Эйхенбаумовские чтения. Вып. 4. Воронеж: ВГПУ, 2003. С. 135-139.
Перепечатано: Анна Ахматова: эпоха, судьба, творчество.
Вып. 3. Симферополь: Крымский Архив, 2005. С. 66-72.
К истолкованию стихотворения А. Ахматовой
"Так вот, где ты скитаться должна..."
По-видимому, стихотворение "Так вот, где ты скитаться должна..." (1959)1 так и не было завершено. Однако роль его выходит за рамки "строительного материала" для вскоре написанной "Мартовской элегии" (пять строк вошли в нее почти без изменений): незаконченный отрывок вобрал в себя целый ряд чрезвычайно значимых для позднего творчества Ахматовой тем, образов и мотивов. Собственно, они и формируют лирический сюжет, "вклиненный" в пейзажную картинку как реплика диалога, начатого (как явствует из первых слов - "Так вот, где...") за пределами стихотворения2 и не завершенного ("Но молчит, заколдована тень, / Мне ни слова не отвечает"). Прошлое дано в форме полувопроса-полуупрека, будущее - как угроза, а настоящее и есть "предзимний" пейзаж, занимающий половину текста.
Прошлое - это выбор героини: "Разве плохо казалось тебе / У зеленого теплого моря, / Что покорствуя странной судьбе, / Ты пошла на такое, не споря". "Зеленое теплое море" может означать как крымскую юность ("возврат к топике поэмы об утонувшем царевиче"3), так и нереализованную возможность эмиграции. Море детства и юности в ахматовских текстах всегда синее или голубое: "море синее" ("Я любимого нигде не встретила..."), "голубая вода" ("В то время я гостила на земле..."), "тихого края / Плащ голубой" ("Путем всея земли"); само заглавие поэмы "У самого моря" имплицитно содержит эпитет "синего". "Зеленая волна" появляется в двух стихотворениях 1916-1917 гг., посвященных Б. Анрепу, - "По неделе ни слова ни с кем не скажу..." и "Просыпаться на рассвете...": возможно, цвет моря здесь мотивирован тем, что адресат - "веселый человек с зелеными глазами" ("Я именем твоим не оскверняю уст..."), чьи " мучительные очи" ("А ты теперь тяжелый и унылый..."). К Анрепу обращено и "Ты - отступник: за остров зеленый...". Но что бы ни символизировало море, прощание с ним сопоставимо с утратой рая. Те5ма изгнания подчеркивается явной и, вероятно, осознанной реминисценцией пушкинского "К Овидию": "Как ты, враждующей покорствуя судьбе, / Не славой - участью я равен был тебе. / Здесь, лирой северной пустыни оглашая, / Скитался я..."5 (ср.: "Так вот, где ты скитаться должна..."). Цитата маркирована устаревшей формой "покорствуя": о неслучайности подобного словоупотребления свидетельствует дальнейший поэтический опыт Ахматовой - "Хворая, бедствуя, немотствуя на ней..." в "Родной земле" (1961) и "Пусть я безумствую, немотствую, тоскую..." в "И любишь ты всю жизнь меня, меня одну..." (1960-е).
"... Известно, как любил сосланный в Бессарабию Пушкин уподоблять свою судьбу судьбе Овидия", - писала Ахматова в конце 1950-х гг.6 Известно, с каким вниманием Ахматова отмечала переклички с Овидием в пушкинских стихах (см. заметку "Болдинская осень (8-я глава "Онегина")"). Вероятно, в ее собственном творчестве "овидиев" слой не ограничивается эпиграфом к разделу "MCMXXI" сборника "Anno Domini"7. Что касается пушкинского стихотворения "К Овидию", то оно могло наложить отпечаток на описание зимнего Крыма в ахматовском "Судьба ли так моя переменилась..." (декабрь 1916 г.):
| Овидий, я живу близ тихих берегов... <...> И якорь, верженный близ диких берегов... <...> Суровый славянин, я слез не проливал... <...> Уж пасмурный декабрь на русские луга Зима дышала там - а с вешней теплотою Здесь солнце Младою зеленью пестрел увядший луг... "К Овидию" |
сурово, Живу на диком берегу8. <...> Не верится, что скоро будут святки. зелена. Сияет солнце. Лижет берег гладкий теплая волна. Когда от счастья томной и усталой Бывала я, то о такой тиши "Судьба ли так моя переменилась..."9 |
Размышления же о "странной", "враждующей" судьбе - сквозная ахматовская тема: "О, знала ль я, когда, томясь успехом, / Я искушала дивную Судьбу…" ("О, знала ль я, когда в одежде белой…"); "Тем более дивлюсь своей судьбине чудной / И, привыкая к ней, привыкнуть не могу, / Как к неотступному и зоркому врагу..." ("То, что я делаю, способен делать каждый..."); "Щедро взыскана дивной судьбою, / Я в беспамятстве дней забывала теченье годов..." ("Этой ивы листы в девятнадцатом веке увяли..."); см., наконец, непосредственно предшествовавшее анализируемому стихотворение октября 1959 г. "Не стращай меня грозной судьбой...". Это - судьба Поэта, носителя "царственного Слова" ("Ты, на царство венчанная дважды...")10.
