"Я всем прощение дарую..." Ахматовский сборник. -
М. -СПб.: Альянс-Архео, 2006. - С. 465-473.
Из комментария к драме Анны Ахматовой "Энума элиш"
Представление о многослойности текста, где все "двоится и троится", стало уже "общим местом" в ахматоведении. Однако если в отношении "Поэмы без героя" раскрытие реальных и литературных прототипов считается правилом хорошего тона, то в примечаниях к "Энума элиш" данный подход, к сожалению, не отразился в должной мере. Приходится констатировать, что проблема комментирования пьесы в единстве биографических, ритуальных и литературных подтекстов до сих пор не решена.
Так, например, во всех ахматовских упоминаниях о гибели текста фигурирует точная дата сожжения: "В Ташкенте (1943-1944 гг.) я сочинила и написала пьесу "Энумаелиш", кот<орая> была сожжена 11 июня 1944 в Фонтанном Доме. Теперь она вздумала возвращаться ко мне"1; "Пьеса "Энумаэлиш", состоящая из трех частей: 1) На лестнице 2) Пролог 3) Под лестницей. Писалась в Ташкенте после тифа (1942 г.), окончена на Пасху 1943. (Читала Козловским, Асе, Булгаковой, Раневской, А. Н. Тихонову, Адмони) Сожгла 11 июня 1944 в Фонтанном Доме"2; "Сгорела 11 июня 1944 в Шер<еметевском> Доме"3.
Комментаторы "Энума элиш" подвергают сомнению истинность этой даты, хотя свидетельства современников достаточно противоречивы: "Приятельница Ахматовой С. К. Островская, которая познакомилась с ней 21 сентября 1944 года, рассказывала составителю этого издания (М. М. Кралину. - П. П.), что Ахматова читала ей пьесу. "Пьеса была записана в коричневой тетради с клеенчатым переплетом, никаких стихов в ней не было, а по стилю это напоминало острую гротесковую прозу в манере сатир раннего Булгакова". В. Г. Адмони также рассказывал составителю, что он и его жена, Т. И. Сильман, слушали пьесу из уст Ахматовой, скорее всего, в 1946 году. С другой стороны, Э. Г. Герштейн свидетельствует, что, приехав в Москву в 1946 году, Ахматова сказала ей, что сожгла пьесу "по художественным соображениям""4. В воспоминаниях Н. Я. Мандельштам высказана другая версия: "<…> в Ташкенте появился "Пролог", который она бросила в печь в конце сороковых годов в ночь после ареста и увода Левы. Пьеса попала в печку вместе с тетрадями, где были записаны стихи"5. М. М. Кралин приводит еще один факт, опровергающий авторскую датировку: в июне 1944 г. Ахматова не только не жила в Фонтанном Доме (приехав из эвакуации, она временно остановилась у Рыбаковых), но 11 июня выступала на радиомитинге в Пушкине6.
Увлекшись вопросом о соответствии/несоответствии реальности, комментаторы упускают из виду несомненный ритуальный характер авторской датировки: 11 июня - день рождения Ахматовой по старому стилю. А участие в праздновании пушкинского юбилея лишь усилило этот фактор. Кстати, юбилей (или "полуюбилей") был в июне 1944 г. не только у Пушкина, но и у Ахматовой: соответственно 145 и 55 лет. В ХХ веке день рождения писателя становится предметом активного мифотворчества: вспомним хотя бы Цветаеву и Хлебникова7. Творчество Ахматовой - безусловное подтверждение сказанного, а изменение календарных рамок, вызванное переходом на новый стиль, расширило возможности мифологизирования: "Что же касается дня рождения, то тут была известная путаница. Начать с того, что она писала в автобиографии "Я родилась 11 (23) июня", а праздновала, как правило, 23-го и 24-го, прибавляя к дате рождения по старому стилю то 12 дней, поскольку оно случилось в прошлом веке, то 13 - поскольку отмечалось в тот же день уже в новом. Во-вторых, она любила заметить мимоходом, что родилась в праздник Владимирской иконы Божьей Матери, установленный в память избавления Руси от ордынского хана Ахмата, ее легендарного предка, на котором кончилось татарское иго. Но этот день - 23 июня по старому стилю, 6 июля по новому. <...> Существенным же было ее утверждение, письменно и устно повторяемое, что она родилась в ночь на Ивана Купалу, то есть опять-таки на 24 июня по старому, 7 июля по новому стилю"8.
