Рубинчик Ольга: Оглянувшиеся Анна Ахматова, Марк Шагал и Рахиль Баумволь

Оглянувшиеся Анна Ахматова, Марк Шагал и Рахиль Баумволь1

В 1942 г. в Ташкенте Ахматова оценила как "замечательные, первоклассные" стихи поэтессы Рахили Баумволь, которые тогда переводила с идиша Елизавета Тараховская2. Ахматова хотела показать подстрочники стихов Чуковской. Лидия Корнеевна записала:

"Я спустилась к Тараховской.

Лучшего стихотворения там не оказалось, но было второе, которое очень понравилось NN [Ахматовой - О. Р.] - "Оглядываюсь", о мальчике. Я сказала, что стихи - как-то родственны Квитко, так же материален мир и так же все наивно.

- "Нет, не наивно, по-моему, - сказала NN, - а с нарочитым примитивизмом. Этакий Шагал"3.

Рахиль Баумволь
Я оглядываюсь

Я с мамой гуляю. Вот мостик. Вот сад.
Но я оглянулся тихонько назад.

А мама торопит: - Иди, ротозей!
Гляди себе под ноги и не глазей!

Ты можешь споткнуться, упасть невзначай!
Зачем же назад ты глядишь? Отвечай!

Зачем? Я на это ответить не смог…
Но я оглянулся на серый дымок:

Он здесь еще? Или рассеялся вдруг?
Свернул ли гусенок с дорожки на луг?

Бежит ли все так же собачка? За ней
Такая же тень или стала длинней?

Останется ль все - и собачка, и дым,

А мама торопит: - Иди, ротозей!
Гляди себе под ноги и не глазей!
Пер. Е. Тараховской4

Первое, что замечаешь в этих стихах, - родство не с Шагалом, а со стихотворением самой Ахматовой "Лотова жена" (1922-1924):

Жена же Лотова оглянулась позади его
и стала соляным столпом.
Книга Бытия

И праведник шел за посланником Бога,
Огромный и светлый, по черной горе.
Но громко жене говорила тревога:
Не поздно, ты можешь еще посмотреть
На красные башни родного Содома,
На площадь, где пела, на двор, где пряла,
На окна пустые высокого дома,
Где милому мужу детей родила.
Взглянула - и, скованы смертною болью,
Глаза ее больше смотреть не могли;
И сделалось тело прозрачною солью,
И быстрые ноги к земле приросли.

Кто женщину эту оплакивать будет?

Лишь сердце мое никогда не забудет
Отдавшую жизнь за единственный взгляд.

Ахматова опирается на библейский сюжет. Ангелы, держа за руки Лота, его жену и дочерей, выводят их из предназначенного к уничтожению Содома со словами: "спасай душу свою; не оглядывайся назад, и нигде не останавливайся в окрестности сей…" Ахматова берет эпиграфом строки: "Жена же Лотова оглянулась позади его и стала соляным столпом" (Бытие, 19, 26). Это все, что говорится в Библии о Лотовой жене. Картина Содома и описание женщины, превращающейся в столп, принадлежат самой Ахматовой.

"Кто женщину эту оплакивать будет?" Жена Лота, действительно, не была по-настоящему "оплакана": в отличие от целого ряда других библейских сюжетов, ее история стала предметом вдохновения лишь для немногих поэтов и художников5. Известны многочисленные картины старых мастеров на сюжет "Лот с дочерьми", но не на тему "соляного столпа". Ахматова, описывая жену Лота и оставшийся за ее спиной город, взяла на себя труд и поэта, и - как бы - художника.