Определение "Ты, запретнейшая из роз" - вероятно, один из первых ахматовских подступов к теме "запретной розы" (среди набросков того же времени - "В мире не было розы запретней..."; ср. также "Ты о ней как о первой невесте / Будешь думать..." в стихотворении 1964 г. "Запретная роза" и "чужая невеста" в "Так вот, где ты скитаться должна..."). Как известно, "Запретная роза" Ахматовой одноименна стихотворению П. А. Вяземского 1826 г., героиня которого, "Московских роз царица и краса"11, - реальное историческое лицо, Елизавета Петровна Киндякова (Лобанова-Ростовская). Ее родственницу - московскую поэтессу Екатерину Александровну Тимашеву - Пушкин в том же году назвал "соперницей запретной розы" ("К. А. Тимашевой"12"Что Запретная Роза? что Тимашева?"13). Т. е. образ "запретной розы" мог вместить по крайней мере две чрезвычайно важные для Ахматовой темы - запретной любви (к которой отсылает и строка "Здесь умрешь от...... жажды" - ср. "Пролог") и, возможно, судьбы женщины-поэта.
И еще одно предположение, на которое наталкивают строки "Ты, запретнейшая из роз <...> Здесь убьет тебя первый мороз": "Дочь Италии! С русским морозом / Трудно ладить полуденным розам"14. Гибель Анджелины Бозио, простудившейся в гастрольной поездке в Москву и похороненной в Петербурге15, наверняка была связана для Ахматовой и с "Египетской маркой" Мандельштама (Мандельштам намеревался написать отдельную повесть "Смерть Бозио"16
Итак, где же "скитаться должна" героиня ахматовского отрывка - каковы приметы? Подмосковный пейзаж - пашни17, "Набок съехавший куполок, / Лужи, гуси и поезда звуки", "Звезд загадочные изумруды, / Ржавой прелой душистой листвы / Под ногою шуршащие груды" - и московский тополь (московский "вариант" шереметевского клена - не только и не столько по месторасположению во дворе у окна, сколько по функции: "А сожженный луной тополек / Тянет к небу распятые руки" в "Так вот, где ты скитаться должна..." и "На закате и на рассвете / Смотрит в комнату старый клен / И, предвидя нашу разлуку, / Мне иссохшую черную руку, / Как за помощью тянет он" в "Поэме без героя"). Все это укладывается в ахматовскую формулу из стихотворения "Ты напрасно мне под ноги мечешь...": "Ночь со мной и всегдашняя Русь".
В "Мартовской элегии" приметы "всегдашней Руси" еще более утрированы: "грай вороний" (частый аккомпанемент ахматовской поэзии; ближайший его "прототип" - "воронья подмосковные сплетни" в "Не стращай меня грозной судьбой...") и "как будто отбывшая срок / Ковылявшая в поле береза" ("древесный" символ России и - впоследствии - двойник самой героини: "И это б могла, и то бы могла, / А сама, как береза в поле, легла, / И кругом лишь седая мгла"). Здесь же, однако, и "огромных библейских дубов / Полуночная тайная сходка": возможно, как напоминание о поэте - "ровеснике Мамврийского дуба, / Вековом собеседнике луны".
