Виктор Ефимович Ардов
Беседу ведет В. Д. Дувакин
А. Дружба моей семьи с Анной Андреевной Ахматовой возникла в 1933 году. Интересно, что этот факт подтверждает Надежда Яковлевна Мандельштам 1 в первом томе своей злой книги. Там написано, что когда приехала к ним из Ленинграда Ахматова, то в маленькой, чуть ли не однокомнатной квартире Мандельштама (а он жил в том же подъезде дома по улице Фурманова, прежде Нащокинский переулок)...
Д. Какой номер дома, не помните?
А. 3/5. <...>
Так вот, Анна Андреевна ночевала у них, а сын Анны Андреевны - Лев Николаевич Гумилев, тогда еще молодой человек, которого мы звали просто Лева, - он оказался в положении, что ему негде ночевать 2. И поэтому она, пользуясь тем, что мы были в приятельских отношениях, попросила нас - меня и мою жену - приютить на ночь Гумилева. Мы, конечно, с радостью это сделали. А потом Гумилев сказал своей маме, что мы симпатичные люди, и Анна Андреевна к нам стала относиться лучше. И вот этот случай перерос в большую дружбу Ахматовой со всей моей семьей.
Я должен сказать, что она всегда была ближе к моей жене 3 - Нине Антоновне Ольшевской, нежели ко мне. Моя жена по возрасту годилась ей в дочки и заботилась об Анне Андреевне, потому что Анна Андреевна была, как оно и положено поэтам, не от мира сего. И Нина ей помогала во многих бытовых делах - вроде того, что заказать платье или обувь, или помочь ей куда-то поехать и прочее.
Д. Но, простите, а приятельские отношения, о которых Вы упомянули как об уже существовавших, - как возникли, кто вас познакомил?
А. Нас познакомил Мандельштам...
Д. А Мандельштама Вы знали откуда?
А. Мы же соседи были! В одном подъезде... С Мандельштамом мы были знакомы не очень близко, но иногда он к нам приходил. И Надежда Яковлевна к нам приходила. Он иногда читал мне свои стихи, причем без просьбы с моей стороны. Иногда он приносил какие-то странные шутки, которые были для него характерны. Ведь он автор таких эпиграмм, типа - юмор нелепостей. И вот он приходил и читал мне свою шутку. Помню, раз он пришел ко мне и стал мне читать свой перевод сонета Петрарки 4. Сперва он его прочитал по-итальянски, а затем свой перевод и указал мне на то, что он старался не только по ритму и, так сказать, по складу стихов, но и фонетически возможно ближе перевести к подлиннику. Это было, действительно, очень интересно. Но с Мандельштамом мы особенно близки никогда не были, а вот тут, значит, произошло вот это, а из этого эпизода возникла уже наша дружба, к которой Лев Николаевич имел уже боковое касательство. Но и он тоже у нас бывал до самого его ареста в 37-м году 5. Кстати, в 34-м, по-моему, году его и мужа Анны Андреевны - Николая Николаевича Пунина, замечательного искусствоведа, арестовали. Она приехала в Москву и обратилась с письмом к Сталину. И Сталин велел их освободить. А в 37-м году, как мы знаем, никакие доводы не действовали. Николай Николаевич погиб... был арестован позднее, в 48-м, по-моему, в 49-м году по доносу Александра Герасимова и этого... Владимира Серова 6, ленинградского художника, и погиб в лагерях. А Лева в 37-м году был арестован, и в 42-м или в 43-м попросился на фронт. Его отпустили из тюрьмы на фронт 7, он там был ранен, потом вернулся... Интересно, что он кандидатскую диссертацию свою - он историк монгольских племен - написал в тюрьме. А потом, в 49-м, кажется, его взяли опять и отпустили уже после смерти Сталина. Ну, теперь перехожу к Анне Андреевне.
Д. Да, это очень интересно.
А. 8. И скоро уже появилось такое положение, что когда Анна Андреевна приезжала в Москву, она ехала с вокзала прямо к нам, и жила вот в этой маленькой комнате, которая у Вас за спиной, месяцами. А мы радовались этому факту, помогали ей существовать, потому что в то время у нее было материально плохое положение. Она сама говорила, что после решения ЦК в 25-м году по поводу журнала "Русский современник" 9, когда было запрещено печатать Ахматову в советской прессе и в издательствах, она просидела или пролежала на кушетке до 41-го года. Тут вышла ее первая книжечка 10.
