"Царственное слово". Ахматовские чтения.
Выпуск 1. - М.: Наследие, 1992 г. - С. 135-140.
Анненский и Ахматова
(к проблеме "романизации" лирики)
А. В. Федорова, Р. Д. Тименчика так или иначе затрагивались и биографические, и собственно стихотворческие аспекты этой проблемы. В последней, наиболее обстоятельной, специальной работе на эту тему А. Е. Аникина "Анненский и Ахматова" (Новосибирск, 1988) - подробно прослежены текстуальные переклички различных семантических полей у обоих поэтов. Мне бы хотелось рассмотреть творческие взаимоотношения Анненского и Ахматовой в аспекте исторической поэтики, обратив внимание на то, что именно эти художники ярко репрезентируют определенную линию развития русской поэзии, которая активно взаимодействует с прозой. Начиная с работ В. М. Жирмунского, Б. М. Эйхенбаума, В. В. Виноградова и кончая исследованиями последних лет Л. Я. Гинзбург, Р. Д. Тименчика, в литературоведении справедливо отмечается "новеллистичность", а то и "романность" творчества поэтов этого направления. Однако само понятие "прозаизации" требует определенных уточнений, важных для дальнейшего изучения этой темы, для определения подхода к конкретным поэтическим текстам.
Прежде всего необходимо разграничить понятия прозаизации поэтического стиля и прозаизации (т. е. романизации) стихотворных жанров.
В первом случае речь идет о проникновении в традиционную поэтическую фразеологию элементов разговорного языка (лексики, интонационных и синтаксических конструкций). Мысль В. В. Виноградова о том, что поэзия Ахматовой осваивает "разговорный интеллигентский язык", в настоящее время не нуждается в доказательствах. Однако процесс проникновения прозаизмов в поэтический язык начался не в XX веке, а еще в пушкинскую эпоху. И само по себе подобное взаимодействие "поэтического" и "разговорного" языка лишь расширяет стилистические возможности лирики, не меняя ее жанровой специфики.
в поэзии Курочкина, Минаева, Апухтина, Случевского, Надсона. Вместе с прозаизацией поэтического стиля происходит активное проникновение в поэзию не свойственных ей прежде прозаических жанров: появляются "рассказы в стихах", стихотворные фельетоны. Но нельзя не заметить, что такой буквальный "перевод" прозаических жанров на стихотворный язык приводил поэзию не только к обретениям, но и к потерям, и грозил лирике утратой существенных родовых черт. И лишь в начале XX в., и прежде всего в творчестве И. Анненского, А. Ахматовой и в известной мере Блока и А. Белого лирическая поэзия находит новый синтетический путь, переходит от внешних жанровых и стилистических заимствований к глубинным внутренним преобразованиям поэтической речи и лирических жанров. Остановлюсь лишь на двух признаках процесса: 1) преобразовании "прозаического" сюжета в лирический фрагмент и 2) освоении лирикой "разноречия", непрямого, "оговоренного" (термин М. М. Бахтина) слова. Анненский и Ахматова с этой точки зрения воплощают в своем творчестве два последовательных и взаимосвязанных этапа этого процесса "романизации" лирики.
Поэзия Анненского демонстрирует именно переходный момент между двумя типами ориентации лирики на прозу. Стихотворения "Старые эстонки" и "То было на Валлен-Коски" внешним образом представляют собой развернутые сюжетные "рассказы в стихах" с развитым повествовательным началом, почти исчезнувшие из символистской поэзии уже в 90-х годах, после творческих переломов, пережитых "старшими" символистами. Но "рассказ в стихах" у Анненского, по сравнению с поэзией 50 - 80-х годов, представляет собой совершенно новый и оригинальный этап в своем развитии. По справедливому замечанию П. Громова, "рассказ в стихах" у Анненского "конечно, именно стих, лирика, т. е. повествовательность здесь - только особый способ передачи именно лирического, а не какого-либо иного содержания"1. Так, "повествовательный" сюжет в стихотворении "То было на Валлен-Коски" (куклу бросают в водопад на потеху туристам), при всей его предметной точности, важен не сам по себе, а как средство воссоздания сложного психологического состояния лирического героя:
Такая игра лучей,
Обиды своей жалчей.
"Рассказ в стихах" претерпевает в творчестве Анненского все более радикальные преобразования, превращаясь в новеллистический фрагмент, который самим поэтом назван "прерывистые строки": воспроизводится не последовательная цепочка сюжетных эпизодов, а единственный, как бы мгновенно "выхваченный" сюжетный фрагмент. Приведу наиболее характерный пример - стихотворение "Нервы (Пластинка для граммофона)". На первый взгляд оно производит впечатление бытовой "сценки" и даже определялось в литературоведении как сатирический "стихотворный фельетон"2. И действительно, центральное место в этом стихотворении занимает диалог, в котором реплики главных персонажей - мужа и жены - постоянно перебиваются выкриками торговцев ("Хороши гребэнки!", "Яйца, свежие яйца!"), вопросами кухарки ("Что, барыня, шпинату будем брать?"), почтальона ("Корреспонденции одна газета "Свет"), - т. е. характерной именно для "низких" стихотворных жанров картиной уличного "разноречия". Но в том-то и дело, что смысл этого стихотворения - совсем не в самодовлеющем воссоздании уличной сценки. Стихотворение начинается и кончается возгласом лирического субъекта:
И это присутствие взгляда как бы из иного мира и в то же время не отчужденного, а сострадающего, сразу же сублимирует "низкий" жанр бытовой сценки. Да и в самом диалоге, где люди, казалось бы, говорят о почте, о шпинате, о прибавке дворнику, среди самых разнородных реплик обнаруживается главная, глубоко драматичная тема, связанная с возможным арестом исчезнувшего сына ("Ты думаешь - не он... А если он?" - "Ну что ж, устроила?" - "Спалила под плитою". - "Неосмотрительность какая! Перед тою!.." - "А Вася-то зачем не сыщется домой?"). Внутренняя тревога, скрытая боль, проникающая в самые бытовые и приземленные реплики в "сценке", бросают новый свет на обрамляющие лирические восклицания, определенным образом их мотивируют, и в то же время сами оказываются средством создания особого типа "косвенного лиризма" (термин И. И. Соллертинского), выраженного через "снижение", иногда гротескные образы, а вернее - через образ уличного "разноречия", взаимодействующего с "голосом" лирического субъекта.