Вся "предыстория" снята, вынесена "за скобки", а настоящее ахматовского отрывка превратилось в "прошлогодние сокровища", хранимые "злой памятью". Но в "Мартовской элегии" есть нечто, чего лишено стихотворение "Так вот, где ты скитаться должна...": выход в иное измерение, в "жизнь после конца". Э. Г. Герштейн вспоминает: "В другой раз, в той же "каюте" на втором этаже, она прочла мне свое новое стихотворение, а я не сразу уловила, почему оно называется "Мартовская элегия". Она охотно заговорила:
Меня потряс тогда образ надежды и обновления, завершающий эту элегию: "И казалось, что после конца Никогда ничего не бывает... Кто же бродит опять у крыльца И по имени нас окликает?" Но когда я навестила Анну Андреевну на Ордынке за пять дней до ее кончины, она внезапно с тоской перебила меня: "Все время кто-то стоит за окном и зовет. Это бывает только в марте, вы не замечали?"18
Примечания
1. Записные книжки Анны Ахматовой (1958-1966). М.; Torino, 1996. С. 75-76. В дальнейшем стихотворение цитируется по этому изданию. вверх
2. Ср. "Так вот он - тот осенний пеизаж..." в "Четвертой" из "Северных элегий" при "Так вот она - зеленая страна!.." в "Пятом ударе" Кузмина (см.: Тименчик Р. Д., Топоров В. Н., Цивьян Т. В. Ахматова и Кузмин // Russian Literature. 1978. Vol. 6, № 3. С. 258). вверх
4. О крымском "приморском рае" в творчестве Ахматовой см.: Корона В. В. Поэзия Анны Ахматовой: поэтика автовариаций. Екатеринбург, 1999. С. 219-220. Мифопоэтический образ Италии-рая проанализирован Т. В. Цивьян: Цивьян Т. В. Странствие Ахматовой в ее Италию // Петербург Анны Ахматовой. Bologna, 1996. С. 48-53. вверх
5. Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 2. Л., 1977. С. 64. вверх
6. Ахматова А. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1986. С. 136. вверх
7. В стихотворении 1958 г. "Ты напрасно мне под ноги мечешь..." можно предположить перекличку с "Посланиями с Понта": "Neve roga, quid agam. Si persequar omnia, flebis" (Ovid. Ep. ex Ponto I, 8, 3; в переводе А. Парина - "Спрашивать, как я живу, не тщись: расскажу - так заплачешь...": Овидий Назон Публий. Скорбные элегии. Письма с Понта. М., 1982. С. 99). Ср.: "А за нею десятилетья / Скуки, страха и той пустоты, / О которой могла бы пропеть я, / Да боюсь, что расплачешься ты". вверх
"дикий берег" Ахматова включала в число повторяющихся образов у Пушкина (см.: Лукницкий П. Н. Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. Том II. 1926-1927. Париж; М., 1997. С. 275). вверх
9. Курсив мой - П. П. Произведения Ахматовой, кроме специально оговоренных случаев, цитируются по изданию: Ахматова А. Собр. соч.: В 2 т. М., 1996. вверх
10. См.: Топоров В. Н. Об историзме Ахматовой... С. 400-401. вверх
11. Вяземский П. А. Стихотворения. Л., 1986. С. 195. вверх
12. Пушкин А. С. Полн. собр. соч. ... Т. 2. С. 305. В начале 1950-х гг. Ф. Я. Прийма опубликовал подробную статью, посвященную новонайденному пушкинскому автографу: Прийма Ф. Я. Стихотворение "Я видел вас, я их читал" // Лит. архив. М.; Л., 1953. Т. 4. С. 11-22. вверх
14. "О погоде" (Некрасов Н. А. Полн. собр. соч.: В 15 т. Т. 2. Л., 1981. С. 188). вверх
15. См. "Энциклопедический словарь" Брокгауза и Ефрона (Т. IV. СПб., 1891. С. 227-228). вверх
16. См.: Мандельштам О. Э. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1990. С. 408. вверх
17. Ср. "черноту распаханной земли" в "Сне" 1956 г. (подготовленную, правда, ранним киевским "И весь день не замолкали звоны / Над простором вспаханной земли" в стихотворении "Стал мне реже сниться, слава Богу...") и - резче - "Поздний ответ": "Я сегодня вернулась домой, / Полюбуйтесь, родимые пашни, / Что за это случилось со мной". вверх
Благодарю В. А. Черных за предоставленные сведения.