Д. Простите, Вы упомянули 25-й год, поэтому я думал, что речь идет об известном решении ЦК РКП "О политике партии в области художественной литературы". Но там "Русский современник" непосредственно не упомянут.
А. Нет, там было специальное решение по поводу журнала "Русский современник". Значит, Ахматову - не печатать, главного редактора "Русского современника" Исая Лежнева 11 выслать из пределов Советского Союза, а журнал закрыть.
Д. Мне кажется, что Вы немножко ошибаетесь, потому что журнал-то закрыли, но Исай Лежнев впоследствии, после возвращения, - заведующий отделом "Правды", в "Известиях" его потом в партию приняли, - это вот тот самый эмигрант, но он был редактором не "Русского современника", а "Россия" журнал был.
А. Но она всегда говорила, что есть решение 25-го года.
Д. Ах, она так... Вероятно, она это говорила с каким-то основанием, может быть, оно не было опубликовано как таковое. А журнал "Русский современник" выходил в 24-м году, и в 25-м году уже не выходил. А журнал "Россия"...
А. А может быть, "Россия", пожалуйста, я не возражаю <...>
Я должен Вам сказать, что Анна Андреевна открывалась нам (я имею в виду нашу семью) постепенно. И с 38-го года, вот как я переехал в эту квартиру, и до 66-го года, когда она скончалась, она бывала у нас очень много, и мы были уже, так сказать, совсем хорошо знакомы, постигли ее с разных сторон, и я должен сказать, что это был человек, действительно, необыкновенного значения.
Я не стану Вам рассказывать, какая она была поэтесса, потому что это всем известно <...>. И многие критики говорят о том, что если бы не было великой русской прозы прошлого века, не было бы Ахматовой. Она, действительно, опирается в своих стихах и на Достоевского, и на Толстого, которого она не очень любила 12. Но она понимала исторические стороны явлений, мимо которых другие современники проходили или откликались... суесловием. Интересно, что так как она рано вышла замуж за Гумилева, а Гумилев был уже достаточно известным и даже модным; поэтом, то ей нелегко было стать самой поэтом. Она рассказывала, что первый раз она стала читать свои стихи Георгию Ивановичу Чулкову, с которым она оказалась за столиком в ресторане при) вокзале 13, не знаю - Царскосельском, наверное (она жила в Царском Селе), и он сразу определил, что это большой поэт, и так началась ее самостоятельная жизнь в литературе.
Д. А она, когда читала эти первые стихи Чулкову, уже была женой Гумилева?
А. Конечно, в этом весь смысл.
Теперь я должен сказать, что ее отец 14 - морской офицер в прошлом, впоследствии - преподаватель в военно-морских учебных заведениях, а потом - работник государственного контроля. Он умер в чине статского советника - это между генерал-майором и полковником. Так вот, Андрей (не помню уже отчества) Горенко - он одно время жил в Царском Селе. Она там тоже жила, там познакомилась с Гумилевым 15, отец которого был военным морским врачом. И в это время директором гимназии мужской был Иннокентий Анненский.
Д. Нет, не Иннокентий, а его брат - Николай Федорович Анненский 16 <...>
А. А она говорила, что директором гимназии был Иннокентий Анненский! Это я Вам могу доложить, а сам я не знаю. И вот интересно, что она говорила... Значит, маленький город, своеобразный. Например, она рассказывает, что царь-то жил в Царском Селе, он боялся жить в Петербурге: там убили деда и - покушение на отца и на него самого... 17 И вот, она говорит, приезжали поездом министры, в здании вокзала была специальная комната, где они переодевались в придворные мундиры и ехали в экипаже на прием к царю. И вообще у нее было интересное такое... отношение к придворным сплетням и обычаям начала века, которые она наблюдала лично.
Д. Очень интересно.
