Корона В. В.: Пoэзия Анны Ахматовой - поэтика автовариаций
Предисловие

Пoэзия Анны Ахматовой:

поэтика автовариаций

Предисловие

Чтобы добраться до сути,

постоянно повторяющихся образов
в стихах поэта –
в них и таится личность автора
и дух его поэзии.

Предваряя возможное разочарование любителей поэзии, подчеркнем: в данном исследовании обсуждаются проблемы поэтики, а не поэзии. Нас интересует не лирика Ахматовой, не перипетии ее личной жизни, а только одно свойство ее текстов – многократная повторяемость одних и тех же элементов и та абстрактная структура, которая определяет эту повторяемость.

Наше понимание задач поэтики совпадает с тем, которого придерживается Ц. Тодоров: “Объектом структурной поэтики является не литературное произведение само по себе: ее интересуют свойства того особого типа высказываний, каким является литературный текст. Всякое произведение рассматривается, таким образом, только как реализация некой гораздо более абстрактной структуры, причем только как одна из возможных ее реализаций. <...> В задачу исследований такого рода входит уже не пересказ или обоснованное резюме литературного произведения, а построение теории структуры и функционирования литературного текста, – теории, предусматривающей целый спектр литературных возможностей, в котором реальные литературные произведения заняли бы место определенных частных случаев...” [94, с. 41 - 42].

Можно сказать, что поэтика – это даже не литературная теория, а “теоретическое литературоведение”, подобное теоретической физике.

В его задачу входит выявление не только имеющихся внутритекстовых структур, но и тех, которые лишь потенциально возможны в текстах данного типа. В перспективе это позволит реально пересоздавать авторский текст, а не только множить, как это происходит теперь, варианты его интерпретации.

“параметрами” изучаемой системы. Варьирование “значений” этих “параметров” создает разнообразие вариантов воплощения одного и того же текста. Автоповторы в ахматовских текстах являются одной из таких характеристик, что и определяет наш интерес к данной стороне ее творчества.

Судя по высказыванию, вынесенному в эпиграф, сама Ахматова рассматривала “гнезда постоянно повторяющихся образов” как отображения “личности” поэта и “духа его поэзии”. Изучение системы автоповторов в этом ключе аналогично традиционной задаче изучения поэтического мира, состоящей в рекострукции “личной философии” (или личной мифологии) автора. Новизна нашего подхода состоит в попутном решении другой задачи – реконструкции авторских приемов порождения и трансформации образов, что открывает уже не “личную философию”, а “личную технологию” поэтического формообразования.

Решение “технологических” проблем в сфере гуманитарных наук требует пополнения имеющегося методологического инструментария. Такое пополнение обычно понимают как привлечение новейших философских, социологических или психологических теорий, в свете которых толкование полученных результатов приобретает новую окраску. Реже используется другой прием – привлечение идей и методов естественных наук и естественно-научной методологии, хотя и он вполне традиционен. Следуя этой полузабытой традиции, мы возвращаемся к общенаучным (структурным) методам анализа систем в том продолжении, которое они получили, пока гуманитаристика переживала эпоху “постструктурализма”.

Исторически сложилось так, что естественно-научная методология начала проникать в литературоведение из лингвистики. Ц. Тодоров пишет по этому поводу следующее: “Для многих “поэтиков” лингвистика играла роль посредника в овладении общей научной методологией; она была для них школой (одними более, а другими менее усердно посещаемой), в которой они учились строгости мышления, методам аргументации, постановке исследований, фиксации результатов и т. п. Это вполне естественно для двух дисциплин, возникших в ходе развития одной и той же научной области: филологии. Следует, однако, осознать, что эта связь имеет сугубо эмпирическую и случайную природу: в других условиях точно такую же методологическую роль по отношению к поэтике могла бы сыграть любая другая наука” [94, c. 45].

Эти слова были сказаны четверть века назад, а возможность расширения концептуального базиса поэтики путем привлечения методологических принципов из другихаук остается неосознанной. Более того, “героическую эпоху структурализма” (выражение М. Л. Гаспарова) сменила эпоха постструктурализма. Проблемы поэтики как науки перестали понимать.

– это не всегда равномерное прямолинейное движение или движение “по спирали”, но и топтание на месте и движение вспять. Такова общесистемная закономерность. Но в настоящее время “попятное движение”, похоже, прекратилось. Свидетельством тому служит переиздание, спустя 30 лет, работы Ю. М. Лотмана “Лекции по структуральной поэтике” [57].

