Анна Ахматова: Pro et contra. -
СПб.: РХГИ, 2001. - С. 190-195.
Два направления современной лирики
Русская лирика последней четверти века развивалась под знаком символизма. Правда, давно уже говорят о преодолении символизма. Но только в самое последнее время, незадолго до войны, возникло поэтическое направление, в самой основе своей порвавшее с заветами символистов. Его поэтическим родоначальником был М. А. Кузмин. Участники нового движения обозначили свою художественную веру вычурным и ничего не говорящим именем "акмеизма". В своих поэтических манифестах (журнал "Аполлон", январь 1913 года) они отрекались от романтической мистики, господствовавшей в поэтическом творчестве и миросозерцании старших поэтов; взамен поэтики намеков, иносказаний и символов, музыкально-действенных, смутно волнующих, они требовали четкости, законченности и прочности поэтических образов, логической точности и вещественности слов и словесных сочетаний. Если символисты любили повторять слова Верлэна: "Музыки прежде всего!" - то Гумилев, теоретик новой поэтической школы, ссылается на требование Теофиля Готье:
Созданье тем прекрасней,
Чем взятый материал
Бесстрастней!
Стих, мрамор иль металл…
В этом столкновении двух литературных поколений мы усматриваем не случайное состязание незаметных и неинтересных литературных клик, а глубочайший перелом поэтического чувства, быть может - еще более глубокий, чем переход от лирики восьмидесятых годов к искусству символистов. Бальмонт продолжает традицию Фета; Блок внутренне связан с лирикой Вл. Соловьева. Напротив того, Бальмонт и Кузмин, Блок и Ахматова, случайные современники, часто близкие по поэтическим темам, принадлежат существенно разным художественным мирам, представляют два типа искусства, едва ли не противоположных.
Постараемся показать эту разницу на сравнении двух стихотворений Блока и Ахматовой, сходных по теме, но всецело различных по обработке этой темы: на частном примере такого сравнения покажутся убедительнее наши общие выводы.
Стихотворение Блока озаглавлено "В ресторане":
Никогда не забуду (он был или не был,
Этот вечер): пожаром зари
Сожжено и раздвинуто бледное небо,
И на желтой заре - фонари.
Я сидел у окна в переполненном зале,
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе черную розу в бокале
Золотого, как небо, Аи.
Ты взглянула. Я встретил смущенно и дерзко
Взор надменный и отдал поклон.
Ты сказала: - И этот влюблен.
И сейчас же в ответ что-то грянули струны,
Исступленно запели смычки…
Но была ты со мной всем презрением юным,
Чуть заметным дрожаньем руки…
Ты рванулась движеньем испуганной птицы
Ты прошла, словно сон мой легка…
И вздохнули духи, задремали ресницы
Зашептались тревожно шелка.
Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала
И, бросая, кричала: - Лови!..
А монисто бренчало, цыганка плясала
И визжала заре о любви.
Стихотворение Ахматовой называется "Вечером":
Звенела музыка в саду
Таким невыразимым горем.
Свежо и остро пахли морем
На блюде устрицы во льду.
Он мне сказал; "Я верный друг!"
И моего коснулся платья…
Как непохожи на объятья
…
Так на наездниц смотрят стройных…
Лишь смех в глазах его спокойных
Под легким золотом ресниц.
А скорбных скрипок голоса
Благослови же небеса:
Ты в первый раз одна с любимым.
Оба стихотворения написаны на сходную тему: загородный сад, ресторан, музыка, встреча с любимым повторяются и там и тут. Черты сходства более частные: "голоса скрипок", которые "поют" ("где-то пели смычки о любви"), может быть, являются указанием на некоторое влияние старшего поэта на Ахматову, тем более, что стихотворение Блока принадлежит к наиболее известным. Но за сходством темы - глубочайшее различие. Блок изображает событие мистического содержания, полное бесконечного значения; у Ахматовой-простая, обычная жизненная встреча, хотя и субъективно значительная. Какими приемами создается это различие впечатления?
