Поэтика и стилистика русской литературы. -
Л.: Наука, 1971. С. 279-287.
К изучению символики Анны Ахматовой
(раннее творчество)
После многочисленных работ о лирике Анны Ахматовой, появившихся как в 10-20-е годы1, так и в самое последнее время, нет нужды еще раз доказывать необходимость исследования предметных символов, наполняющих ее поэзию, специфика которой как раз и состоит в том, что все внутренние переживания героини опрокинуты вовне, закодированы в особом распорядке и отборе вещей и явлений внешнего мира. Едва ли не раньше других об этом сказала сама поэтесса: "Я ведаю, что боги превращали людей в предметы, не убив сознанья"2.
Хотелось бы, однако, напомнить, что символы Ахматовой неоднородны и распадаются на две большие группы. Их членение было впервые описано Виктором Владимировичем Виноградовым: "Прежде всего "вещи" "кивают" у нее не друг на друга, а только на героиню. При их посредстве передаются ее эмоции: вещи условно-символически прикреплены к воспроизводимому мигу. Поэтому часть вещных символов в поэзии Ахматовой глубоко индивидуальна... Их семантический облик двоится: то кажется, что они непосредственно ведут к самим представлениям вещей, как их ярлыки, роль которых - создавать иллюзию реальной обстановки, т. е. функция их представляется чисто номинативной; то чудится интимно-символистическая связь между ними и волнующими героиню эмоциями"3. Вместе с тем, утверждает В. В. Виноградов, "рядом с этими мимолетными символами вещей, в устойчивых сцеплениях, "гнездами", расширяющимися в своем составе, - от стихотворения к стихотворению бегут вереницы вещных символов, употребление которых явно метафорично. Эти повторяющиеся группы символов образуют как бы центральное ядро словесного фонда, которым располагает Ахматова... Вследствие своего "постоянства", своей неотвратимости, с которой они... заполняют стихи Ахматовой, - эти символы являют некоторое устойчивое единство содержания языкового сознания поэтессы..."4. В качестве образцов "постоянных" символов В. В. Виноградов рассматривает те из них, которые располагаются вокруг трех сквозных тем поэзии Ахматовой - песни, молитвы, любви5.
Цель данных заметок - продолжить анализ именно повторяю-щихся символов в плане их ценностной ориентации и семантической окраски. Символы такого рода не зависят от дробных контекстов, и если позволительно говорить о "тесноте стихового ряда"6 одного произведения, которая ("теснота") сообщает новые лексические признаки единицам поэтической речи, то этот же принцип можно распространить и на все творчество художника либо, по меньшей мере, на отдельные творческие фазы. Замкнутость и единство художественной системы объясняют устойчивость функционально-смысловой нагрузки, которую получает тот или иной символ.
Такой, например, символ, как лестница, с большой степенью ожидаемости соединяется у Ахматовой с двумя и только двумя темами - окончательного прощания и встречи. Появление этого символа имплицирует мотив прощания в "Песне последней встречи":
Показалось, что много ступеней,
А я знала - их только три!..
Это песня последней встречи.
Я взглянула на темный дом.
Только в спальне горели свечи
Равнодушно-желтым огнем.
Стр. 24.
Та же самая соотнесенность, локализованность темы прощания наблюдается и в других стихах:
И прощаясь, держась за перила...
Стр. 23.
... Осень смуглая в подоле
Красных листьев принесла
И посыпала ступени,
И откуда в царство тени
Ты ушел, утешный мой.
Стр. 126-127.
Вместе с тем лестница может служить местом встречи, любовного свидания:
Перенеся двухдневную разлуку.
К нам едет гость вдоль нивы золотой,
Целует бабушке в гостиной руку
И губы мне на лестнице крутой.
Стр. 142.