Таким образом, мифологический комплекс "день рождения" мог включать несколько дат: 11 июня н. ст. - 11 июня ст. ст./23-24 июня н. ст. - 23-24 июня ст. ст./6-7 июля н. ст. Символика собственно дня рождения усложняется за счет тезоименитства: 12/25 июня Церковь празднует Обретение мощей и второе прославление благоверной великой княгини Анны Кашинской. О ней Ахматова вспоминает в "Причитании" 1922 года ("Анна - в Кашин, уж не княжити, / Лен колючий теребить"9), и о ее трагической судьбе заставляет вспомнить ахматовская биография10. А к празднику Владимирской иконы Божией Матери приурочены обрядовые действа на Светлоярском озере, что придает Ахматовой "исконный" (не только "по духу", но и "по рождению") статус китежанки. Назвав так Ахматову11, Клюев увидел и акцентировал уже существующую связь. Именно в этом ключе, на наш взгляд, следует интерпретировать клюевские аллюзии в поэме "Путем всея земли".
Дата рождения - наиболее ритуально значимая дата в жизни человека, личный Новый Год, и дата сожжения текста связывает ахматовскую пьесу с древневавилонским новогодним ритуалом, частью которого был космогонический эпос "Энума элиш". По нашему глубокому убеждению, связь ахматовской драмы с вавилонским обрядом и поэмой о Мардуке может быть осмыслена не в сюжетном, а в ритуальном плане12. В этом смысле "Энума элиш" действительно становится "попутчицей" "Поэмы без героя", а местом совершения ритуала выбран наиболее мифологизированный локус ахматовского творчества - Фонтанный Дом, вмещающий в "Поэме" именно новогодние действа.
"Энума элиш" полна бытовыми декорациями, частными разговорами и ситуативными смыслами, однако не следует забывать, что бытовые детали прошли сквозь толщу литературного и - шире - культурного опыта. Примером избыточного внимания к реальной подоплеке могут служить имена собственные, зашифрованные одной буквой, в частности, фамилия Жданова и название гостиницы М. Думается, публикаторы несколько перестарались, раскрыв их прямо в тексте пьесы13: мы имеем дело не с недописанными или сокращенными словами, а с достаточно традиционным литературным приемом14, к которому обращались и Пушкин, и Соллогуб15. В "Энума элиш" этот прием одновременно и акцентирован, и подвергнут сомнению: "Коломбину и Драгуна исполняли знаменитые артисты того времени, а Арлекина - некто, никогда не открывший своего лица и называвшийся одной буквой (смыта соленой водой)"16.
Среди всех героев с зашифрованным именем, пожалуй, самая необычная судьба в "Энума элиш" постигла Жданова: его Ахматова поместила в стихию языка. Аллюзии на постановление 1946 года столь явны и четки, что читатель без труда может соотнести фигуру председательствующего со Ждановым, а вот пародийная стилистическая окраска словосочетания "товарищ Ж." значительно отличается от обычной официальной формулировки "товарищ Жданов"17.
Вводя в пьесу фамилию "Жданов", Ахматова акцентирует ее внутреннюю форму: "Он: Ты знаешь, что ждет тебя? Она: Ждет, ждет... Жданов. Слетаются вороны и хором повторяют последнее слово"18. Характерно здесь "что" вместо "кто": Жданов как личность не вызывает интереса, важно событие, участником которого он стал (ср. с ахматовской записью 1962 г.: "Казалось, этот гос<ударственный> деятель только и сделал в жизни, что обозвал непечатными словами старую женщину, и в этом его немеркнущая слава"19). Глубже скрыт он в четверостишии "Дорогою ценой и нежданной...", включенном в "Энума элиш":
Дорогою ценой и нежданной
Я пойму, что ты помнишь и ждешь,
А быть может, и место найдешь
Ты могилы моей безымянной20.
Ахматовская датировка этого четверостишия - "1946. Фонт<анный> Дом. Август"21 - недвусмысленно указывает на его связь с постановлением о журналах "Звезда" и "Ленинград", а фамилия Жданова дана в отрицательной форме ("нежданной"): языковая система позволяет перечеркнуть то, что в реальной жизни отменить нельзя.