А. Да, и вот интересно, она говорила так, что на ее сестре женился кто-то из гимназистов Анненского 18, из этой гимназии. Когда старик Анненский узнал, что вышла замуж дочка Горенко, он спросил: "Какая?" Ему сообщили имя (не помню имя сестры). Он сказал: "Ну, я бы женился на другой - на Анне" 19.
Д. Хм!
А. И она это берегла.
Д. "Я выбрал бы другую" (усмехаясь).
А. Да. Теперь так, надо Вам сказать, что она, например, говорила про те знаменитые свои книги, которые научили женщин изъявлять свои чувства, что это - ее юношеские стихи. Вот это интересно. Эти "Четки", "Anno Domini" 20, "Белая стая" она рассматривала как юношеские стихи, потому что в зрелом возрасте она стала писать на другие, более значительные темы, хотя и эта тематика - женская лирика, - очень значительна.
Д. Сделала ее уже тогда знаменитой!
А. Но интересно вот что... Она сама мне это рассказала: была поэтесса Гриневская 21. Эта поэтесса Гриневская писала, как люди, как говорится, т. е. в манере эпигонов Некрасова и Пушкина, - вот такая...
Д. Некрасова и Надсона 22.
А. Да, да, и Надсона. И когда ей дали первую или вторую книгу Ахматовой, она пришла в ярость, бросила книжку на пол, топтала ее ногами и кричала: "Так писать может только прачка!" Это очень интересное свидетельство того, как сопротивлялись старые и бездарные литераторы вот этим новым веяньям: и символизму, и акмеизму и т. д.
Теперь, если хотите, я Вам приведу одну эпиграмму Иннокентия Анненского на Константина Фофанова. Были в то время два пошлых популярных журнала: "Нива", которую все знали, и еще - менее известный, но более пошлый журнал "Ваза" 23.
Д. "Вазу" я не знаю.
А. Да, "Ваза" - это был такой, знаете, приспособленный для обывателя... эстетический такой якобы журнальчик. Так вот, Фофанов, который писал много и легко, печатался в обоих этих журналах, и Анненский на это реагировал четверостишьем:
Дивлюсь я, Фофан, диву 24:И унавозить "Ниву",
И переполнить "Вазу".
Я думаю, не надо забывать этой хорошей эпиграммы.
Д. Это хорошо. (Смеются.). Интересно, я посмотрю в двухтомнике Анненского - есть это? Нет, наверное.
А. Нет, это непристойно для книги.
И вот Анна Андреевна раскрывалась для нас со всех своих сторон. Ну, во-первых, она была предельно чутка и по отношению к искусству, и по отношению к людям. Она была почти как медиум. У Пунина есть дочка - Ирина Николаевна Пунина, а у этой дочки, в свою очередь, - дочка, которая называется Анна Генриховна Каминская" 25 Анне Генриховне сейчас лет 35-33. Они, в сущности, до самой ее смерти - вот эта падчерица и ее дочка - составляли семью Анны Андреевны. Она не считала возможным их бросить. Когда ей предложили в Москве квартиру пополам с Надеждой Яковлевной Мандельштам 26, она отказалась, потому что - она сказала - она не может уйти из этой своей семьи, которую она поддерживает и т. д. С Пуниной она ездила в Италию 27 получать свою премию (Как она называется? Таорминская? На юге там выдают премии), а с Аней она ездила в Англию получать диплом доктора Оксфордского университета. <...> Она привезла мантию оттуда из серого шелка и шапочку четырехугольную.
Так вот, когда они сидели дома на легендарной Фонтанке, дом 34, квартира 44 - мне довелось там несколько раз быть, - она, значит, сидит, потом встает и идет открывать дверь. Аня говорит (они ее называли, и Аня и Ирина, - называли Анну Андреевну - Акума 28; это шуточное название означает в японском языке "ведьма, колдунья", они считали, что она... да она в какой-то мере и была такой), так вот, Аня говорит: "Акума, почему ты идешь открывать дверь всегда раньше, чем раздастся звонок?" 29
Д. Хм!
А. А рассказывала мне Анна Андреевна вот что. В 20-х годах, в конце, она шла по улице Герцена в Ленинграде, и она говорит, наивно так сказала: "Вы знаете, как это бывает часто: я иду и думаю - сейчас я встречу Маяковского" 30. Ну, у меня-то этого никогда не бывает! (Усмехается.) А важно другое. Она выходит на Невский - и, действительно, идет Маяковский. А Маяковский говорит: "У меня сейчас появилось чувство - вот сейчас увижу Ахматову".