Постоянство семантических связей, тянущихся от этого символа, придает ему особый и вполне определенный значимостный оттенок. Лестница интерпретируется как один из вещных атрибутов центрального противопоставления любовной лирики Ахматовой конец-начало. (Поэзия Ахматовой сконцентрирована как раз на этих двух ситуациях любовной истории и минует промежуточные). Тем самым понятие любви соединяется с понятием восхождения, подъема. Любопытно, что восхождение предстает у Ахматовой как субъективно-замедленный процесс ("Показалось, что много ступеней"), а движение вниз, соответствующее разрыву, прощанию, напротив, как ускоренный:
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь...
Стр. 18.
Итак,лестница ведет к концу любви. Помимо того, что понятию любви индуцируется смысловой признак, по которому любовь - восхождение, это понятие принимает еще созначение обязательной конечности.
Индивидуальная специфика поэтической символики определяется не только тем, какое понятийное содержание вкладывается в предметные символы, но и тем, какая авторская оценка придается им. В этом отношении Ахматова нередко выглядит традиционнее многих своих современников, ориентируясь на закрепленную во времени оценку предмета. Если, скажем, для Маяковского золото выступает всегда с отрицательным знаком ("В прогрызанной душе золотолапым микробом вился рубль"7), то у Ахматовой тот же самый символ в соответствии с традиционным его употреблением, в частности устно-поэтическим, - это вершина ценностной иерархии, некая абсолютная, а не обращенная ценность. Золотым становится то, что имеет для поэтессы наибольшую притягательную силу: "праздник золотой" (стр. 7), "золотой аналой" (стр. 61), "золотая голубятня у воды" ( = Венеция) (стр. 82), "золотой Бахчисарай" (стр. 126) и т. п.
Но распределение оценок далеко не всегда так однозначно, как в вышеприведенном случае.
Символ дома наделяется в поэзии Ахматовой смыслоразличительными признаками тишины, покоя, неподвижности:
Вошла я в тихий дом.
Стр. 54.
Цветов и неживых вещей
Стр. 67.
Дом, казалось бы, - положительная значимость, как и все то, что сопряжено с ним, - сад, утварь, огород. Однако абсолютная ценность дома то и дело ставится под сомнение. Тишина, покой, уют - временные явления: стены жилища не способны изолировать героиню от внешнего мира; это - непостоянное убежище. Отсюда сочетание мотивов дома и нарушения покоя, ухода, выхода в широкий мир. Тишина дается как "предгрозовая". Естественное состояние героини в этом пространстве - быть "дома как не дома". Символ должен быть воспринят как внутренне-антиномичная значимость:
Твой белый дом и тихий сад оставлю.
Стр. 91.
Ты в этот дом вошел и на меня глядишь.
Страшна моей душе предгрозовая тишь.
Стр. 98.
Ах, я дома как не дома -
Плачу и грущу.
Отзовись, мой незнакомый.
Я тебя ищу!
Стр. 112.
Если исходить из такой идентификации символа дома, становится понятным, почему столь часто возникает в стихах Ахматовой образ оконного луча - некоего агента извне, который проникает в пространства жилищ и становится предвестником нарушения пространственной отграниченности. Оконный, солнечный луч, сверх того, имеет функцию любовного символа, поскольку герой в поэзии Ахматовой уподобляется солнцу (например: "Ты - солнце моих песнопений, Ты жизни моей благодать" (стр. 121)8.
Молюсь оконному лучу -
Он бледен, тонок, прям.
Сегодня я с утра молчу.
А сердце - пополам.
Стр. 7.
Было душно от жгучего света,
А взгляды его - как лучи.
Стр. 47.
Следя, как луч взбегает и сбегает
По влажному весеннему плющу.
Стр. 93.
соотнесен целый ряд символов Ахматовой, в частности символ моста. Мост может выступать как знак связи между близким и далеким, настоящим и будущим, Т. е. в том самом архаическом варианте, который обычен для фольклора:
Я счастлива. Но мне всего милей
Лесная и пологая дорога.
Убогий мост, скривившимся венного,
И то, что ждать осталось мало дней.