"Гостиницу М." М. В. Толмачев и С. А. Коваленко однозначно идентифицировали как "Москву"22. Между тем, на эту роль претендует и "Метрополь", находившийся в ведении Всесоюзного общества "Интурист" и потому бывший вполне вероятным местом знакомства с юношей - "знатоком" латинских букв и французских слов. Еще важнее, что построенная в 1899-1903 гг. гостиница по праву считается "энциклопедией русского модерна"23, частью истории "серебряного века", и для Ахматовой она была связана с событиями 1910-х гг.: "В августе 1911 г. Н<иколай> С<тепанович> и я поехали из Слепнева в Москву. В ресторане "Метрополя" завтракали с С. А. Поляковым (издателем "Весов"). Он подробнейшим образом объяснял нам, отчего он закрыл "Весы", что очень огорчало Гумилева. <...> Потом у нас в гостинице был сам Белый. Брал у Г<умиле>ва стихи в альманах "Мусагет""24.
Достаточно прозрачна аллюзия на поэта М.: "Знаешь, что с М. из-за стихов случилось!"25, - по справедливому замечанию М. М. Кралина26, наиболее вероятным прототипом является Мандельштам. О том, что случилось с ним "из-за стихов", - арестах и гибели - Ахматова повествует в "Листках из дневника", однако в другом фрагменте "Энума элиш" та же мысль развивается в более общем плане: "Федя: И, пожалуйста, чтоб не стихи. Ты знаешь, что теперь бывает за стихи. № 2: Знаю - все знают"27. Многократно подтвержденное и выстраданное судьбами поэтов суждение о том, что от стихов "только горе", в принципе, в доказательствах не нуждается. Однако интересно сопоставить его с булгаковской пьесой "Пушкин. Последние дни": "Битков (выпивает, пьянеет). Да, стихи сочинял... И из-за тех стихов никому покоя, ни ему, ни начальству, ни мне, рабу божьему, Степану Ильичу... я ведь за ним всюду... но не было фортуны ему... как ни напишет, мимо попал, не туда, не те, не такие... Смотрительша. Да неужто казнили его за это? <...> Человек как человек. Одна беда, эти стихи..."28
Э. Г. Бабаев вспоминал: "О пьесе М. А. Булгакова "Последние дни" я много слышал от Анны Андреевны еще в те времена, когда она писала "Пролог""29. Э. Г. Бабаев связывает с "Последними днями" замысел "Поэмы без героя"30. Можно найти и другие параллели, например, в использовании образа "тринадцатого часа":
... Что мой дар несравненный угас,
Но мой пробил тринадцатый час.
"Вы меня, как убитого зверя..."31
Спьяну ли ввалится в горницу слава,
Бьет ли тринадцатый час?
"Что нам разлука? - Лихая забава..."32
"Ты лучше в кабинете на часы погляди. Что же ты чинил? Час показывают, тринадцать раз бьют"33. В "Энума элиш" число тринадцать, при достаточно традиционной символике, тесно связано с булгаковской прозой. Тринадцатая квартира героини ("В этой тринадцатой ее квартире нам побывать не пришлось, во-первых, потому что в такие районы ходить небезопасно даже днем, затем, по слухам, лестница, кажется, из известного фильма "Рим в 11 часов""34), по замечанию Т. А. Пахаревой35, напоминает "нехорошую квартиру" из романа "Мастер и Маргарита". Другая квартира, в которой "сходили с ума - трое", а остальные жильцы "пребывали в вожделенном здравии, дрались на кухне с вызовом милиции и неотложной помощи, писали друг на друга доносы (коллект<ивно> и в одиночку), судились от семи до семидесяти раз в год из-за нетушения света в уборной"36, несомненно, родственна "коммуналкам" булгаковских рассказов и очерков и тринадцатому дому Эльпит-Рабкоммуна. Совершенно очевидны и аллюзии на "Воронью слободку" из романа Ильфа и Петрова "Золотой теленок", обитатели которой "считались людьми своенравными и известны были всему дому частыми скандалами и тяжелыми склоками"37: "Остальные жильцы квартиры 113 <...>, наконец, к общей радости добились того, что уборная, а заодно и водопровод, были навсегда заколочены"38; "Парадный ход "Вороньей слободки" был давно заколочен по той причине, что жильцы никак не могли решить, кто первый должен мыть лестницу. По этой же причине была наглухо заперта и ванная комната"39.