Д. Да...
А. Ее чуткость к стихам была феноменальной. Во-первых, она была очень доброй и всегда подтверждала, что ей что-то нравится, что ей что-то симпатично, чтоб не обижать людей 31"Простите, но этого я не понимаю". А вот однажды к ней пришла поэтесса и прочитала большую поэму о своей любви к убитому на войне мужу. Выслушав ее, Анна Андреевна сказала: "Главный недостаток Вашей поэмы, что, по существу, Вы сейчас любите другого человека, о нем Вы пишете в этой поэме, и только прикрываетесь фигурой Вашего убитого мужа". И та сказала: "Это правда". Но понять этого же, например, я или Вы не можете из стихов, что речь идет о такой подмене.
Д. Это она сама рассказывала?
А. Да. Причем я не хочу называть фамилию поэтессы, которая читала стихи.
Д. Она жива?
А. Конечно. А могу сказать.
Д. Ольга Берггольц, нет?
А. Нет, Маргарита Алигер 32. Но бывали и смешные эпизоды. Юмор она ощущала поразительно. Она была очень смешлива, как все истинно чувствующие юмор люди. Многие шутки она перенимала и потом повторяла в соответствующих случаях. Вот я Вам расскажу тоже забавный эпизод. К ней пришла Сильва Капутикян - армянская поэтесса. И долго что-то гортанным своим армянским говором ей долдонила так, что Анна Андреевна устала, ей уже было много лет, и она задремала, а та все равно продолжала говорить; наконец Анна Андреевна очнулась и слышит, что Сильва говорит 33: "... она к Вам относится молытвенно". Анна Андреевна спросила: "Кто - она?" - "Софронов!" (Смеются.)
Ну нет, юмор у нес был совершенно бешеный... потом была в ней высокая порядочность. Она, например, часто говорила: "Это против добрых нравов литературы!" (Борется с волнением.) И тогда, значит, она этого не терпела.
Теперь я Вам скажу так: в 1934-м или 33-м году началась безумная кампания в газетах по поводу Бориса Пильняка и Евгения Замятина 34 за то, что они передали за границу какие-то свои произведения помимо советской цензуры.
Д. "Мы" и "Красное дерево".
А. Да. Союз писателей в Ленинграде - это был, по-моему, еще догорьковский союз так называемых попутчиков, я был членом этого союза в Москве.
Д. Это была еще просто литературная группа, а не единый Союз советских писателей.
А. Да. И вот Анна Андреевна тоже состояла в этом союзе. А они что сделали? Они вынесли резолюцию с осуждением Замятина и Пильняка <...>, значит, осудили и потребовали объяснения. Замятин ответил: "Ни один суд в мире не выносит решения раньше, чем получил объяснения; поскольку вы меня уже исключили, то зачем я вам буду объяснять все?" И Анна Андреевна из солидарности вышла из союза. Тогда к ней приехал молодой человек какой-то, может, из союза, а может, из других мест...
Д. Не Захаров-Мэнский? 35
А. "Я уже склонялась взять обратно заявление, но тут он сказал: "И потом, Вам же будет хуже, Анна Андреевна: Вы не получите продовольственные карточки, Вы не сможете пользоваться там какими-то благами еще". Она сказала: "Вот теперь уже все. Теперь я не могу взять обратно, раз Вы так сказали. Вы уезжайте туда и скажите, что я отказываюсь вернуться в Ваш союз". Это удивительно.
Д. Это понятно, понятно. Это вполне естественная реакция.