Нередко он конкретизируется появляясь в контексте, сближающем этот символ с понятием смерти. Мост ведет к гибели; далекое и будущее реализуются в образе смерти:
У тебя светло и просто.
Не тонн меня туда.
Где под душным сводом моста
Стр. 66.
Как ты можешь смотреть на Неву.
Как ты смеешь всходить на мосты?..
Черных ангелов крылья остры.
Стр.. 108
Как площади эти обширны,
Тяжелый, беззвездный и мирный
Вот черные зданья качнутся,
И на землю я упаду…
Стр. 121.
К пограничным ситуациям приурочиваются и многие другие символы -ворот,дверей,окна,арки. Остановлюсь только на первом из них:
(1)
Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру".
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру".
(2)
Я, глядя ей вслед, молчала,
Я любила ее одну.
А в небе заря стояла,
Как ворота в ее страну.
(3)
Помню древние ворота
И коней пути -
Там со мною шедшим кто-то
Мне сказал: "Прости"...
(4)
Ты шел, не зная пути.
И думал: "Скорей, скорей.
О, только б ее найти,
Не проснуться до встречи с ней".
Окликнул тебя: "Куда!"
Стр. 149.
Во всех приведенных здесь цитатах ворота отождествляются с непреодолимой по самой своей сути границей, становятся знаком резкой остановки, перерыва в движении. Ворота самым определенным образом связаны с любовной темой. (Исключением может показаться (2): в этом отрывке речь идет о Музе, однако у Ахматовой запрет творчества равнозначен запрету любви - вот почему этот пример вполне аналогичен остальным). Далее нетрудно увидеть, что ворота ограничивают, обозначают крайний предел особого пространства героини9, за которое она не выходит, в то время как для героя этот запрет в одних случаях (3). (4) действен, в других (1) - не имеет смысла. Интересно отметить также, что непреодолимость ворот чисто условная, а реальность другой границы - стен жилища - оказывается иллюзорной. Эти две границы противопоставляются друг другу как сущность и видимость. Таким образом, условность непреодолимости ворот еще сильнее подчеркивает метафорический, а не номинативный их характер. Они символизируют остановку, конец движения, обычно у Ахматовой положительное значение сообщается всегда понятию начала.
Рассмотренные здесь символы в одних случаях ценностно-однозначны: либо положительны (золото, солнце, солнечный луч), либо отрицательны (к последним нужно отнести традиционно-негативный символ темноты). В других случаях символы поэтессы (это наиболее широкая по составу группа) обладают такой ценностной окраской, которая совмещает в себе противоположные значения. Структура этих внутренне-антиномичных символов такова, что они могут быть отнесены сразу к двум противоположным смысловым полям. Лестница - место встречи-прощания, дом - покоя-беспокойства, мост сопряжен и с любовью ( = жизнь), и со смертью.
В узких каналах уже не струится -
Стынет вода.
Здесь никогда ничего не случится, -
О, никогда!
В последний раз мы встретились тогда
На набережной, где всегда встречались.
Была в Неве высокая вода.
И наводненья в городе боялись.
…Неживая вода.
Ни в лодке, ни в телеге
Нельзя попасть сюда.
Высокая вода.
Стр. 138.
Соотнесенность воды с увяданием природы, катастрофой (наводнение), смертью, безжизненным пространством - несомненна. И в то же время вода в стихах Ахматовой может становиться положительным символом, правда, при этом она выступает в трансформированном виде: это вода фонтанов ("Город чистых водометов Золотой Бахчисарай"; стр. 126), родников (они названы "чистыми"; стр. 115), озер ("Озеро глубокое синело - Крестителя нерукотворный храм": стр. 163). Понятие воды включается в орбиту сразу двух символов - живой и мертвой воды10, связанных как частное и общее с оппозицией жизнь-смерть.
