Сильва Эльдар, Шилов Лев: Английские недели Анны Ахматовой

Тайны ремесла. Ахматовские чтения.
Вып. 2. М., 1992. С. 132-147.

Английские недели Анны Ахматовой

Как-то зимой 1926 г. один из близких друзей Ахматовой, просмотрев ее заметки о связи поэзии Анненского и Гумилева с поэмами Гомера, задумчиво сказал: "Когда Вам пришлют горностаевую мантию из Оксфордского университета, помяните меня в своих молитвах"1.

Грустный смысл этой шутки, сохранившейся в записях Павла Лукницкого, прилежного летописца ахматовских "трудов и дней" второй половины двадцатых годов, раскрывается на соседних страницах его дневника, где рассказывается о внешних обстоятельствах жизни Ахматовой: бедности, почти нищете, об ее изоляции от бурной литературной и общественной деятельности в середине двадцатых годов, изоляции отчасти намеренной, отчасти вынужденной.

К этому времени по указанию свыше от публикации ее стихотворений уже отказались все журналы и издательства. Не вышел в свет и подготовленный к печати ее двухтомник. И это положение изгоя почти не менялось многие годы. С 1924 по 1939 г. в нашей стране не было напечатано ни одного стихотворения Анны Ахматовой. "Двенадцать лет я провалялась на диване", - так с горькой улыбкой комментировала Ахматова одну из фотографий тех лет.

Запретить печатать стихи одного из самых лучших и самых популярных поэтов (к 1924 г. вышло около 20 изданий ее книг, один только сборник "Четки" издавался десять раз) было нетрудно. Остановить работу столь могучего интеллекта, каким была наделена Ахматова, погасить ее фантазию, лишить ее волшебного певческого дара было невозможно.

Она продолжала писать, и с 1939 по 1946 г. довольно много печаталась. А потом, как говорила Ахматова, "произошло то, что произошло": последовал ждановский погром литературы, и опять на долгие годы умолк в нашей поэзии неповторимый ахматовский голос.

Пройдет еще почти два десятилетия, и именно Анне Ахматовой - единственному из наших поэтов - будет торжественно вручена мантия доктора наук Оксфордского университета. Давняя шутка ее друга окажется пророчеством, обернется триумфом поэта, которого столь несправедливо оценивала официальная критика. Впрочем, кажется, Ахматова не придавала особого значения этому академическому отличию, так же, как и международной премии "Этна Таормина", которая была вручена ей в Италии в 1964 г. Близкие ей люди рассказывают, что с не меньшей гордостью, чем фотографии этих церемоний, она показывала "берестяное издание" одной из ее книг, созданной в единственном экземпляре на дальнем лесоповале кем-то из безвестных читателей. Но две "английские недели", несомненно, были ей памятны и приятны.

Норман. Он рассказывал нам осенью 1988 г., как торжественно была встречена Ахматова, и как он был обрадован и горд тем, что именно ему (по ее просьбе) было доверено Британским советом стать ее переводчиком и "телохранителем" на все дни ее пребывания в Англии. Он даже временно поселился в том же, что и Ахматова, отеле "Президент" на Рассел-Сквер. (Ахматову сопровождала ее "приемная внучка" Анна Каминская).

Как драгоценную памятку тех дней хранит Питер Норман подписанные Ахматовой книги: "Anno Domini", "Стихотворения" и отдельное издание поэмы "У самого моря", на котором Ахматова сделала такую надпись:

"Мою первую поэму, где еще не порвана связь с морем. Дружески Анна Ахматова".

"Питеру Норману на добрую память" и "Это плохая книга").

Смысл первой надписи становится вполне ясен, когда узнаешь.