Йованна Спендель де Bарда
Тайны ремесла. Ахматовские чтения.
Вып. 2. М., 1992. С. 69-74
Образ Италии и ее культуры в стихах Анны Ахматовой
Образ Италии имеет в русской культуре и литературе свою давнюю традицию. В течение более 2 веков возник целый ряд различных его интерпретаций, просматриваемых в их диахронных измерениях. Однако обширных исследований в области истории поэзии на эту тему пока не создано ни в России, ни в Италии, хотя ценный материал содержится в многоплановой работе З. Потаповой "Русско-итальянские литературные связи. Вторая половина XIX в."1 и в монографии Ettore lo Gatto "Russi in Italia"2. В статье В. Поттхоффа3 исследуется русская поэзия XIX в., обращенная к Риму, анализируются "римские мотивы" в творчестве поэтов. И хотя нельзя сказать, что Рим - это Италия, можно принять соображения Поттхоффа, исследующего исторический фон, на котором прослеживаются традиции русской поэзии XIX и XX вв., анализируются темы "Тютчев и римский вопрос" (1848), "Майков и Москва - третий Рим" (1869).
Образ Италии, вырастающий из русской поэзии - это и накопление художественного, и познание неизвестного, незнакомого опыта, который может быть использован в дальнейших интерпретациях. Исходный пункт4 каждой поэтической интерпретации образа Италии - описание путешествий, начиная с точных и пространных впечатлений дневников и кончая лирической метафористикой.
Если в XVI и XVII вв. Италию посещали в основном русские послы и дипломаты, такие, как Чемоданов, Севергин (1656-1675), Лихачев (1658-1659), Желябужский (1662) и Волков (1687), то во времена Петра I это были молодые люди, приезжавшие для получения образования, как например Шереметев (1697-1699) и Куракин (1705-1709). Фонвизин и княгиня Дашкова - это наиболее известные путешественники по Италии XVIII в., и только в XIX в. Италия начинает "призывать", "манить", "очаровывать" многих русских и не русских художников, поэтов и писателей, и в начале XX в. путешествие в Италию считается желанной обязанностью в жизни каждого русского поэта, независимо от литературного течения или направления. Из великих современников А. Ахматовой почти все успели побывать в Италии: от В. Иванова до Мережковских, от Блока до Белого, от Кузмина до Мандельштама и Пастернака. Феномен "обязательной и желаемой поездки" в Италию прекращается, как известно, в 30 гг., но уже по другим причинам...
А. Ахматова приезжает в Италию весной 1912 г., и этот год, судя по ее личным воспоминаниям, оказывается одним из самых счастливых в ее жизни: уже напечатана ее первая книга "Вечер", книга о любви и печали, в 300 экземплярах с предисловием М. Кузмина, которую В. Иванов приветствует как "событие в русской поэзии"5; в октябре родится сын Лев.
Встреча с Италией, с ее художественной традицией оставляет глубокие следы в памяти Ахматовой; поездка в Венецию, Падую, Пизу, Болонью, Флоренцию будет описана поэтессой в ее автобиографии как прекрасное сновидение: "Весну 1911 года я провела в Париже, где была свидетельницей первых триумфов русского балета. В 1912 году проехала по Северной Италии (Генуя, Пиза, Флоренция, Болонья, Падуя, Венеция). Впечатление от итальянской живописи и архитектуры было огромно: оно похоже на сновидение, которое помнишь всю жизнь"6.
Поездку Ахматовой с Гумилевым можно проследить и по стихам Николая Степановича, опубликованным в книге "Колчан"7: "Венеция", "Пиза", "Рим" (впрочем, в Рим Анна Андреевна не поехала, чувствуя себя уставшей, и ждала мужа во Флоренции). Путешествие по Италии в поэзии А. Ахматовой запечатлено одним, но необычно радостным стихотворением "Венеция".
