Анна Ахматова: Pro et contra. -
СПб.: РХГИ, 2001. - С. 176-181.
Анна Ахматова
Десятые годы XX века - тяжелые, трагические годы в истории России. Свинцовое удушье столыпинской реакции парализовало духовную жизнь страны. С трудом оправляясь от потерь, нанесенных поражением революции 1905 года, рабочий класс, руководимый большевиками, в глубоком подполье строил ряды для нового боя. Ренегатство и перебежка временных попутчиков революции в лагерь реакции стали повседневным явлением общественной жизни. Все виды религиозного, философского, литературного мракобесия расцвели махровым цветом. Символизм как головной отряд русской буржуазной литературы конца XIX и начала XX века переживал жесточайший духовный и творческий кризис, распадался от внутренней дряхлости и под ударами извне, со стороны новых литературных течений. Но ни акмеизм, ни футуризм - чисто буржуазное, дворянское и мелкобуржуазно-анархическое течения в поэзии, - "отменяя" символизм как изжившее себя направление, - не несли в себе силы, способной обновить поэзию, сделать ее настоящим рупором передовых идей времени.
В эти удушливые годы впервые зазвучал в поэзии голос Анны Ахматовой. Вышедшие в свет ее первые сборники "Вечер" (1912) и "Четки" (1914) сразу принесли ей всероссийскую славу и сделали ее наиболее популярной поэтессой акмеистического течения в русской поэзии. Акмеизм, к которому принадлежала А. Ахматова, объединял в своих рядах очень разных по характеру дарования и силе таланта поэтов - Н. Гумилева, О. Мандельштама, С. Городецкого, В. Нарбута, М. Зенкевича и других, чьи имена ныне известны лишь узкому кругу историков литературы.
Всех их в те годы роднило стремление, вслед за символистами, замкнуть поэзию в "башне из слоновой кости", отвергнуть большие, животрепещущие общественные темы времени, под знаменем "адамизм" утвердить самоценную личность, противопоставленную людям, ограничить творчество тесным миром сугубо интимных переживаний и душевных движений. Всеми этими чертами отмечено творчество Анны Ахматовой времени сборников "Вечер", "Четки", "Белая стая".
Читая одно за другим стихотворения этих сборников, сильные своей афористической краткостью, выпуклой выразительностью, без тени словесного украшательства, стихотворения, убедительно раскрывающие большой поэтический дар и сильный лирический характер, с болью чувствуешь, как сковала талант, стеснила и обеднила его ложно понятая поэтом задача - не переступать во что бы то ни стало грань малого мира переживаний, где сменяющие одна другую влюбленности, любовные разочарования, разрывы и новые влюбленности составляют все содержание духовной жизни лирического героя, окрашивают собой всю окружающую его внешнюю среду. Только очень яркий, очень самобытный талант Ахматовой спасал стихи этих сборников от унылой монотонности постоянного повторения, по существу, одной только темы.
Анна Ахматова тех лет так заворожена узко личной, сугубо интимной темой, что, читая сборники, объединяющие стихи, написанные в 1910-1917 годах, невозможно представить и по их тематике, и по эмоциям время, когда они создавались. А ведь в те годы - 1912-1914 - по России прокатывались огромные волны боевых жесточайших классовых схваток, а потом Россия, пережив испытания и бедствия Первой мировой войны, совершила Февральскую и Октябрьскую революции.
Великие события бурного и трагического времени почти никак не затрагивали тогда сердце поэта. И только после Октября, который разрушил весь уклад, к которому принадлежала Ахматова, поэтесса на время вышла из своей интимно-лирической замкнутости. Стихи первых революционных лет показали, что Ахматова не поняла и не приняла того, что Октябрь принес России. Ей показалось, что в новой, революционной России "все расхищено, предано, продано". Она тоскует горько и безнадежно по прошлому, отдает свои симпатии тем, кто пытался предотвратить неизбежную гибель разрушенного мира.
И казалось, естественно было бы ждать, что поэтесса, так прочно связанная с ушедшим прошлым, могла уйти туда, куда ушли Иван Бунин, Владислав Ходасевич, Вячеслав Иванов, Константин Бальмонт и другие, не понявшие и не принявшие революцию русские поэты.
Но этого не случилось. Любовь к России удержала поэтессу на родной земле, отвела от нее горький удел прозябания в эмиграции. Чтобы понять причины этого вообще, надо прочесть строки, датированные 1917 годом:
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: "Иди сюда,
Оставь свой край, глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид".
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
Два первых послеоктябрьских сборника Ахматовой не несут на своих страницах отклика на великие события пламенных революционных лет. Они убедительно показывают, как трудно духовно сложившемуся и глубоко органическому поэту разрывать связи с прошлым, преодолевать инерцию долголетнего пребывания в мире сугубо интимных переживаний, понять, принять и перелить в лирическую строку то новое, что происходит в действительности.