Блок начинает словами: "Никогда не забуду (он был или не был этот вечер)". Он сразу создает тем самым впечатление единственности, необычайности, исключительности этой любовной встречи. И все же - рассказывает ли он видение сна, или это было на самом деле? То же сомнение в реальности чудесного образа звучит в "Незнакомке".
(Иль это только снится мне?)
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне…
И то же сознание необычайности чудесного явления и сомнение в его реальности повторяются ниже: "Ты прошла, словно сон мой, легка". Ахматова, напротив того, наверно знает, что это было не во сне, а в живой действительности, так точно запомнившейся во всех своих мелочах: "Свежо и остро пахли морем на блюде устрицы во льду".
"зари", который мы знаем из большинства его стихотворений как сопутствующий чудесному явлению Незнакомки. Только теперь это - не светлая заря его юношеских стихов о Прекрасной Даме - розы и золото в светлой небесной лазури - это "больная" заря его "цыганских" стихов, желтая, дымная, пожарная: "Сожжено и раздвинуто бледное небо, и на желтой заре - фонари". Метафорические глаголы: "сожжено" и "раздвинуто" придают грандиозные, мифологические очертания этой картине желтого, больного неба. То же в последних стихах: "А монисто бренчало, цыганка плясала и визжала заре о любви". У Ахматовой это обрамление символическим образом, повторяющимся в начале и в конце, конечно, отсутствует. В композиции ее стихотворения такую же роль играет музыка, "звенящая в саду" - "скорбные голоса скрипок".
Эти скрипки присутствуют, как было сказано, у обоих поэтов. Но у Блока они - в неведомой, неопределенной дали: "Где-то пели смычки о любви"; и содержание песни так же неведомо и непонятно поэту: "И сейчас же в ответ что-то грянули струны"… "Где-то" и "что-то" - показательные слова для поэта-романтика. У Ахматовой сказано точно: "звенела музыка в саду", "поют за стелющимся дымом". Точной локализации звуков соответствует точное обозначение их эмоционального содержания: горестные, скорбные звуки. "Звенела музыка в саду таким невыразимым горем". Словами обычной, простой человеческой речи звучит это лирическое вчуствование в настроение песни. И вместе с тем, как всегда у Ахматовой, - удивительная точность, индивидуальность в выборе эпитета и соединении его (синтетической связью) с соответствующим словом: "А скорбных скрипок голоса…".
Оба поэта описывают предмет своей любви. Блок говорит о возлюбленной: "Ты рванулась движеньем испуганной птицы, ты прошла, словно сон мой, легка… И вздохнули духи, задремали ресницы, зашептались тревожно шелка…". Перед нами опять проходит образ Незнакомки: "Дыша духами и туманами, она садится у окна. И веют древними поверьями ее упругие шелка". Теми же приемами поэт достигает превращения образа возлюбленной в чудесное и таинственное явление иного мира, вступившего в этот мир. Ряд одушевляющих метафор и сравнений: "духи дышат", "ресницы дремлют", "шелка шепчутся тревожно"; она срывается с места "движеньем испуганной птицы". Притом сравнение, на которое уже было указано, выводит нас за грани мира внешней действительности: Незнакомка похожа на "сон". Не так описание возлюбленного у Ахматовой. Оно передает интимное и тонкое чувственное наблюдение в эпиграмматически точной словесной формуле: "Как не похожи на объятья прикосновенья этих рук". "Лишь смех в глазах его спокойных под легким золотом ресниц". Здесь опять искусство Ахматовой проявляется прежде всего в новом и творческом сочетании простых слов со стороны их логического и вещественного значения, так что связь между словами - незаменимая, индивидуальная, синтетическая. Напротив того, метафорические образы Блока вырастают из лирической, музыкальной напевности. Отсюда - повторения частей слов и целых слов, гласных и согласных, синтаксический параллелизм, даже - внутренние рифмы: "И вздохнули духи, задремали ресницы, зашептались тревожно шелка", и особенно - в последней строфе.