Восприятие Венеции Анной Ахматовой, ее чувства и настроения странно перекликаются с впечатлениями А. Блока, который тремя годами ранее совершил это путешествие. Венский поезд пересекал границу между Филлахом и Тревизо, потом медленно шел по длинной и узкой дамбе, соединяющей венецианские острова с материком, шел словно по спокойной воде. Лагуна скрывалась в беловатом и прозрачном тумане и постепенно из тумана прояснялся пейзаж, знакомый по множеству изображений; совершенно зеленая вода Адриатического моря, черные гондолы, стройная башня и легкий купол Сан-Джорджо. Стихи Ахматовой подтверждают слова Блока: "Здесь хочется быть художником, а не писателем, я бы нарисовал много, если бы умел"8.
Стихи Ахматовой стремятся уловить это неуловимое, казалось бы, впечатление, когда стих начинает рождаться из бесформенного клубка линий и цветов:
Золотая голубятня у воды,
Ласковой и млеюще-зеленой;
Заметает ветерок соленый
Черных лодок узкие следы9.
И дальше общий фон становится более и более замкнутым, зрение начинает сосредоточиваться уже на определенных и отдельных образах, приближается как бы к центру картины, а центром картины оказывается лев, образ которого повторяется в разных аспектах:
Сколько нежных, странных лиц в толпе.
В каждой лавке яркие игрушки:
С книгой лев на вышитой подушке,
С книгой лев на мраморном столбе.
Над Венецией, выцветшей как "древний холст", "стынет небо тускло-голубое..." Это согласие материального и духовного создает своеобразный "монизм"10, и авторское я звучит только в последних строках:
И не душно в сырости и зное.
Так в согласии с реальной Венецией возникает ахматовская Венеция.
Дополнением к стихотворению Ахматовой кажутся четко выписанные стихи Николая Гумилева о Венеции; "взятые с натуры острым карандашом искусного рисовальщика"11, они как бы дрожат и струятся в воздухе ночного города, материальность мира выступила в них в высшей точке своих поэтических возможностей:
Поздно. Гиганты на башне
Гулко ударили три.
Сердце ночами бесстрашней.
Путник, молчи и смотри.
Город, как голос наяды,
В призрачно-светлом былом.
Кружев узорней аркады,
Воды застыли стеклом12.
Венеция Ахматовой живет, она вся в движении, в лучах солнца, хранимая львом, там толпа и яркие игрушки; Венеция Гумилева не только таинственна, но и прекрасна, она само царство наяд. Вспомним, что А. Блоку Венеция кажется городом ночи и смерти:
Все спит - дворцы, каналы, люди,
Лишь призрака неверный шаг,
Лишь голова на черном блюде
Глядит с тоской в окрестный мрак13.
В лирике Ахматовой запечатлены не только природа и зодчество Италии, но вся ее художественная культура насыщает поэзию Ахматовой своеобразной метафоричностью. Особенно пристальное внимание обращено к личности Данте и образному строю "Божественной Комедии".
Фигура Данте впервые появляется в ахматовском стихотворении "Муза" 1924 г. Образ музы постоянно меняется в ахматовской лирике. Как заметил А. И. Павловский: "будучи по-пушкински смуглой, Муза нередко еще у Ахматовой и "веселая"14. Но веселость Музы исчезает в стихах "Белой стаи":
И печальная Муза моя
Как слепую, водила меня15.
Здесь она является тайной и могучей властью искусства, которое может спасать, может вывести человека из узкого существования, лишь бы он оставался верен искусству. Но когда тема родины все более входит в поэзию Ахматовой, Муза превращается в "нищую в дырявом платке", и ее унылый голос звучит над кровавой землей. Анна Ахматова как поэт полагалась главным образом на великую интуитивную силу художественного творчества, которое в этот период казалось ей чуть ли не единственной незыблемой ценностью в жизни поэта:
Когда я ночью жду ее прихода,
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
И вот вошла. Откинув покрывало,
Ей говорю: "Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?" Отвечает: "Я"16.