В послеоктябрьские годы сложен и подчас трагичен был жизненный и литературный путь поэтессы. К моему, если можно так выразиться, "второму рождению" она пришла, преодолевая то, что стало впоследствии содержанием "Реквиема". Великая Отечественная война застала Анну Ахматову в Ленинграде. Ей было тогда пятьдесят два года. Пламя великого народного испытания по-новому осветило перед мысленным взором поэтессы весь путь, пройденный страной до рубежа этого исторического испытания. В сентябре 1941 года Ахматова была эвакуирована из блокированного Ленинграда сначала в Москву, а потом в Ташкент. И вот в феврале 1942 года, когда фашистские полчища сжимали Ленинград в стальном кольце блокады, когда они рвались на юг и юго-восток страны, когда только-только удалось отбросить вражьи армии от ближних подступов к Москве, на страницах "Правды", рядом с военными сводками и фронтовыми корреспонденциями, появляется за подписью Анны Ахматовой стихотворение "Мужество":
Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мертвому лечь,
Не горько остаться без крова, -
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки!
Помню, как читал я это стихотворение в Колонном зале Дома Союзов, во время воздушной тревоги, людям прифронтовой Москвы и какими долго не смолкающими аплодисментами ответила на эти строки строгая, на две трети солдатская аудитория того незабываемого литературного вечера.
Любовь к России спасла поэтессу в пооктябрьские дни от соблазна уехать за границу, в эмиграцию. Любовь к родной земле, попираемой пятой чужеземца, любовь, укрепленная опытом и мудростью прожитых трудных лет, ввела русскую поэтессу Анну Ахматову в круг русских советских поэтов. Страницы истории русской поэзии начала XX века, в которые вписаны названия и дооктябрьских, и пооктябрьских книг Ахматовой, обогатились новой записью, знаменующей новый этап в жизни и творчестве поэтессы.
Замкнутая отрешенность интимно-личной темы, свойственная всем этапам творческого пути поэтессы в довоенные годы, тушуется перед горячей, патриотической общественной взволнованностью, уступает место благородному гуманизму человека, обеспокоенного судьбой родины, участью своих сограждан, их страданиями и болью.
Как контрастирует с содержанием первых книг лирики Ахматовой коротенькое стихотворение "Клятва", датированное июлем 1941 года:
И та, что сегодня прощается с милым, -
Пусть боль свою в силу она переплавит.
Мы детям клянемся, клянемся могилам,
Что нас покориться никто не заставит!
Образ России, страдающей, вынужденной отступать на восток, но непобежденной и непобедимой, встает из строк, обдуманных и прочувствованных в те тяжелые дни осени 1941 года:
От того, что сделалось прахом,
И отмщения зная срок,
Опустивши глаза сухие
И сжимая уста, Россия
В это время шла на восток.
И себе же самой навстречу,
Непреклонно, в грозную сечу,
Как из зеркала наяву,
Ураганом - с Урала, Алтая,
Долгу верная, молодая,
Шла Россия спасать Москву.
Много горючей скорби в стихах, написанных Ахматовой в дни ташкентской эвакуации. Много материнской печали о загубленных детях, согражданах-ленинградцах, сраженных холодом и голодом блокадных дней:
Птицы смерти в зените стоят.
Не шумите вокруг - он дышит.
Он живой еще, он все слышит.
Как на влажном балтийском дне
Как из недр его вопли: "Хлеба!" -
До седьмого доходят неба.
Горькие, терпкие строки! Но нет в них ни безнадежности, ни отчаяния. В них звучит гнев и уверенность в неизбежном возмездии. И вера в будущее, олицетворенное в детях, спасенных от смерти:
Победа у наших стоит дверей...
Пусть женщины выше поднимут детей,
Так мы долгожданной ответим.
Первый тяжелый послевоенный год на время вернул поэтессу к вчерашнему, казалось бы, навсегда преодоленному. Резкая, обидно грубая критика послевоенных стихов приводит к временной общественной изоляции Ахматовой.
"уйдет в себя". Но суровая школа военных лет не прошла бесследно. И через непродолжительное время, ломая изоляцию, в печати начинают появляться стихи, родственные по настроению тому, что писала поэтесса в военные годы. Появляется стремление по-новому, социально, осмыслить и запечатлеть в поэтическом образе прошлое. Сердце поэтессы вновь становится восприимчивым к большой общественной теме, волнующей миллионы людей на земле:
Качаясь на волнах эфира,
Минуя горы и моря,
Лети, лети голубкой мира,
О песня звонкая моя!
Как близок долгожданный век,
Чем нынче и живет и дышит
В твоей отчизне человек.
Ты не одна - их будет много,
Вас у далекого порога
Ждет сердце ласковых друзей.
Лети в закат багрово-алый,
В удушливый фабричный дым,
И к водам Ганга голубым.
Стихами, написанными за последние пятнадцать лет, Анна Ахматова заняла свое, особое, не купленное ценой каких-либо моральных или социальных компромиссов место в современной советской поэзии. Путь к этим стихам не прост и не легок. И решающую роль на этом пути сыграло то, что написала поэтесса в последних строках автобиографии, предпосланной сборнику избранных стихов, выпущенных в 1961 году:
"Читатель этой книги увидит, что я не переставала писать стихи. Для меня в них - связь моя с временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных".
Послевоенное творчество Ахматовой убедительно подтверждает правоту этих искренне и взволнованно написанных строк, как бы подытоживающих пятидесятилетний путь Анны Андреевны в русской и советской поэзии.
Сурков Александр Александрович (1899-1983) - поэт, переводчик, публицист, занимал руководящие посты в правлении Союза писателей СССР. Знаток поэзии; высоко ценил и любил творчество Ахматовой, по возможности способствовал изданию последних сборников ее стихов.