А. Это такая же история была с Пастернаком во время процессов 37-го года против вождей оппозиции. Было собрание, на котором все голосовали за то, что они злодеи и что их надо убить - вот Рыкова, Бухарина, Зиновьева 36 - всех, а Пастернак не пошел на это собрание. Тогда к нему прислали молодого человека из "Литературной газеты", чтоб он подписался под этой резолюцией дома. А Борис Леонидович сказал: "Как я могу требовать казни людей, вина которых мне неизвестна?" Ему сказал этот мальчик, что - "помилуйте, газеты полны этими сведениями". Он сказал: "Вот газеты знают, пусть они и пишут, а мне это невнятно, и я, пока не увижу своими глазами доводы о том, что они действительно такие злодеи, - я не подпишу". Тот сказал: "Ну как же..!" - "Молодой человек, - сказал Пастернак, - зачем Вы ко мне пришли?" - "Чтоб Вам было удобней". Пастернак сказал: "Мне будет очень удобно, если Вы сейчас же уйдете из моего дома". Вот какие, значит...
Д. Любопытно очень, но не помните, какой это был процесс?
А. А это не имеет значения...
Д. В 38-м году был Бухарин, Рыков и т. д.
А. Конечно! Это все те же дела, те же процессы. Кстати, интересно, что сделали наши умники, когда стали травить Пастернака за получение им Нобелевской премии 37. Потом Хрущев 38 признал, что это была глупость, а прекратить кампанию нам пришлось, ибо Морис Торез, Тольятти 39 и другие руководители компартий Западной Европы прислали телеграмму с просьбой прекратить травлю Пастернака, потому что на этой почве люди уходят из компартии.
Д. Да-да, ну, это уже дело недавнее сравнительно.
А. А Вы знаете, там было такое положение, что прислали к нему медицинскую сестру на дом наблюдать, что там будет. И она жила два дня, и добрые Пастернаки ее сажали с собой обедать, но когда она сказала (смеется): "Зинаида Николаевна, зачем Вы мне ложите столько мяса?", Пастернак не выдержал этого вульгаризма и сказал: "Пошла вон отсюда!" (Смеются.) "Пошла вон отсюда!"
Д. Но вернемся к Анне Андреевне.
А. Да, конечно.
Анна Андреевна была еще необыкновенно добра. Ее сын, Гумилев Лев Николаевич, называл ее старухой-процентщицей, потому что, если она получала где-нибудь деньги, она их как можно скорее раздавала нуждающимся людям, бедным. Она делала подарки кому-то, кормила, кому-то дарила платья, обувь и т. д. А ее соседка по большой квартире на Фонтанке (это бывший Шереметевский дворец, и в той квартире, где жил Николай Николаевич Пунин, а впоследствии она, вот эта квартира принадлежала замужней дочери графа - большая квартира, много комнат, поэтому, когда ее стали заселять, там оказались, как во всех коммунальных квартирах, разные люди) - была какая-то работница. Она уходила утром на свою фабрику, а у ней оставался маленький сын, и ребенок был без присмотра, и Анна Андреевна брала на себя заботы об этом ребенке. А работница говорила соседкам по дому (): "У меня нянька мировая!" 40.
Д. Да, это хорошо! (Смеется.)
А. Еще могу рассказать: когда это знаменитое решение 46 года произошло, Зощенко это подкосило вконец. Он умер так же, как умерли художник Иванов Александр и как Гоголь 41: он отказался принимать пищу впоследствии и от этого рано умер. Что касается Анны Андреевны...
Д. В 56-м году умер - почти 10 лет прошло.
А. Да, но десять лет угасания.
Д. Да!
А. Анна Андреевна реагировала на это следующим образом. Она сказала: "Они с ума сошли! Разве со мной можно так бороться: ведь теперь на моей могиле будут чудеса делаться. Меня надо замалчивать, они же это умеют, так зачем же эта глупость?"
И самое интересное, что это был 46 год, когда еще были продовольственные карточки. Ее, естественно, лишили карточек, всего прочего. Так вот, неизвестные люди... (говорит, с трудом перебарывая волнение) приходили каждый день и бросали десятки карточек в ящик почтовый и уходили...
Д. Да, это надо записать.
А. Значит, она настолько любила юмор, что охотно выслушивала те мои произведения, которые я считал возможным ей про честь. Я, так сказать, не все читал, потому что наше дело юмористическое полно всяких пустяков и нет надобности... Но то, что я читал (с волнением), она оценивала очень интересно, и всегда справедливо, вот так...