Как правило, исследователи ее творчества выделяют и изучают лишь ту группу символов, которые В. В. Виноградов назвал "индивидуальными" (ситуативная символика). Опираясь только на первую часть приведенного в начале данной статьи высказывания В. В. Виноградова. Л. Я. Гинзбург следующим образом противопоставляет художественную систему Ахматовой поэтике символизма: "Поэзия Ахматовой - не поэзия переносных смыслов. В основном у нее значения слов не изменены метафорически, но резко преобразованы контекстом..."11 "Символический второй план отпал, но осталось поэтическое открытие повышенной суггестивности слова"12. "... Ахматова отвергает претворение реалий в иносказания - и в этом острая принципиальность и новизна ее поэтического дела 1910-х годов"13.
Из этих положений, взятых как типичные, явствует, что Ахматова вообще отказывается от использования устойчивого символа, что в поэтике Ахматовой знак вещи всегда зыбко индивидуален, зависим от частных контекстов, от изменчивого лирического переживания. Между тем, как показывает рассмотрение повторяющихся предметных символов Ахматовой, это не всегда так.
"Преодоление символизма" в творчестве Ахматовой выражалось, в частности, не в отказе от использования символа, но в ином подходе к нему. В поэтике символизма всякий предмет (потенциально или реально) становился знаком другого предмета или явления, его отражением, структурным отпечатком. Иными словами, поэтика символизма утверждала непрерывность и многоступенчатость отсылки от одного к другому, проектировала предмет в бесконечность. Порождение знаковых ситуаций имело такой характер, что на последней ступени этого процесса возникали знаки, значение которых было предельно абстрактным, и определялось как "неизречимое".
В противоположность этому у Ахматовой (как и у многих других поэтов постсимволистской формации) символ не проектировался в бесконечность, знаковая ситуация имела свой порог, предмет без труда поддавался авторской оценке. Символ Ахматовой отсылает нас не к другому символу, но непосредственно к представлению о предмете или событии, с которыми данный художественный знак связан синтагматическим отношением Эти особенности художественного "языка" Ахматовой сближают его с естественными языками и, затрудняя тем самым анализ специфических свойств стихотворной системы, порождают многочисленные, но не совсем точные заявления о "конкретности" и "реалистичности" творчества поэтессы.
1. См.: М. Э. Коор. Материалы к библиографии А. А. Ахматовой (1911-1917). Труды по русской и славянской филологии. XI. Литературоведение. Уч. зап. Тартуского гос. унив., вып. 209. 1968, стр. 279-295.
2. Анна Ахматова. Бег времени. М. -Л., 1965, стр. 160. (Все ссылки на это издание в дальнейшем даются в тексте статьи: курсив в стихах мой. - И. С).
3. В. В. Виноградов. О поэзии Анны Ахматовой. (Стилистические наброски). Л., 1925. стр. 60.
4. Там же, стр. 61-62.
"Литературная мысль", 1, Пгр., 1922. стр. 91-138.
6. Недавно этот принцип Ю. Н. Тынянова (см.: Ю. Тынянов. Проблема стихотворного языка. Статьи. М.. 1965) был удачно применен Д. М. Сегалом при конкретном анализе стихотворения О. Мандельштама "Золотистого меда струя...". См.: Д. М. Сегал. Наблюдения над семантической структурой поэтического произведения. International Journal of Slavic Linguistics and Poetics. XI, 1968, pp. 159-171.
7. Владимир Маяковский. Полн. собр. соч., т. 1, М., 1955, стр. 216.
8. Ср. уподобление: гepой - солнце в древнерусской книжности: В. II. Адрианова-Перетц. Очерки поэтического стиля древней Руси. М. -Л., 1947, стр. 20-35.
"... представление о воротах... в поэтическом сознании Ахматовой сопровождается очень резкой эмоциональной пульсацией, потому что с воротами, как границей. родной страны", ассоциированы наиболее жгучие из ее поэтических видений", - писал об этом символе В. В. Виноградов (Виктор Виноградов. О символике А. Ахматовой, стр. 94).
11. Л. Гинзбург. О лирике. М - Л., 1964, стр. 363.
12. Там же, стр. 364.
13. Там же, стр. 364-365.