В "Лотовой жене", в отличие от стихотворения Баумволь, нет шагаловского начала, хотя для Шагала и органичны библейские темы, как ветхозаветные, так и новозаветные. Ахматова создала, скорее, подобие классической картины, какой она сложилась и развивалась с эпохи Возрождения и до конца XIX в. Первые строки дают передний, крупный план: впереди - Ангел, за ним - Лот, за ним - Лотова жена; обозначены цвето-световые доминанты. Затем описан дальний план - оставшиеся внизу красные башни Содома. И - взгляд возвращается к жене Лота, чьими глазами мы видим город: она изображена в момент оцепенения, замирания в движении - в шаге, в повороте, в момент превращения в прозрачную соль.

Интересно, что в наши дни сюжет стал привлекать внимание мастеров изобразительного искусства едва ли не больше, чем раньше6. Отчасти это произошло благодаря стихам Ахматовой. Так, для новой экспозиции Музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме, открывшейся в 2003 г., Владимир Цывин создал три скульптуры, изображающие героинь ахматовского цикла "Библейские стихи": это жена Лота, Мелхола и Рахиль; на конкурсе памятников Ахматовой, проходившем в Петербурге в конце 1990-х г., победила работа Галины Додоновой, изобразившей Ахматову, подобно жене Лота, - оглянувшейся7.

Тема "оглядки"8 на прошлое, тема памяти была для Ахматовой одной из главных. По словам исследовательницы, "Содержание стихотворения перерастает тему политического выбора (отъезд эмигрантов из России) и вбирает в себя мотив верности родному очагу, который разрушался на глазах. Библейский грех непослушания оборачивается трагедией верности"9.

Глубоко переживаемую ею самой тему Ахматова не могла не заметить - пусть и в совершенно преображенном виде - у молодой поэтессы, которая "с нарочитым примитивизмом" написала, казалось бы, "детское стихотворение" (опубликованное, однако, не в ее книгах для детей, а в сборнике стихов "для взрослых"). Рахили Баумволь могла быть близка ветхозаветная тематика: ее дед и бабка (описанные ею стихах) были правоверными иудеями10. Не исключено также, что Баумволь знала стихотворение Ахматовой, опубликованное в 1924 г. 11: русская культура была для Баумволь родной, она писала стихи не только на идише, но и по-русски. Как бы то ни было, но библейская нота мимолетности, тщетности всего живого есть в ее тексте. Есть сад, который можно традиционно воспринять как райский и в который лежит "узкий путь" - по мостику. Дитя, которое мама ведет в сад (а точнее, тащит за руку, как Ангелы тащили замешкавшееся семейство Лота), не спешит туда войти, оглядывается:

Зачем? Я на это ответить не смог…
Но я оглянулся на серый дымок:

Он здесь еще? Или рассеялся вдруг?

Ср: "И встал Авраам рано утром и пошел на место, где стоял перед лицем Господа.

И посмотрел к Содому и Гоморре, и на все пространство окрестности, и увидел: вот, дым поднимается с земли, как дым из печи" (Бытие, 19, 27-28).

Я не хочу сказать, что стихотворение Баумволь сводится к библейскому подтексту - его может даже не быть. Но есть то, что сближает ахматовское восприятие мира с восприятием Баумволь: невозможность не оглянуться и "детскость" взгляда, дорожащего всеми приметами бытия. "Я дрожу над каждой соринкою, / Над каждым словом глупца", - написала Ахматова по другому поводу12.

Об этой близости Ахматова ничего не сказала в разговоре с Чуковской, лишь назвала стихи "замечательными", а когда там же, в Ташкенте, Баумволь привели знакомиться с Ахматовой, сказала ей: "Ну, почитайте мне. У вас чудесные стихи"13.

Более определенная характеристика стихов - "Этакий Шагал".

Прежде, чем перейти к попытке обозначить сходство в стилистике Шагала и Баумволь, приведу верное, на мой взгляд, определение шагаловского мировидения: "Человек, движущийся вперед с лицом, обращенным назад, - ключевой образ в искусстве Марка Шагала14 <…> Неудивительно, что в расцвете молодости он обратился к мемуарному жанру и создал документально-поэтическое описание прожитой жизни, близкое тому, что можно увидеть в его живописи"15.

