является одновременно и пояснительным текстом к "Поэме без героя"? Тут и фигура Автора-Режиссера "зрелища", и марионетки-тени, и сражения, и любовь, и "неуместный смех" того же автора-"свидетеля" страшных исторических событий (I, 296), и декорации вплоть до празднично-торжественных свеч (см. "Я зажгла заветные свечи" - I, 277). Согласно определению Теккерея, "Ярмарка Тщеславия" - "место суетное, злонравное, сумасбродное, полное всяческих надувательств, фальши и притворства", в силу чего по ходу сюжета зрелища "должно выйти на свет Божий столько неприятных вещей, что и не приведи Бог" (I, 113). "Поэма без героя" (в особенности ее первая часть) об этом же, о "злонравной" и "сумасбродной" , причем и фразеология ее описания ("не приведи Бог") вполне ахматовская. У Теккерея, в частности, выведена "богато разодетая" фигура Нечестивого Вельможи, которого в конце представления уносит черт (I, 16); у Ахматовой в конце первой части поэмы уносится вся "адская арлекинада", среди которой проскользнуло и лицо "Владыки Мрака" (I, 290, 278). Описание Ярмарки Тщеславия Теккереем в целом соответствует описанию маскарада теней Ахматовой, персонажей которой (за исключением погибшего "драгунского Пьеро" - Князева - I, 286) нельзя не назвать "тщеславными", - от первого упомянутого Фауста и до замаскированной под Путаницу-Психею и "Коломбину десятых годов" (I, 278, 285) Ольги Глебовой-Судейкиной. Один из первых читателей Поэмы без героя (по свидетельству Л. Чуковской) сказал Ахматовой, что "драгун был лучше их, потому они его убили"5; так оно, наверное, и есть, и с образом юного поэта-самоубийцы в поэму вошла проблематика этического поведения, трактуемая Теккереем также вскользь в образе добродетельного Доббина.
Исследователи пока что не пришли к однозначному выводу относительно источников ахматовских комментариев и автокомментариев, в первую очередь в "Решке" и в "Прозе о Поэме". По-видимому, здесь не обошлось без использования соответствующих уроков Теккерея, то и дело прерывающего действие своего романа отавторской речью, выдержанной в шутливо-ироническом тоне. Так, доведя действие до порога ключевой сцены, он преднамеренно лишает читателя сведений о дальнейшем, утверждая, что это тайна" (I, 81); больше того, данное утверждение Теккерей в другом месте возводит в принцип, ссылаясь на то, что "на "Ярмарке Тщеславия" мы много чего делаем и знаем такого, о чем никогда не говорим" (2, 382). Ахматова в свою очередь принцип засекречивания тех или иных мотивов распространяет на сюжет в целом, указывая при этом (в одном фрагменте "Прозы о Поэме") на некое "вместилище (...) авторских тайн" (2, 227). Объясняя свой "метод", она, к примеру, пишет: "Ничто не сказано в лоб. Сложнейшие и глубочайшие вещи изложены не на десятках страниц, (...) а в двух строчках, но для всех понятных" (2, 229). Слова эти соотносимы с рассуждениями Теккерея по поводу главы о Воксхолле, "настолько короткой, что она не заслуживала бы даже названия главы" и, тем не менее, "очень важной", поскольку и в жизни "встречаются коротенькие главы", "воздействующие на весь дальнейший ход событий" (I, 78). В той же главе аналогичная роль отводится "чаше пунша", якобы оказавшей влияние на всю жизнь главнейших действующих лиц романа (I? 83); в данной связи Ахматова (в "Третьем и последнем" посвящении к поэме) шагнула еще дальше Теккерея, провозгласив знаменательное, соотнесенное с образом так и не появившегося в очередную новогоднюю ночь "человека" - "автобиографического" героя: "Но мы с ним такое заслужим, Что смутится Двадцатый Век" (I, 275).
Наконец, та "борьба с читателем", о которой Ахматова повествует в "Прозе о Поэме" (2, 222), прямо ассоциируется с рецепцией романе Теккерея в читательских и даже историко-литературных кругах. В этом отношении замечание А. Елистратовой о том, что построение романа "дает право завязывать разговор по душам с читателем, спорить с ним, предугадывая его возражения, обобщать и пояснять смысл происходящих событий"6, вполне применимо и к прозаическим комментариям Ахматовой к поэме. Ей, Ахматовой, была доступна не только вводная статья А. Елистратовой, но и трехтомник Истории западно-европейской литературы нового времени Ф. Шиллера (1937), в которой она могла обнаружить по меньшей мере два любопытных для ее темы суждения касательно Теккерея: о том, что "Ярмарка Тщеславия" производит впечатление сочинения, написанного "для чтения в тесном интимном кругу, и отсюда множество отклонений от основной нити сюжета", и об "отрицательной" стороне подобной манеры, поскольку характеры романа "начинают казаться привеском к роману, ход событий прерывается, и читателю трудно потом расставить героев по их местам"7. И то, и другое удивительнейшим образом совпадает с характеристикой поэмы и ее восприятием: "Поэма без героя" тоже производит впечатление вещи, написанной для "интимного круга" (во всяком случае, такими были первые ее читатели, о "смущении" же читателя ("моего редактора"), плохо ориентируемого в сюжете поэмы, говорится в начале "Решки" ("Не поймешь, кто в кого влюблен, Кто погиб, и кто жив остался, И кто автор, и кто герой - I, 290).
напоказ лишь источники ложные или второстепенные, тогда как о настоящих источниках ее произведений хранила полное молчание. "Ярмарка Тщеславия" Теккерея бесспорно принадлежит к последним, занимая в их ряду хотя и скромное, но почетное место8.
Примечания
1. А. Ахматова, Поэма без героя. Триптих, в: А. Ахматова, Сочинения, том первый, Москва 1987, 293 (далее по этому изданию с указанием тома и страницы в тексте).
2. Насколько известно, в наследии Ахматовой имя Теккерея упоминается лишь два раза, в ее записных книжках и в записях П. Лукницкого. В первом источнике читается: "С осени 1927 стала самостоятельно учить английский язык (Фонт<анный>Дом) - через 1/2 года читала Теккерея pendant" (Записные книжки Анны Ахматовой (1958-1966), Москва - Торино 1966, 666). Появление в нем загадочного слова "pendant" результат неверного прочтения заглавия теккереевского романа Пенденнис, о чем см. в: П. Лукницкий, Встречи с Анной Ахматовой, том II, 1926-1927, Париж - Москва 1997, 320.
3. А. Елистратова, Предисловие, в: У. Теккерей, Ярмарка Тщеславия. Роман без героя, Том первый, Москва 1960, 6.
6. А. Елистратова, Указ. соч., 13.
8. См. также отсылку Б. Каца и Р. Тименчика к Теккерею: "Кстати, заглавие могло возникнуть и как контаминация подзаголовков "Евгения Онегина" Пушкина и "Ярмарки тщеславия" Теккерея: роман в стихах + роман без героя = поэма без героя" (Б. Кац, Р. Тименчик, Анна Ахматова и музыка. Исследовательские очерки, Ленинград 1989,243).