Венок Анне Ахматовой
(Венок сонетов)
1
О Ней напишут многие тома.
Уже сейчас в архивы не прорваться.
Их сочиненья будут издаваться.
Ее же много лет скрывала тьма.
От стольких книг осталась бахрома!
Изрезали, машиной искрошили,
Поскольку за читателя решили,
Что вредны эти строфы для ума.
Мне удалось держать одну в руке!
Она когда-то вышла в "Огоньке".
Год памятный все ждет переоценки.
Лишь этот экземпляр и уцелел.
Вы помните об этом между дел,
Почтительные строгие доценты?
2
Почтительные строгие доценты!
Пожалуйста, поосторожней с тем,
Что было болью, а не грудой тем:
Страдания Ее не обесценьте!
Но не забудем, как Она жила
Мучительно! Как долго строки эти
- Бесценнейшие! - корчились в запрете.
А сколько их сама Она сожгла!
Как их из пепла восстановишь снова?
Рожденное с такою болью слово
Не воскресить: согрело все дотла.
Но в будущем премудрые доценты,
Все изучив, всему дадут оценки.
3
Все изучив, всему дадут оценки.
Отыщут снимки в профиль и анфас,
Укрытые пока от лишних глаз.
Есть среди них и жанровые сценки:
У самовара. C зеркальцем. Cреди
Друзей и близких - тех, что окружают
И здесь, на снимках, фон изображают.
И этот - с белой шалью на груди
И в платье черном, длинном и нарядном,
Во времени почти что непроглядном
Для тех, кто нынче молоды весьма.
Ей принесет немыслимое горе...
Но все Она предвидела сама.
4
Но все Она предвидела сама.
Она не зря была Кассандрой вещей,
Проникнув в мир прекрасный и зловещий
Волшебной силой дара и ума.
Вглядитесь в этот снимок, где свеча
Из тьмы лицо внезапно вырывает:
Подобный взгляд у тех людей бывает,
Кто рай и ад познал не сгоряча.
Фотограф Наппельбаум! До земли
Вам кланяюсь за то, что на века вы
Для всех Ее такою сберегли.
Вы с фотоаппаратом больше правы,
Чем те, что разберут Ее слова
И подсчитают, сколько долгих "А"...
5
И подсчитают, сколько долгих "А"
И что сей звук протяжный означает...
Но тот, кто в Ней давно души не чает,
- Подсчетов не ведет, Ее слова
А дальше в строфы стройные, и вот
Ее стихи ему уже оплот
И с ним пребудут до последней точки.
Ему отныне очень повезло!
Душа не замыкается сурово,
Когда звучат названья: "Комарово",
"Фонтанный Дом" и "Царское Село".
Ведь он из тех, что целый мир открыли
В стихах Ее, в их нежности и силе.
6
В стихах Ее, в их нежности и силе
Читаю повесть пережитых дней,
Ликую и печалюсь вместе с Ней.
И если бы сейчас меня спросили,
Зачем я и во сне и наяву
Твержу Ее стихи, не уставая,
- Вопрос подобный странным признавая,
Я б отвечала: - Ими я живу! -
Не думайте, что узок мой мирок.
О, как же он в стихах Ее широк!
И не мирок, а мир - в красе и в силе:
Но не найти мучительней вовек
Строки: "... Была со мной в моей могиле..."
7
Строка: "... Была со мной в моей могиле..."
Не Дантом ли написана она?
У всех, кто жил тогда - пред Ней вина,
Что от нападок злых не защитили.
А вы себе неужто же простили,
Что в дни беды Она была одна,
Изведав одиночество до дна?
Но, впрочем, есть легенда: приносили
Чужие люди карточки на хлеб
И безымянно в ящик опускали.
И это в Ленинграде, где познали,
Что дом без хлеба страшен, точно склеп.
Для них Ее поэзия жива,
Где до сих пор кровоточат слова.
8
Где до сих пор кровоточат слова,
Там никогда не ищешь рифмы броской.
Зато с такой строкою, как с березкой,
Светлеет даль, хоть брезжит день едва.
Рождается под этим чистым светом,
Соединив читателя с поэтом,
Владеющим секретом волшебства.
И ты, доверясь истинному чуду,
Ее следы искать начнешь повсюду:
Зимой - у Царскосельского пруда,
Весной - где распластала ветви ива,
А в летний день - у Финского залива.