Действительно, Шагалу как будто мало было без конца создавать заново образ родного Витебска в живописи и графике, он обращался к нему в прозе и стихах. Приведу стихи (в переводе с идиша), написанные им как будто о мальчике Раисы Баумволь, но только выросшем:

Ангел над крышами

Ты помнишь ли меня, мой город,

Река, из памяти испей-ка
и вспомни вновь юнца того,
что на твоих сидел скамейках
и ждал признанья своего.

Там, где дома стоят кривые,
где спит река - там золотые
деньки я грезил напролет.

А ночью - ангел светозарный
над крышей пламенел амбарной
и клялся мне, что до высот
мое он имя вознесет…

Тот город дальний16

Во мне звенит
тот город дальний,
церквушки белые -
белы как мел они -
церквушки дальние и синагоги. Двери
распахнуты. В расцветший сад - в зенит
взлетает жизнь, на шумных крыльях рея.

Во мне грустят

надгробья серые - на склоне, где лежат
в горe благочестивые евреи.

В мазках и красках,
на свету, в тени
стоит моя далекая картина…

"Тот город дальний" в книге помещена скромная графическая картинка: одноэтажные домики, странник с маленьким мальчиком, повозка с ямщиком, погоняющим коренастую лошадь, на переднем плане - петух, вдали - луковка церкви…17

У Баумволь был свой "Витебск" - Бердичев. О детстве в Бердичеве - ее поэма "Девочка"18. То, что стихи Баумволь и стихи Шагала писались на идише, также объединяет двух художников. Идиш к тому времени уже в большей степени был символом верности своему детству, своей памяти, чем живым языком. Писать на идише означало, что тебя мало кто прочтет - или что твои стихи будут прочитаны в переводе. И авторы на это шли.

Итак, жест оглядки был важен для всех троих: для автора стихотворения "Я оглядываюсь", для автора картин и стихов о городе своего детства и для автора "Лотовой жены" - для Ахматовой, оценившей в Баумволь то, что она любила в Шагале.

Чуковская не называет, какие еще стихи Баумволь, переводимые в тот момент Тараховской, были одобрены Ахматовой. В сборниках же Баумволь есть еще только одно стихотворение в переводе этой писательницы19:

За солнцем


А там, на другой стороне,
Темно. Там гулять не позволили мне.

Я тихо иду
От ворот до угла…

А напротив вечерняя мгла.

И кажется мне:
Переулок наш длинный
Как будто распался

Здесь солнце - тепло мне,
Иду налегке,
Там тень - я продрогла бы
Даже в платке.


Растут и растут,
Взбираются ,
По воротам ползут.

Уже вечереет,

И тень, как живая,
Ползет по земле.

Вот лошадь бежит
Посреди мостовой

Головой.

И тащит телегу
Сквозь тень тополей
На солнце,


- Мама, пусти!
За солнышком следом
Хочу я пойти!

"шагаловским". Оно тоже обращено вспять, к детству, хотя девочка в нем не оглядывается назад, а устремляется к солнцу (по многим стихам Баумволь видно, что поэтесса - "солнце- и светопоклонница"). Резкое разделение пространства на свет и тьму характерно для многих картин Шагала - в его живописи могут совмещаться не только разные времена суток, но и разные времена года, разные пространства, разные миры. Классический пример - картина "Я и деревня" 1911 г. (Музей современного искусства, Нью-Йорк). Лошадь, тянущаяся к тени трубы головой, так что эта лошадь скорее уже на крыше, чем на мостовой; девочка, которая стремится оказаться в небе, - это мотивы для Шагала совершенно обычные, естественные.