Преобразование "рассказа в стихах" в лирическое целое и, одновременно, "романизация" лирического стихотворения, начатые в творчестве Анненского, нашли еще более решительное продолжение в творчестве А. Ахматовой. Она вообще отказывается от "рассказа в стихах" с развернутым повествовательным сюжетом, сосредоточившись на разработке новеллистического фрагмента. То, что у И. Анненского было еще лишь экспериментом, хотя и необычайно важным и значимым, у Ахматовой становится ведущим принципом ее лирики (оговорюсь, что речь идет прежде всего о раннем творчестве, до начала 20-х годов). Но "фрагмент" у Ахматовой обнаруживает весьма примечательную закономерность: как правило, "выхватывается", избирается особая ситуация рождения оговоренного слова - ответа на чужую реплику или провоцирования чужого отклика. Примеры слишком известны:
"Отчего ты сегодня бледна?"
"Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
",
И сказал мне: "Не стой на ветру".
***
Он мне сказал: "Не жаль, что ваше тело
"
***
Между кленов шепот осенний
"Со мною умри!"
***
Ты сказал мне: "Ну что ж, иди в монастырь
".
В. В. Виноградов приводит многочисленные диалогические цитаты в главе "Гримасы диалога"3. Моя задача - попытаться понять, почему именно эти диалогические фрагменты становятся в ранней лирике Ахматовой семантическим центром. При этом постоянно меняется тип собеседника. Это может быть реальный участник разговора:
Я спросила: "Чего ты хочешь?"
"Быть с тобой в аду".
"ирреальные" собеседники - "кто-то, во мраке дерев незримый", "между кленов шепот осенний" или вообще неназванный носитель диалогической реплики. Очевидно, здесь мы встречаемся с разновидностью солилоквиума - разговора с самим собой, свидетельствующего о диалогизации внутреннего мира, о потребности увидеть себя как бы чужими глазами. И именно эта постоянная "оглядка" на чужое слово в корне меняет роль и сущность лирического субъекта в стихах Ахматовой: здесь уже ничего не остается от лирической "одержимости" своим единственным словом. Темой стихотворений ранней Ахматовой становится именно взаимодействие, взаимоосвещение "языков", - это уже, пользуясь термином М. М. Бахтина, романизированная лирика, имеющая дело не с прямым, а с "оговоренным" словом. При этом речь идет не только о композиционно оформленных диалогических репликах, но и о скрытом диалоге, о внезапных и как бы неподготовленных ответах на неявные для читателя реплики (так, в стихотворении "Есть в близости людей заветная черта..." объективное и безличное, без единого местоимения лирическое описание внезапно заканчивается обращением к собеседнику: "Теперь ты понял, отчего мое / Не бьется сердце под твоей рукою?").
Очевидно, что освоение "романной" ситуации разноречия влечет за собой и другие изменения в структуре лирического стихотворения. Отмечу лишь одну черту романного хронотопа: действие многих ранних стихов Ахматовой происходит на пороге, на лестнице, на прощании, перед смертью, перед разлукой. Напомню: "Я бежала за ним до ворот"; "И, прощаясь, держась за перила, / Она словно с трудом говорила"; "Показалось, что много ступеней, / А я знала - их только три"; "Ах, дверь не запирала я, / Не зажигала свеч"; "И на ступеньки встретить / Не вышли с фонарем" - и многие другие стихотворения.
Итак, в перспективе развития русской поэзии творчество Анненского и Ахматовой знаменует собой. качественно новый этап "прозаизации" лирики. Попытаемся на этом фоне еще раз очертить поиски новых поэтических форм, начиная с 80-х годов XIX в.: большинство "старших" символистов начинало с громоздких "гражданских" "рассказов в стихах", теряя в них свойственную лирике лаконичность и выразительность. Отказ от этого пути развития привел Мережковского, Минского и других "старших" символистов к "бессюжетной" лирике, резко порвавшей с "прозаической" поэтикой. Творчество Анненского и Ахматовой возвращает лирику к взаимодействию с романной прозой на новом этапе: развивая жанр стихотворного новеллистического фрагмента, лирика осваивает черты романного разноречия, обнаруживая новые возможности для раскрытия неисчерпаемой сложности психологической и природной жизни.
Примечания
2. Харджиев Н. И. Заметки о Маяковском // Харджиев Н., Тренин В. Поэтическая культура Маяковского. М., 1970. С. 199.
3. Виноградов В. В. О поэзии Анны Ахматовой (Стилистические наброски) // Виноградов В. В. Поэтика русской литературы. М., 1976. С. 451-459.