В предисловии к этому изданию Гаспаров оптимистично полагает: “Можно считать, что содержание их стало усвоенным достоянием русской науки” [21, c. 11], одновременно отмечая “неожиданную актуальность” нового издания: “Когда «Лекции» Ю. М. Лотмана издавались впервые, у нас господствовало (да и не только у нас) догматическое литературоведение, для которого в центре внимания было «содержание», а к нему второстепенным украшением прилагалась «форма». Теперь, когда они переиздаются, на первый план выходит интуитивное интерпретаторство, сплошь и рядом выдающее свои толкования за науку.<...> За границей такая парафилология принимает вид игры в прочтение одного текста на фоне другого, по возможности, очень непохожего, и называется постструктурализмом или деструктивизмом. <...> Из этого возникают красивые... творческие фантазии, очень много говорящие о душевном складе сегодняшней культуры, но очень мало – о рассматриваемом тексте и авторе. В такой обстановке переиздание книги, созданной в героическую пору структурализма с его пафосом строгой гуманитарной научности, представляется неожиданно актуальным” [21, c. 15].

Мы видим актуальность переиздания “Лекций” не столько в том, что они отвлекают от “парафилологии”, сколько в возможности возвращения с их помощью к ранее высказанным идеям, не получившим пока развития. Для нашей темы наиболее значима идея Лотмана о строении текста как системы внетекстовых и внутритекстовых связей. “Реальная плоть художественного произведения , – пишет он, – состоит из текста (системы внутритекстовых отношений) в его отношении к внетекстовой реальности – действительности, литературным нормам, традиции, представлениям” [57, c. 213].

Автоповторы – одна из категорий внутритекстовых отношений (отношений тождества) между текстовыми элементами. В этом плане наша работа является очерком теории строения и развития текстов лирических произведений А. Ахматовой в свете той абстрактной структуры, элементами которой служат повторяющиеся образы поэтического мира, связанные отношением сходства.

“Лекции” Лотмана – пример прямого привлечения в гуманитаристику под видом “структурализма” ряда общенаучных методов. Сильный интерес, который они вызвали, и его последующее затухание свидетельствуют о том, что филология – сложившийся “организм”, а любой организм отторгает чужеродные включения. Но все живое растет и развивается, осваивая в процессе эволюции все новые и новые экологические ниши. Можно надеяться, что и “ниша”, очерченная в нашей работе, когда-нибудь будет освоена.

“Морфология сказки” [73]. Пропп опирался в своем исследовании на морфологический метод И. В. Гете, разработанный для анализа строения растений [23], но применил его для анализа строения текстов. Для филологов, которым Гете известен как поэт и философ, но не известен как естествоиспытатель, первоисточник пропповских идей остается загадочным. В нашей работе мы развиваем “структуральную поэтику” Лотмана в той ее части, которая касается теории внутритекстовых связей, опираясь, с одной стороны, на “морфологический метод” Проппа, а с другой – на психоаналитический метод З. Фрейда [100]. “Морфологический метод” применяется одновременно и “по Проппу” и “по Фрейду”, но с другими целями. Подобно Проппу, мы проводим морфологический анализ текста, выделяя сходные по характеристикам образы, а разнообразие вариантов их воплощения исследуем по методике Фрейда. Речь идет об основах метода, изложенных в разделе “Толкование сновидений”, а не о способах интерпретации результатов, получаемых с его помощью.

Происхождение образов сновидений Фрейд представляет себе как результат наложения, слияния, разделения, фрагментации, частичной или полной инверсии, “сгущения”, “маскировки” и т. п. уже имеющихся образов сознания. Сознание создает новые образы из одних и тех же элементов, с помощью одних и тех же операций. Работа сознания в этом отношении ничем не отличается от работы плотника или пекаря, создающих из одних и тех же материалов, с помощью одних и тех же инструментов (операций преобразования) самые разнообразные изделия. Основы психоаналитического метода представляют собой “чистый структурализм”. Различие только в том, что в структурных исследованиях “центр тяжести” падает на изучение операций преобразования, а в психоанализе – на специфическое толкование результатов.