Может быть, приведенным стихотворениям Баумволь не хватает шагаловской красочности. Это восполняется рядом других ее стихов, которые Ахматова в то время, вероятнее всего, знать не могла. Так, стихотворение "Зимнее утро" начинается строкой: "Ах, как горит петуший гребень на снегу!" И цветовой контраст, и петушья тема характерны для Шагала (у которого фантастические петухи, кроме великолепной стати, обладают значимостью, напоминающей о библейской символике). Стихотворение "На колхозный рынок", со своими длинными заборами, дорогами, подводами, рыжей тыквой, на которой "осколками зеркала блещут росинки", веселой брусникой, которая "пляшет рубиновым градом", совершенно "шагаловское"20.

Сказанное не означает, что все стихи Баумволь имеют в себе что-то от искусства Шагала. Но в целом такое сравнение возможно и плодотворно, хотя Ахматова, когда она произнесла слова: "Этакий Шагал",- располагала всего несколькими стихотворениями, а в дополнение к ним - лишь сведениями о том, что Баумволь, как и Шагал, родилась в российской (точнее, в белорусской) провинции, в еврейской среде, говорившей на идише.

Для своего сборника 1958 г. Баумволь попросила Ахматову сделать несколько переводов21. По воспоминаниям современника, в начале 1961 г. Ахматова в разговоре с ним назвала Баумволь "очень талантливой" и сказала, что считает честью для себя переводить "поэтов гонимого народа"22. Ахматова переводила также стихи Переца Маркиша, Самуила Галкина, Льва Квитко и др.

В четырех стихотворениях, переведенных Ахматовой (Баумволь оценила эти переводы не слишком высоко)23, "шагаловское" начало не так заметно, как в стихах, приводимых выше. Однако можно упомянуть строки из стихотворения "Бывают раннею весною":


И в пене уличной реки
Бесстрашно сапоги шагают,
Вприпрыжку мчатся башмачки.

Созданные Баумволь-Ахматовой образы увядающих домов, фантастических, самостоятельно шагающих сапог и мчащихся башмачков вполне сопоставимы с миром Шагала.

"Воображаемая прогулка"24, в котором не было бы ничего "шагаловского" (кроме названия "Прогулка"25), если бы не тема памяти, не оглядка на то, что "за спиною". Не только в творчестве Ахматовой, но и в творчестве Шагала и Баумволь эта тема порой звучала трагически:

Ты сегодня особенно как-то тиха,
Королева стиха.

Мы с тобою идем по жнивью.
Я молчать тебе вдоволь даю


Молча думаю то, что хочу.


Горделивой осанкой твоей,

Властным взглядом, решительным ртом,

Жизнь твоя у Руси на виду.
Я, сестра твоя, рядом иду.

Рост мой мал, я сутулюсь слегка,
За спиною - страданий века.


Я взирать не могу с высоты.

Мой народ, для кого я пою -
Разве слышит он песню мою?

Песню отняли злые враги,

Мне не надо ни стран, ни морей,
Ни чудесной короны твоей.

Только песню заставь их вернуть.
…Мы с тобой продолжаем наш путь.


Надрывается молча душа.

Впереди простирается лес.

Это стихотворение Ахматова прочла через несколько лет после написания, когда Баумволь прислала ей его вместе с экземпляром сборника 1958 г. По словам Самуила Галкина, Ахматова назвала стихотворение "потрясающим" и переписала его в альбом посвященных ей стихов; "когда она его читала, у нее слезы были на глазах"26.

1. Статья представляет собой фрагмент главы "Ахматова и Шагал" из кандидатской диссертации "Изобразительные искусства в творческой мастерской Анны Ахматовой" (диссертация находится в процессе написания). Другие фрагменты этой главы см. в изданиях: Рубинчик О. "Там за островом, там за садом…" Тема Китежа у Анны Ахматовой // Анна Ахматова: эпоха, судьба, творчество. Крымский ахматовский научн. сб. Вып. 3. Симферополь, 2005; Рубинчик О. "И не хуже Шагала я тебя опишу…" Анна Ахматова и Марк Шагал // Филологические записки. Воронеж (в печати); "Пленительный город загадок" и "волшебный Витебск": Анна Ахматова и Марк Шагал // И: Сб. статей факультета истории искусств Европейского университета в Санкт-Петербурге. СПб., 2006 (в печати).

