"Портрет с последствиями" Кузмина |
3. Последнее слово Ахматовой
Последствия кузминских портретов Ахматовой, иногда лестных, иногда «острых», иногда деконструктивных, и ивановских, всегда лестных, были сходными. Ахматова, как по нотам, разыгрывала сценарий, предугаданный в «Портрете с последствиями»: ненавидела все, что выходило из-под пера обоих ее «портретистов». Счеты с ними она сводила в салонных беседах, а Кузмина вдобавок сделала демоническим персонажем «Поэмы без героя» (1940–1965). Вот небольшая подборка примеров того, как она ославляла Кузмина и Г. Иванова — наряду с Голлербахом и Буниным, писавшими о ней не в том ключе, в каком ей хотелось бы:
[о Кузмине, пока он был жив] «<29.03.1925> “Натренировались не говорить плохо”» [Лукницкий: 80]; [о Кузмине и его похоронах] «Больная, она не пошла не похороны. Это ее расстроило, потому что она терпеть не могла покойника (в качестве корифея салона Анны Радловой), и ей приятно было бы показать беспристрастие» [Гинзбург: 543];
«<12.01.1925> …И такими людьми Н. С. был окружен! Конечно, он не видел всего этого. Он видел их такими, какими они старались казаться ему. Представляете себе такого Оцупа, который в соседней комнате выпрашивает у буфетчика взятку за знакомство с Гумилевым, а потом входит к Н. С. и заводит с ним “классические разговоры” о Расине, о Рабле…
Говорили о Гумилеве. АА рассказывала мне об окружении Н. Г. в последние годы (Г. Иванов, Г. Адамович, Н. Оцуп). К этим “архаровцам” относится крайне неодобрительно…» [Лукницкий: 30–31];
«<4.11.1925> Николай Степанович хлопотал о том же Г. Иванове, который его бесчестит сейчас» [Лукницкий: 252];
дневники Софьи Островской сохранили унизительную кличку «сын булочника», придуманную Ахматовой для Голлербаха;
наконец, по свидетельству М. Д. Вольпина, «Слово “Бунин” при Ахматовой нельзя было говорить» [Дувакин: 269]; мемуарист объясняет это ее негодованием по поводу бунинской «Поэтессы» [Дувакин: 285]50.
«Ахматова умела железной рукой кроить чужие репутации. И бывали тут и колоссальные несправедливости — например, “Петербургские зимы” Георгия Иванова: Ахматова зарубила репутацию замечательной книги, единолично, своей рукой» [Волков].
Любопытно, что реакция Ахматовой на «Мужицкого сфинкса» Зенкевича, не дотягивающего ни до прозы Кузмина, ни до прозы Г. Иванова, была принципиально иной: «Какая это неправдоподобная правда!» (цит. по: [Зенкевич: 412]). Столь высокая оценка, скорее всего, диктовалась тем, что Зенкевич угадал ипостаси Ахматовой, в которых та хотела фигурировать в чужих произведениях: не сломленная веком роковая женщина, вдова Гумилева и ведунья, а кроме того их общим акмеистическим прошлым.
Кузмин и Г. Иванов, в свое время способствовавшие ранней славе Ахматовой, ныне ее стараниями (хотя не одними ими) фактически лишены доброго имени. От дурной репутации — растлителя душ и тел (Кузмин) и сплетника, не знающего людей, о которых пишет (Г. Иванов), — ни тот, ни другой до сих пор не избавлены. Публикация их наследия, литературоведческие исследования и особенно биографии, которые должны бы восстановить в общественном сознании исторически достоверную картину, этой задачи пока что не выполнили. Надо надеяться, что в конце концов они займут подобающее место в истории русского модернизма.
Примечания
50 –464 сл.].
"Портрет с последствиями" Кузмина |