Сходным образом мы представляем себе происхождение поэтического мира Анны Ахматовой, но ограничиваемся анализом только операций преобразования, применяемых автором сознательно или бессознательно. Никакого толкования образов в том направлении, которое наметил Фрейд, не предпринимается.

Применяя морфологический метод, мы учитываем и современный уровень его развития, который достигнут благодаря работам палеоботаника С. В. Мейена [ 61, 113] и прокомментирован историком Ю. В. Чайковским [102]. Берется именно метод, но по отношению к объектам другой природы. Естественно, возникает вопрос о правомерности такого переноса и его “научности”. На этот вопрос уже ответил Фрейд: “Науку определяет не предмет, а метод”.

Выбор творчества Ахматовой в качестве предмета исследования обусловлен исключительно субъективными причинами. Нас и сейчас не оставляет ощущение какой-то тайны, скрытой в ее произведениях. А на выбор метода повлиял С. В. Мейен. Как нам ясно сейчас, далеко не каждому удается встретить в жизни Учителя, чей образ спустя годы становится все отчетливее. Светлой памяти Сергея Викторовича Мейена мы посвящаем эту книгу.

Работа состоит из вводной и семи основных глав, в каждой из которых исследован один из семи “типов” повторяемости и сосредоточено внимание на особенностях реализации этого “типа”. Повторяются и примеры, иллюстрирующие различные аспекты автоповторений, но рассматриваются они каждый раз в новом ракурсе. Выделение различных “типов” автоповторений не является их классификацией, а отвечает только целям и задачам данной работы.

Во вводной главе на примере эпизодов из творческих биографий М. Бахтина, А. Белого, Р. Якобсона и некоторых других известных исследователей показано, что развитие концептуального базиса поэтики происходит не только за счет внутренних ресурсов, но и путем заимствования методологического инструментария из других наук; кратко прокомментированы методологические принципы, явно или неявно учтенные в нашем исследовании, и перечислены канонические процедуры структурного анализа.

В первой главе на примере слова “роза” продемонстрировано применение специально разработанной методики анализа внутритекстовых связей. С помощью этой методики исследованы варианты воплощения сходных образов и раскрыты связанные с ними смыслы.

Во второй главе систематизированы симметрийные преобразования подобия, применяемые Ахматовой для порождения новых образов. Показано, что эту систему можно представить как клейновскую группу четвертого порядка.

“любовных романах” лирической героини Анны Ахматовой присутствует один и тот же семантический ритм, измеряемый одним и тем же набором семантических метров.

В пятой главе показано, что все рассмотренные выше типы повторов представляют собой риторические фигуры особого рода, областью определения которых является не текст, а поэтический мир. Составляющие его образы трактуются как полиморфные множества признаков, развитие которых предопределено их собственными “внутренними” параметрами.

В шестой главе на отдельных примерах раскрываются отличительные особенности восприятия ахматовской лирики во внетекстовом и внутритекстовом контекстах.

В седьмой главе описаны некоторые наиболее часто упоминаемые образы, указывающие на архетипические структуры сознания. Высказано предположение, что активация этих структур служит одной из движущих сил поэтического творчества.

различным сторонам жизни и творчества Ахматовой, уже необозримо (ср. кратность роста: [40] и [96]), и почти в каждой при желании можно найти обсуждение тех же или сходных проблем, не говоря уже о разнообразии интерпретации отдельных произведений. Поэтому многие уважаемые ахматоведы остались неупомянутыми, но они-то лучше других понимают: число внетекстовых связей бесконечно, их выбор субъективен, а возможности человека ограничены.

В процессе работы над книгой нам неоднократно доводилось выступать в различных аудиториях, докладывая полученные результаты. Поэтому процитируем (не дословно, а по смыслу) то мнение, которое высказывали чаще всего ученые-филологи. “Эта работа – чистая беллетристика, несмотря на квазинаучный язык и отпугивающую терминологию. Никаких новых методов в ней нет. Единственная ее тема – как и о чем писала стихи А. Ахматова. Студентам-филологам, изучающим стиховедение, может быть интересен разбор и оригинальная интерпретация отдельных произведений. А теоретические разработки касаются очевидных и само собой разумеющихся вещей”. Сейчас, когда фрагменты глав, ранее публиковавшиеся по частям, собраны воедино, в их толще, как мы надеемся, будет более заметен тот новый (точнее – обновленный) морфологический метод, с помощью которого получены эти “оригинальные интерпретации”.

Раздел сайта: