Михаил Михайлович Бахтин
Ведет беседу В. Д. Дувакин
Д. А Вы слышали Гумилева читающим?
Б. Нет, читающим я его ни разу не слышал.
Д. А где Вы его встречали?
Б. Прежде всего я его встречал... я сейчас даже не помню точно... в каком-то обществе. Но тогда я с ним не был знаком, просто видел его. А потом я с ним познакомился в Религиозно-философском обществе. Правда, один раз я там его увидел, перед самой войной, то есть перед самым его вступлением в армию 1. А потом второй раз я его видел, вот... когда он приезжал с фронта на краткую побывку 2. И тоже пришел в Религиозно-философское общество. Он был тогда уже в форме, офицер... гвардеец... 3 гвардейцы... Еще... как-то называлось тогда?.. Череп и кости у него были на погонах... Легионы смерти, кажется. Гусар! Я как раз, помню, стоял чуть ли не с Ахматовой, на площадке следующего этажа, курили. Надо было уходить курить, мы поднимались на лестницу несколько выше второго этажа, потому что нам-то был предоставлен, этому обществу, второй этаж, а площадка была между этажами... Вот там стояли и курили. И вот кто-то воскликнул, по-моему, Анна Ахматова: "Гумилев здесь!" - и вспорхнула, буквально вспорхнула, как птичка, вниз. Я тогда пошел тоже следом и увидел: стоит у стола действительно военная фигура. Это был Гумилев. Великолепный! Великолепный Гумилев!
Я тогда понял, что действительно этот человек, в сущности, был рожден для того, чтобы быть военным. Хотя ему военным пришлось быть недолго. Ведь он заработал все-таки, несмотря на то, что служил недолго, - он заработал два Георгиевских креста 4. В то время Георгиевский крест - это... нелегко было... тогда по блату наград не давали. Это все вздор, что там говорят и пишут. У нас нашим всем наградам грош цена. Я очень многих знаю, которые работали приказистами, так сказать, приказы писали, из интеллигенции, и как они составляли эти приказы по приказу начальства, не отвечающие никакой действительности, но за которые потом получали ордена. А тогда было очень нелегко заработать. А он - два Георгия... Хотя ранен не был. Он даже как-то пишет:
Но Святой Георгий (хором) тронул дважды 5
Пулею не тронутую грудь...
Д. Да, это "Огненный столп".
Б. Ну, я вижу, что Вы очень хорошо знаете поэзию...
Д. Поэзию знаю.
Б. ... да, и не только очень далекую, так сказать, от...
Д. Знаю. Вот. Ну... Приятно слышать, что это чувствуется. <...> Ну, давайте поговорим об Ахматовой.
Б. Об Ахматовой, да. Вот... относительно Анны Ахматовой. Анну Ахматову я знал как человека, лично, очень немного. Я ее встречал несколько раз. Один раз только с ней беседовал, и наша беседа была не особенно интересна. Более того, мне показалось, что вообще она как-то вот на такие вопросы, выходящие за пределы узкого и преимущественно любовного быта, - она не особенно любила разговаривать. Тогда, в те времена. Это было, конечно, очень давно, и после этого она сильно изменилась.
тому, что это была в художественном отношении, конечно, довольно высокая уже лирика. Но ставить вот такие общие вопросы... глубины большой в этот период ранний, когда я ее узнал, у нее не было в стихах. Не было ее и в жизни, как мне показалось. Ее интересовали люди. Но людей она как-то ощущала именно... по-женски, как женщина ощущает мужчину. Так ощущала: все люди делились на интересных и на неинтересных. Чисто женский подход. Ну и поэтому мне она лично не очень понравилась.
Кроме того, я заметил в ней известную заносчивость. Она, так сказать, немножко сверху вниз смотрела на обыкновенных людей. Потом я уже слышал от других, которые имели с ней дело, и в старости эта заносчивость в ней осталась, даже приняла крайние формы, крайние формы: когда, например, приезжали к ней работники редакции, то она даже и не отвечала на поклон, не сажала их 6. Они стояли перед ней, она, не глядя на них, делала соответствующие там заметки, соглашалась или не соглашалась с редакционными замечаниями, но, повторяю, совершенно не принимала их как людей. Вот. Это в ней было. Может быть, конечно, кто же знает, какие те воспоминания, они же очень так... случайные и субъективные. Может быть, они приходили, когда она была в плохом состоянии: ведь ее травили, все время, до последних дней ведь ее травили. И вот она была, может, как раз в тот момент, когда эта травля особенно сильно ощущалась... Но нужно сказать, что я и от других слышал вот об ее такой заносчивости и даже некоторой грубости, я бы сказал.
Д. Дома, при приеме людей, приходящих по делу?
Б. Да, по делу и обыкновенных. А с людьми, которых она считала более-менее выдающимися...
Д. Своего круга.
Б. Да, и своего круга, она была, конечно, другой. Это свойственно очень многим людям. Еще Гоголь прекрасно отмечал, как меняется человек в зависимости от того, с кем он говорит: с низшим или с высшим. Но очень хорошо это в первый раз дал в книге о снобах Теккерей 7, где был изображен сноб... <...>
Д. Ну, в отношении Ахматовой Вы не говорите, что она была сноб?
Б. Нет, она не была снобом. Нет. Только вот эта черта в ней была. Эта черта снобизма у ней была...
Д. То есть - неравные отношения в поведении с людьми.
Б. Да. И вообще, так сказать, известное пренебрежение к людям, которые ничем себя не проявили в области искусства, литературы, науки, в политике, - к обыкновенным людям, обыкновенным людям. Что же еще я могу о ней сказать? Да больше, собственно...
Д. Нет, ну, а как Вы ее воспринимаете как поэта?
Б. Как поэта? Я очень ценю ее, конечно, как поэта. Ну, сейчас ее произвели в ранг великих поэтов. Я думаю, что это, конечно, преувеличено. У нее слишком все-таки узкий диапазон для великого поэта, узкий, мелкий. Даже вот та же человеческая-то ее натура - она тоже не натура великого человека. Нет.
Д. Ну, человеческая натура, особенно вот у таких нервных людей, у творческих... тем более, Вы очень уместно вспомнили, - человека, которого всю жизнь травили... Все-таки она с большим достоинством держалась...
Б. Да, она с достоинством держалась. <...>
Д. А вот если говорить о женской лирике, то есть о том, в чем Ахматова была в своей стихии, то если взять вот три имени... Об одном Вы уже отозвались довольно ядовито... Это Зинаида Николаевна Гиппиус 8, Ахматова и Марина Цветаева 9. Кого Вы считаете крупнее как поэтическую личность?
Б. Знаете, пожалуй, Марину Цветаеву.
Д.
Б. Марину Цветаеву, да. У нее есть именно та глубина, которой нету...
Д. ... Ахматовой и тем более у Гиппиус.
Б. Ну, Гиппиус - и говорить нечего, да. Гиппиус вся сделана, сделана: и поэзия ее сделана, и сама она сделана. Про Ахматову... Конечно, немножко было там в ней, в ее личности... но поэзия ее все-таки не сделана.
Д. Ведь Вы вообще больше, конечно, по своим связям и симпатиям принадлежали к кругу символистов?
Б. Символистов, символистов. Самым авторитетным для меня поэтом... и не только поэтом, но и мыслителем, и ученым был Вячеслав Иванов 10, Вячеслав Иванов все-таки. И до сих пор я его очень люблю...
Примечания
Михаил Михайлович Бахтин (1895-1975) - философ, теоретик литературы и искусства.
Воспоминания М. М. Бахтина, представленные в настоящем издании, полностью опубликованы в книге "Беседы В. Д. Дувакина с М. М. Бахтиным" (М.: Прогресс, 1996).
1. ... перед самым его вступлением в армию - то есть летом 1914 года. 24 августа 1914 года Н. С. Гумилев стал добровольцем лейб-гвардии уланского полка.
2. ... он приезжал с фронта на краткую побывку. - Бахтин мог видеть Гумилева в Петербурге в середине декабря (до 24-го - отъезд Гумилева и Ахматовой в Вильно) 1914 г. или между 27 января и началом февраля 1915г.
3. ... офицер... гвардеец... - 15 января 1915 г. Гумилев был переведен в унтер-офицеры. Экзамена на офицерский чин он не выдержал.
4. ... он заработал два Георгиевских креста. - Приказом по Гвардейскому кавалерийскому корпусу от 24 декабря 1914 г. Гумилев был награжден Георгиевским крестом 4-й степени. Второй Георгиевский крест - 3-й степени Гумилев получил 25 декабря 1915 г.
5. Но Святой Георгий тронул дважды... - цитируется стихотворение Н. С. Гумилева "Память" из сб. "Огненный столп" (1921).
секретаря Ахматовой, такие факты для поведения Ахматовой маловероятны. Однако атмосферу "холодной вежливости", сгущавшуюся вокруг Ахматовой при появлении посторонних, в особенности "официальных" лиц, констатируют многие мемуаристы. См., в частности, запись И. Муравьевой: "В наш последний приход мы попросили у Анны Андреевны машинописный текст воспоминаний о Блоке - для цензуры. У нее не оказалось лишнего экземпляра. <...> А. Найман <...> вместо того, чтобы сесть перепечатывать текст, отправился сначала на кухню пить кофе. Анна Андреевна очень на него рассердилась:
- Толя, барышни ведь служащие, с телевидения, они не могут ждать!
Тогда я поняла, почему мне все время кажется, что нас разделяет тонкая, словно стеклянная, перегородка, - она считала нас совслужащими, представителями официального мира, а мы ничего не сделали, чтобы эту перегородку разрушить..." ( И. Муравьева. Послесловие к фильму // 3везда, 1989, №6. С. 178-179).
О безупречной вежливости Ахматовой по отношению к редакционным работникам свидетельствуют также "Записки об Анне Ахматовой" Л. К. Чуковской (М., 1997). См. Т. 2. С. 51-52.
7. ... в книге о снобах Теккерей... - Имеется в виду "Книга снобов" английского писателя Уильяма Мейклиса Теккерея (1811-1863).
"Любовь Столица - все бабье. Анна Ахматова - все женское. Зинаида Гиппиус - все женственное" (П. Н. Лукницкий. Встречи с Анной Ахматовой. Т. 2. 1926-1927. Париж-Москва, 1997. С. 189), и ранее, в 1915 г., А. И. Тиняковым: "Три ступени. - Поэзия 3. Гиппиус говорит о вечно-женственном, поэзия А. Ахматовой - о вечно-женском, поэзия Л. Столицы - о вечно-бабьем" (А. Тиняков. На книжных полках // Новый журнал для всех. - 1915, № 10. Цит. по ст.: Р. Тименчик. О трудах и днях Ахматовой // Новое литературное обозрение, 1998, № 29. С. 424).
9. Марина Цветаева - Марина Ивановна Цветаева (1892-1941). Об отношении А. Ахматовой к Цветаевой см. комментарии к беседам В. Дувакина с В. Ардовым и М. Вольпиным.
10. Вячеслав Иванов - Вячеслав Иванович Иванов (1866-1949).