Из ахматовских маргиналий
Э. Герштейн и В. Вацуро, первые публикаторы маргиналий Анны Ахматовой, корректно, просто и точно определили суть называния ею на полях пушкинского текста различных авторских имен: "... Общая концепция позволила ей с подлинным блеском интерпретировать значение литературного или реального источника как художественного импульса ( а не заимствования или "подражания") и устанавливать внутренние связи между внешне совершенно различными произведениями"1.
Пример такого рода "внутренней связи" дает пункт ее программы пушкиноведческих этюдов - "Германн у Д'Абрантес и Бальзака" (ОР РНБ, ф. 1073). Здесь, во-вторых, речь идет о персонаже "Красной гостиницы":
"Звали его Герман, как почти всех немцев, которых сочинители выводят в книгах"2.
"Анна Андреевна предполагала, что Пушкин читал "Красную гостиницу" и нарочно назвал так своего героя.<...> Рассказав мне это, Анна Андреевна заметила:
- Это я сама открыла"3.
А во-первых, - об историческом лице, упоминаемом в "Истории парижских салонов" герцогини Д'Абрантес (соответствующая пометка сохранилась в рабочем блокноте4), из которой Ахматова сделала также выписки о репутации Глюка и Сальери - к анализу "Моцарта и Сальери"5, а также цитату из надгробного слова епископа де Бовэ Людовику XV о том, что молчание народа есть урок королям6, - возможно, к "Борису Годунову".
В книге Д'Абрантес рассказывается о немце-"звездочете", "человеке необыкновенном и замечательном", столкнувшемся с Наполеоном (молодой человек был вызван императрицей во дворец):
"Слушая этого человека, чье поразительно красивое лицо не выдавало ни малейшего испуга при встрече со львом в его пещере и при виде его ужасных когтей, Наполеон оглядел его с оттенком любопытства, с трудом в нем пробуждаемого.
- Так кто же ты? - спросил он Германна. - И чем занят в Париже?
<...>
Император сурово нахмурил брови и двинулся к незнакомцу, оглядывая его с ног до головы. Тот выдержал его взгляд с замечательным хладнокровием и твердостью"7.
"Пиковой дамы" передал бы последнему часть своих семантических коннотаций - в том числе карточную тему и наполеоновскую тему.
"Опыт Ахматовой-поэтессы входил органической частью в ее исследовательскую манеру"8, но это, можно полагать, значит и то, что ее исследовательские устремления высвечивают закономерности ее собственного сочинительского метода. В данном случае - нахождение двойчатки источников, "реального" и "литературного". Эта же обязательная парность разнокачественных источников, как представляется, является зерном большинства замыслов Ахматовой.