Восхищение и увлечение Данте сближает Ахматову и Мандельштама, двух поэтов и двух друзей. Данте занимает особое место в их поэтическом мире, и его поэзия стала предметом историко-литературного и поэтического осмысления у Мандельштама и Ахматовой. Анна Андреевна дает нам изумительное свидетельство в ее "Листках из дневника" о страсти и силе влияния Данте на Мандельштама:
"Я довольно долго не видела Осипа и Надю. В 1933 г. Мандельштамы приехали в Ленинград, по чьему-то приглашению. Они остановились в Европейской гостинице. У Осипа было два вечера. Он только что выучил итальянский язык и бредил Дантом, читая наизусть страницами. Мы стали говорить о "Чистилище". Я прочла кусок из XXX песни (явление Беатриче):
Donna m'apparve sotto verde manto
Vestita di colordi fiamme viva.
E lo spirito mio che gia cotando
Tempo era fioto che alla sua prefenza
Осип заплакал. Я испугалась - "Что такое?" - "Нет, ничего, только эти слова и вашим голосом". Не моя очередь воспоминать об этом. Если Надя хочет, пусть вспоминает". 17 Через год после этого разговора арестовали в Москве О. Мандельштама, а через два года после его ареста А. Ахматова пишет стихотворение "Данте", повествующее о последних минутах дантовского изгнания из Флоренции:
Этот, уходя, не оглянулся,
Этому я эту песнь пою.
Факел, ночь, последнее объятье,
"18.
Как по-блоковски отчаянно звучат эти стихи. "Вопль судьбы" может быть выражением, непонятным для современного человека, но Ахматова, по личной и неличной биографии, знала силу и террор судьбы: этот вопль, который не забывается ни в аду, ни в раю. Но Данте не пошел в рубахе покаянной, держа в руках свечу грешника, по Флоренции, "вероломной, низкой, долгожданной...". Флорентийский Данте как бы вдруг переселился в Россию этого времени. Мы чувствуем его на сцене театра жизни 30-х годов; он связан воплем судьбы с действующими лицами этого театра.
В эти годы Ахматова тщательно изучает судьбу Пушкина, занимается последними годами жизни и причиной смерти великого поэта. Борьба с властью у Пушкина и у Данте - это и ее личная судьба, и только она знает цену победы - сохранить вечную память:
И в раю не мог ее забыть.
"тоске по мировой культуре"19. Это стихотворение как бы связывает двух поэтов общей трагической биографией - и именем Данте. Как известно, еще в 1915 г., когда они были молодыми, Мандельштам посвятил А. Ахматовой очень странные и тогда таинственные стихи, которые оказались, к сожалению, жгучей правдой:
Какой-то старческой улыбкой,
Ужели и гитане гибкой
Все муки Данта суждены20.
Так тема Италии объединяла русских поэтов в рассказе и пророчестве о собственной судьбе.
1. Потапова 3. Русско-итальянские связи. Вторая половина XIX в. М., 1973.
2. Lo Gatto E. Russi in Italia. R., 1971.
3. Potthoff W. Russische Romdichtung im 19 Jahrhundert // "Beitrage zum 8. Internationalen Slavistenkongress in Zagreb-Ljubljana". Giessen 1978. C. 359-415.
4. См.: Franz N. Zur zeitgenossischen russisch-sowjetischen Italiendichtung // Russische Lyrik heute. Mainz, 1980. C. 34.
6. Ахматова А. Коротко о себе // Ахматова А. А. Соч.: В 3 т. Мюнхен, Париж, 1967-1983. T. 1. C. 45.
7. Гумилев Н. Стихотворения и поэмы. Л., 1988. С. 211-250.
8. Цит. по: Орлов В. Гамаюн. Л., 1980. С. 407.
9. Ахматова А. Указ. соч. Т. 1. С. 95.
11. Павловский А. [Вступительная статья] // Л. Гумилев. Стихотворения и поэмы. Л., 1988. С. 45.
12. Гумилев Н. Указ. соч. С. 214.
13. Блок А. Собр. соч.: В 6 т. Л., 1980. Т. 2. С. 120.
14. Павловский А. А. Ахматова: Очерк творчества. Л., 1982. С. 17.
16. Там же. С. 230.
18. Ахматова А. Указ. соч. Т. 1. С. 236.
19. Филиппов Б. Проза Мандельштама // Мандельштам О. Собр. соч.: В 3 т. 1967-1969. Т. 2. С. XI.