И киевскою осенью. Всегда.
9
И киевскою осенью всегда,
Когда деревья желты и багряны,
И воздух прян, и падают каштаны, -
Ее представить можно без труда.
И кажется - Она идет сюда,
У черной челки разметались пряди,
В руке - стихи из "Киевской тетради",
Которой не прочесть нам никогда.
О, как я этим знанием горда,
Что здесь Она смеялась и грустила
И, может быть, впервые ощутила,
У окон дома, где Она гостила,
Кленовый лист, как яркая звезда.
10
Кленовый лист, как яркая звезда,
Меня повел нежданно за собою.
Так, видимо, и нашею судьбою
Случайности играют иногда.
Но я о Ней. Она была горда.
Судьбе своей поблажек не давала.
Пред пошлостью лица не открывала.
Друзей не предавала никогда.
Она была немыслимо добра:
Последнее отдать была готова.
Любила Достоевского, Толстого
И не была и в семьдесят стара.
Кленовый лист, как будто что-то вспомнив,
Чуть покружив, садится на плечо мне.
11
Чуть покружив, садится на плечо мне
От ветки оторвавшийся листок.
Настанет день, морозен и жесток,
Когда, как ласку, я его припомню.
Но в жизни у Нее была звезда,
Дарившая тепло в любую вьюгу,
Чью с детских лет Она признала власть.
Звезда так дивно Пушкиным звалась,
Ей протянув лучи свои, как другу.
Она его настолько поняла,
Как будто между ними не бывало
Ни времени, ни страшного провала,
Когда души утратам несть числа.
12
Когда души утратам несть числа,
Я так боюсь, что сердцем охладею.
Но нет: пока я памятью владею -
Со мной такого не случится зла.
Вы знаете, как строчки сберегла
Ее стихов, как будто на скрижалях,
Та женщина за проволокой ржавой,
Что без вины осуждена была?
Остались от нее нам с той поры,
Окутанной отчаяньем и мглою,
Странички из березовой коры,
Вот почему молчать я не смогла.
Я Ей венок бесхитростно сплела.
13
Я Ей венок бесхитростно сплела...
В Италии Ей премию вручали
И на десятках языков звучали
В стихах о Ней - почтенье и хвала.
И снова "слава лебедем плыла..."
Но всех наград и почестей превыше
То, что заветный белый томик вышел
С рисунком Модильяни. Дожила!
... Писать о Ней! При тех, чьи имена
Доверием отметила Она,
Решиться, право, было нелегко мне.
Они напишут строки посильней!
Но я плела венок свой много дней,
Как знак того, что непрестанно помню.
14
Как знак того, что непрестанно помню,
Повесила я дома на стене
Ее портреты, дорогие мне.
Взгляну на них - становится легко мне.
Что в них так много от Ее души
И не бесстрастна мастеров работа.
Средь них немало признанных давно:
Есть Альтман и Осмеркин, Тышлер... Но
Мне с каждым днем одно милее фото.
На нем Она белее, чем зима,
Но каждому, кто взглянет, сразу ясно:
Вот Человек, проживший не напрасно!
О Ней напишут многие тома.
15
О Ней напишут многие тома
Почтительные, строгие доценты.
Все изучив, всему дадут оценки
(Но все Она предвидела сама).
И подсчитают, сколько долгих "А"
В стихах Ее, в их нежности и силе,
В строке: "... была со мной в моей могиле...",
Где до сих пор кровоточат слова.
И киевскою осенью, когда
Кленовый лист, как яркая звезда,
Чуть покружив, садится на плечо мне,
Я Ей венок бесхитростно сплела,
Как знак того, что непрестанно помню.
1981
Примечания
Ольшанская Е. М. Сиреневый час: Стихотворения / Предисл. А. Тарковского. - К.: Радянськый пысьмэннык, 1991. - С. 110-124.
"Мебиус-КБ", 1995. - С. 25-39.
Ольшанская Е. М. Венок Анне Ахматовой (венок сонетов) / Сост. Е. Ольшанская, А. Шойхет; предисл. Б. Чичибабина. - К.; Реховот: Б. и., 1999. - 36 с. [Книга иллюстрирована 18 экслибрисами Е. Ольшанской, посвященными А. Ахматовой]