За помощь, оказанную мне при работе над темой, выражаю искреннюю признательность Р. Д. Тименчику и С. М. Даниэлю.

2. Баумволь Рахиль Львовна (1914-2000) - поэтесса и прозаик. В 1943 г. в Ташкенте вышел маленький сборник ее стихов "Сердцем на страже" - в основном стихи на военную тему. Переводов Тараховской в нем нет.

Тараховская Елизавета Яковлевна (1895-1968) - писательница и переводчица.

4. Баумволь Р. Стихотворения. М., 1958.

5. Что касается этого сюжета в изобразительном искусстве, то существует, например, картина Альбрехта Дюрера "Лот и его дочери покидают обреченный город Содом" (1498, Национальная галерея искусства, Вашингтон): на переднем плане - Лот с дочерьми, в глубине картины - горящий Содом, на тропе, ведущей к нему, - крошечная женская фигурка. Есть две картины Питера Пауля Рубенса, на которых семья Лота покидает Содом: "Лот с дочерьми покидает Содом" (ок. 1616-1617) и "Бегство Лота из Содома" (1625, Лувр, Париж). Но в этих картинах жена Лота не занимает существенного места, она уходит прочь от Содома, не оглядываясь, вместе со всей семьей. На картине Камиля Коро "Разрушение Содома" (1857, Музей Метрополитен, Нью-Йорк) изображен не тот момент, который запечатлен у Ахматовой. Ближе к ахматовскому стихотворению гравюра Гюстава Доре "Семья Лота покидает Содом": гордая, стройная фигура жены Лота дана крупным планом, в полуобороте. Но во всем остальном библейская иллюстрация Доре, которую Ахматова, без сомнения, видела, не схожа со стихотворением; главное отличие в том, что это черно-белая графика, а не "картина" в цвете, как у Ахматовой. Работу Доре см. в многочисленных изданиях Библии с иллюстрациями этого художника, например: Библия в гравюрах Гюстава Доре. М., 1996. С. 31. Среди известных автору данной статьи произведений, связанных с темой Лота и его жены, нет такой, про которую можно было бы сказать, что она послужила Ахматовой импульсом для создания стихотворения.

6. Коллекцию картин и графических работ, старинных и современных, на тему жены Лота и разрушения Содома см. на сайте: Человек и его вера. Православный миссионерский форум диакона Андрея Кураева.

7. Памятник предназначался для площади на набережной Робеспьера, напротив Крестов, он должен был стоять на фоне здания, построенного архитектором Луиджи Руска. Однако он не поставлен - возможно, из-за протеста культурной общественности Петербурга. Один из аргументов против его установки: Ахматова глядела бы не на Кресты, а назад, как бы на памятник Феликсу Дзержинскому на Шпалерной улице. Впрочем, скульптор предложила альтернативный вариант: Ахматова "идет" к зданию Руска и, таким образом, оборачивается на Кресты (см. сайт Додоновой в Интернете). Но поставить памятник лицом к зданию Руска и спиной к зрителю, который будет находиться на площади и на набережной, не представляется удачным.

"Таким я вижу облик ваш и взгляд. / Он мне внушен не тем столбом из соли, / Которым вы пять лет тому назад / Испуг оглядки к рифме прикололи…" (Борис Пастернак "Анне Ахматовой"). Ср. также строки из стихотворения Ахматовой "Данте" (1936): "Он и после смерти не вернулся / В старую Флоренцию свою. / Этот, уходя, не оглянулся…" См. и ряд других стихов Ахматовой.