Что же составляет фактическое содержание того и другого стихотворения? Рассказанное "своими словами", в прозаическом изложении, стихотворение Блока как бы разоблачается, теряет свой поэтический смысл. Встреча с незнакомой женщиной в ресторане, обращение к ней поэта, ее "надменный" и презрительный ответ, - и вдруг при звуках музыки, когда в зеркале их взгляды встретились, - внезапное чувство близости, охватившее обоих. Только в поэтической обработке мы поймем мистическую значительность этого события для поэта ("Никогда не забуду!") - явления Незнакомки, единственной и настоящей Возлюбленной, в земном образе незнакомой красавицы. И потому звучат так романтически-торжественно первые слова, обозначающие эту исключительную встречу: "Я послал тебе черную розу в бокале золотого, как небо, Аи". - У Ахматовой содержание просто и легко определимо; и внешний смысл рассказа полностью совпадает с его внутренним значением. Это - первое свидание с любимым. Она узнает, что он ее не любит и никогда не будет любить; он только - "верный друг". "Он мне сказал: - Я верный друг! И моего коснулся платья. Как непохожи на объятья прикосновенья этих рук".
На основании этого примера мы можем в общей форме выразить различие между творчеством Блока и Ахматовой, между мистической лирикой символистов и новейшей поэзией, "преодолевшей символизм".
как бы рождается из самой глубины души, еще целостной, неразделенной, нередко - хаотической. У Ахматовой и поэтов ее круга - возвращение чувству масштаба конечного, человеческого; оно закончено в себе самом, как бы очерчено и ограничено со всех сторон; в связи с этим - раздельность и четкость каждого душевного переживания, стройный и строгий порядок в "душевном хозяйстве". У символистов - религиозная трагедия, здесь - простая, скромная, интимная жизненная повесть. У символистов - исключительная самоуглубленность, погруженность в себя и внутренняя связанность своим переживанием; у Ахматовой - возникновение интереса к внешнему миру, его чувственным, реальным, зрительным мелочам, умение точно наблюдать внешние признаки переживания: каждое переживание привязано к какому-нибудь внешнему факту, как своему поводу или ощутимому признаку.
повторения звуков и слов, и целых стихов, как в песне; слова становятся метафорическими иносказаниями, намеками на иные значения; их логический и вещественный смысл затемнен, но тем сильнее их эмоционально-лирическая действенность. Напротив того, у нового поколения поэтов отсутствует эмоциональный элемент в непосредственном, песенном выражении и вместе с этим исчезают особенности напевного, лирически-музыкального стиля. Зато поэтические образы приобретают графичность и четкость; логический и вещественный смысл слов восстановлен в своих правах; соединение слов определяется прежде всего смыслом и закрепляется точной и строгой эпиграмматической формулой; расчлененность и законченность выражается и в синтаксическом построении, и в самой композиции стихотворения. В поэтике новой школы совершается поворот к классическому искусству Пушкина.
В течение всего XIX века в русской лирике господствовала романтическая традиция, восходящая к Жуковскому, Тютчеву, Фету, Вл. Соловьеву. К этой традиции примкнули и русские символисты. В лирике М. А. Кузмина мы впервые наблюдаем возвращение к классицизму. В "Белой Стае" Анны Ахматовой оно сказалось особенно отчетливо. Вот почему мы утверждаем, что в поэтическом вкусе и поэтическом творчестве этих последних лет намечается новое поэтическое искусство, глубоко отличное от лирики поэтов-символистов.
Примечания
Впервые: Жизнь искусства. 1920. 10-11 янв. № 339-340. С. 1-2. - Печ. по: Жирмунский В. М. Вопросы теории литературы. Л., 1928. С. 182-189.