Ахматова усложнила числовую символику квартиры - не 13, а 113. Возможно, номер был просто позаимствован из жизни (хотя на квартиры № 13 Ахматовой тоже "везло" - она жила в Москве и у Ардовых, и у Н. Н. Глен: ""Конечно, тринадцать! Иначе быть не может", - сказала мне по телефону А. А."40). В Москве на Чкаловской улице в доме 14/16, в квартире 113, жил Самуил Яковлевич Маршак. Именно здесь остановилась Ахматова после прилета из осажденного Ленинграда и неоднократно бывала в послевоенное время (см., например, дневниковую запись: "3 января 1957, 3 ч. обедать у Фаины, 5 ч. Маруся у меня, веч<ером> я у Маршака"41). Конечно, независимо от наличия или отсутствия реальной подоплеки, номер 113 мог прельстить Ахматову множественностью смыслов: в нем сочетаются значения многократности, повторяемости (ср.: сто раз) и несчастия, роковой роли; Пушкин, например, в письме В. Ф. Вяземской назвал Наталью Гончарову своей "сто тринадцатой любовью"42.
"Энума элиш": "Выносят портрет Сталина и вешают [ни на что - просто так] на муху. Портрет от ужаса перед оригиналом держится [ни на чем] на мухе"43. По свидетельству И. С. Маршака44, его отец принимал активное участие в написании и издании детской книжки "Лев Петрович" В. А. Пяста, где были строки:
Если можно верить слуху,
Он, со службы приходя,
Вешал часики - на муху
Недалеко от гвоздя45.
Однако вернемся к персонажам "Энума элиш", обозначенным инициалом: товарищ Ж., поэт М., художник А., в котором без труда угадывается Натан Альтман, предполагают наличие конкретного прототипа и у "знаменитого хирурга R., так успешно сделавшего ей пластическую операцию, что ее и родная мать не узнает"46. Можно только догадываться, кто скрывается за этой фигурой. В число вероятных "претендентов", видимо, стоит включить и Александра Эдуардовича Рауэра (1871-1948) - одного из основоположников челюстно-лицевой пластической хирургии в СССР, работавшего в Москве. Автор многих исследований, Рауэр считался признанным авторитетом в данной области и в памятном для Ахматовой 1946 году стал лауреатом Государственной премии СССР. Неславянская фамилия Рауэра могла бы служить одним из объяснений латинской буквы R. в "Энума элиш", но, к сожалению, мы не располагаем какими-либо сведениями о том, знала ли Ахматова о существовании этого человека.
Обозначение героя инициалом - не редкость в ахматовских произведениях. В заключение вспомним одного персонажа прозы о "Поэме без героя": "Некто Ч<апский> в Ташкенте церемонно становится на одно колено, целует руки и говорит: "Вы - последний поэт Европы" (1942 г.)"47. Неоднократно отмечалось, что этот эпизод отразился в стихотворении "Тринадцать строчек" ("И наконец ты слово произнес / Не так, как те... что на одно колено"48) и в "Энума элиш": "Неизвестный становится на одно колено и с смертельным криком исчезает"49. Не касаясь в данной работе темы "Юзеф Чапский в творческой биографии Анны Ахматовой", обратим внимание, что на этой фразе "обрывается" "Пролог": "Х.: Там полпьесы. Женщина: Ничего, я сейчас сделаю конец. Х.: Там стихи. Женщина: Стихи-то все равно я пишу. Какое там последнее слово? Х.: "Неизвестный становится на одно колено и с смертельным криком исчезает" Женщина: Ладно. (Пишет). Знаю"50. Фрагмент датирован 2 октября 1963 года, а весной того же года, 17 апреля, Ахматова размышляет о жанре пушкинского "Мы проводили вечер на даче": ""Мы проводили вечер..." нисколько не отрывок повести или романа... Если представить себе "Мы проводили..." в стихотворной или драматической форме (в которой, кстати сказать, она почти и написана), становится ясно, что последняя фраза - это отличный крепкий пушкинский конец: "Алексей Иванович встал и тотчас исчез".
Дальше ничего не могло быть"51.
Примечания
2. Там же. С. 238.
3. Там же. С. 358.