9. Кихней Л. Г. Поэзия Анны Ахматовой. Тайны ремесла. М., 1997. С. 61. В той же главе "Мифопоэтическое начало в творчестве Ахматовой" на разных текстах рассматривается мотив превращения человека в камень, символизирующий у Ахматовой "неизбывное страдание в настоящем"; подробно освещается тема памяти.

10. Привожу стихотворение Баумволь "Дедушка и бабушка" (из сборника 1958 г.), которое Ахматова также могла бы оценить как "шагаловское":

Сегодня растянулась я ничком
И лбом ударилась о половицу.

А бабушка вполголоса бранится.

Мнет бабушка свой клетчатый подол
Знакомого линялого оттенка.

Покачиваясь, точно заводной,
Он, как всегда, о чем-то просит Бога…
Хочу я встать меж дедом и стеной,
Но бабушка одергивает строго.


Играет лучик на краях овала.
На свой синяк я невзначай гляжу
И вспоминаю вдруг, что я упала.

11. Русский современник. 1924. № 1. Без заглавия, с эпиграфом по-старославянски: "И озреся жена его вспять, и бысть столп слан".

"Дал Ты мне молодость трудную…" (1912).

13. Из воспоминаний Баумволь о знакомстве с Ахматовой, записанных Тименчиком в 1977 г. в Иерусалиме, где поэтесса жила с 1971 г. См.: Тименчик Р. Три персонажа "Записных книжек" Анны Ахматовой // К 65-летию С. Ю. Дудакова. История, культура, литература. Иерусалим, 2004.

14. См., например: "Продавец скота" (1912, Музей искусств, Базель), "Женщина с коромыслом" (1914, частное собрание, Бремен), "Над городом" (1914-1918, ГТГ), "Всадник (эскиз панно)" (1918, частное собрание, Париж) (воспроизведены в изд.: Апчинская Н. В. Марк Шагал. Портрет художника. М., 1995. С. 31, 40, 53, 59). Для Шагала характерно также изображение человека с двумя лицами, обращенными, как у античного бога времени Януса, в противоположные стороны: "Невеста с двойным лицом" (1927, частное собрание, Париж) (каталог: Марк Шагал. СПб., 2005. С. 121), "Париж из моего окна" (1913, Музей Гугенхейм, Нью-Йорк) (Марк Шагал. Альбом. М. - Усть-Илимск, 1992).

15. Апчинская Н. В. Предисловие к изд.: Шагал М. Моя жизнь. СПб., 2000. С. 5.

16. Шагал М. Ангел над крышами. Стихи. Проза. Статьи. М., 1989. С. 56. Перевод Льва Беринского.

"Моя жизнь", но это было возможно. Альбом иллюстраций к "Моей жизни" вышел в 1923 г. в Берлине. В это время берлинские издания достаточно свободно попадали в Россию.

18. Поэма "Девочка" опубликована в сборнике стихов Баумволь "Глядя в глаза" (М., 1968).

19. Из указанного сборника 1958 г.

20. Оба стихотворения - из сборника 1958 г., пер. Р. Морана.

21. Переводы Ахматовой из Баумволь можно прочесть также в изд.: Ахматова А. А. Собр. соч.: В 8-ми тт. М., 1998-2005. Т. 8.

23. Тименчик Р. Три персонажа "Записных книжек" Анны Ахматовой // Указ. изд.

24. Баумволь Р. Стихи. Иерусалим, 1976. С. 83. Цит. по: Тименчик Р. Три персонажа "Записных книжке" Анны Ахматовой // Указ. изд. Стихотворение опубликовано под названием "Прогулка".

25. Картина Шагала "Прогулка" (1917-1918 гг., ГРМ; известны и другие варианты этой работы), изображающая Шагала, который держит за руку свою летящую жену, сюжетно довольно далека от стихотворения Баумволь с тем же названием.

26. Тименчик Р. Три персонажа "Записных книжек" Анны Ахматовой // Указ. изд.