4. Ахматова А. А. Собрание сочинений: В 2-х т. М., 1996. Т. 2. С. 385 (далее - Ахматова 1996).
7. См.: Лонквист Б. К значению дня рождения у авангардных поэтов // Культура русского модернизма. М., 1993. С. 206-211.
8. Найман А. Г. Рассказы о Анне Ахматовой. М., 1999. С. 76.
9. Ахматова 1996. Т. 1. С. 155.
10. Мейлах М. Б. Об именах Ахматовой: I. Анна // Russian Literature. 1974/75. № 10-11. С. 52.
12. См.: Топоров В. Н. Об историзме Ахматовой // Russian Literature. 1990. Vol. 28. № 3. С. 387-406.
13. См.: Ахматова А. Пролог (Сон во сне) // Вестник Русского Христианского Движения. Париж; Нью-Йорк; М., 1994. № 170. С. 140 (далее - Ахматова 1994); Записные книжки, с. 397; Ахматова 1998-2005. Т. 3. С. 306, 363.
14. См.: Герштейн Э. Г. Судьба Лермонтова. М., 1964. С. 247.
15. "- Мне хотелось бы влюбиться в П., - сказала Вольская. - Какой вздор, - возразил Минский. - П. есть в свете такое же дурное подражание, как в своих стихах, лорду Байрону" (Пушкин А. С. Гости съезжались на дачу // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10-ти т. Л., 1978. Т. 6. С. 503); "Хотите, я буду играть в вист с вашей глухой тетушкой, а потом поеду слушать стихи Л… и повести С-ба?.." (Соллогуб В. А. Большой свет // Соллогуб В. А. Повести. Воспоминания. Л., 1988. С. 94).
17. См., например, воспоминания М. В. Ардова: "Иногда свои шутливые упреки Ардов преподносил Анне Андреевне в манере типичного советского оратора:
- И прав был товарищ Ж., когда он нам указывал:
(Имелся в виду Жданов со своим докладом)" (Ардов М. В., Ардов Б. В., Баталов А. В. Легендарная Ордынка. СПб., 1997. С. 33).
18. Ахматова 1998-2005. Т. 3. С. 331.
20. Ахматова 1998-2005. Т. 3. С. 330.
21. Записные книжки. С. 731.
22. Ахматова 1994. С. 140; Ахматова 1998-2005. Т. 3. С. 306.
23. См.: Кириченко Е. "Метрополь". Энциклопедия русского модерна // Наше наследие. 1995. № 35-36. С. 155-161.
26. Ахматова 1996. Т. 2. С. 393.
27. Записные книжки. С. 484.
28. Булгаков М. А. Собрание сочинений: В 5-ти т. М., 1990. Т. 3. С. 510.
// Об Анне Ахматовой: Стихи, эссе, воспоминания, письма. Л., 1990. С. 324-325).
30. Бабаев Э. Г. Воспоминания. С. 52.
31. Ахматова 1996. Т. 1. С. 243.
32. Там же. Т. 1. С. 246.
33. Булгаков М. А. Собрание сочинений. Т. 3. С. 497.
35. Пахарева Т. А. Отголоски булгаковского романа в ташкентской драме Ахматовой // Творчество Михаила Булгакова: к столетию со дня рождения писателя. Киев, 1992. С. 50.
36. Записные книжки. С. 562.
37. Ильф И. А., Петров Е. П. Собрание сочинений: В 5-ти т. М., 1961. Т. 2. С. 147.
38. Ахматова 1998-2005. Т. 3. С. 315.
40. Глекин Г. Встречи с Ахматовой (Из дневниковых записей 1959-1966 годов) // Вопросы литературы. 1997. Вып. 2. С. 311.
41. Записные книжки. С. 42.
42. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 10. С. 222, 638.
43. Записные книжки. С. 397.
"Мой мальчик, тебе эту песню дарю" // Я думал, чувствовал, я жил: Воспоминания о С. Я. Маршаке. М., 1988. С. 97-98.
45. Цит. по: Маршак И. С. "Мой мальчик..." // Указ. изд. С. 97.
46. Ахматова 1998-2005. Т. 3. С. 312.
48. Ахматова 1996. Т. 1. С. 297.
50. Там же. С. 319.
51. Ахматова А. А. Сочинения: В 2-х т. М., 1990. Т. 2. С. 169.