Она была человеком удивительной силы интеллекта, она знала множество языков, читала по-английски, по-итальянски, по-французски, по-немецки. Вы посмотрите, какие у нее эпиграфы! Из кого только нет эпиграфов к ее стихам: Байрон, Гете, этот вот - Леопарди, кто ж там еще? Гюго 42 и т. д.
Потом, надо сказать, что она понимала события удивительно глубоко и сразу. Это видно по ее стихам. Она давала оценку тому, что происходит на свете и в стране, точно, хотя события еще, так сказать, не завершились. Так она оценила войну, так оценила и 37-й год и т. д.
Д. Вы имеете в виду ее стихотворения о войне, которые были напечатаны тогда? У меня сохранились вырезки.
А. "Реквием" Вы знаете?
Д. Знаю, конечно.
А. Так этот цикл ею написан тогда, в начале 40-х - в конце 30-х годов, и она, боясь конфискации, потому что обыски делали у нее много раз, - она их держала в голове, пока не помер Сталин и можно было изложить это на бумаге.
Д. Вы не знаете, кроме "Реквиема", который ведь до сих пор не напечатан...
А. У нас - нет, в Западной Германии напечатан.
Д. Ну, так это другое дело, во всяком случае, у нас он существует только в самиздатовских каких-то... перепечатывается... Я его читал несколько раз, но тогда же, во время войны, в 43-м году была поэма...
А. У меня есть эта поэма с ее собственной подписью... "Без героя" называется.
Д. Она не напечатана?
А. Нет! Кусочками она напечатана где-то на Западе, а может, и полностью. Нет! У нас напечатаны в "Дне поэзии" какие-то куски 43. Там она придумала новый интересный размер стихотворный, ближе всего он к "Бородино" Лермонтова.
44 Д. Да! Я тогда же - я горячий маяковист, как Вы знаете, но и одновременно музейный человек все-таки - тогда же кто-то мне это дал, и я подумал: "Батюшки мои! Что же это?! А ведь это может и вообще погибнуть!" И я тщательнейшим образом это переписал, со всеми пометками, которые там были, и написал, с какого я списка это взял. <...> Потом я искал это в однотомничке небольшом...
А. Нет, это не напечатали. Боятся печатать. У меня есть с ее собственной подписью, есть без подписи, но с ее правкой - несколько вариантов. Она над этой поэмой работала чуть ли не до смерти. Все возвращалась, чего-то добавляла, меняла. Это феноменальная вещь - по ощущению этих страшных катастроф, которые надвигаются на Петербург и на царскую Россию. Тут она равна Блоку.
Д. Этого я очень много еще не понял тогда.
А. Нет, понять-то можно все, тем более что мы-то знаем из ее собственных комментариев. Речь идет о ее приятельнице - очень красивой женщине, жене художника Судейкина. Ольга Судейкина. Есть даже фотография, где Анна Андреевна снята с Ольгой Судейкиной. Эта фотография воспроизведена, между прочим, в книге французской исследовательницы "Поэзия Ахматовой" и издана в 45 Лионе, а мы с ней дружили... Она русская эмигрантка, эта женщина... <...>
46, поскольку у нее, значит, были другие любовники, и она, так сказать, пренебрегала этим мальчиком. Вот эта история, казалось бы совершенно частная, и дает Анне Андреевне повод развернуть картину веселящегося светского и полусветского литературного Петербурга.
Поэма совершенно поразительная. Обычно Ахматова писала короткие стихи, причем она это мотивировала тем, что лирическое волнение, которое надо вызвать у читателя, не может быть длительным. Так что это с ее стороны было сознательным актом. Вот в стихотворении - ну, там 20-30 строк от силы, а то и меньше. Ну, стихи эти Вы все знаете. А тут она много лет лелеяла, я бы сказал, эту вот поэму, в которой она... конкурирует с Блоком. Я однажды спросил у Чуковского 47, который с Блоком был довольно близко знаком, нельзя ли объяснять вот этот пессимизм и предвестие катастроф в поэзии Блока тем, что он по характеру мог обладать вот таким пессимизмом и тревогой, как бы находящейся внутри человека? Ну, это то же самое, что Кассандра. Я убежден, что Кассандра именно вот от этой тревожности своей и была такой. Корней Иванович сказал: "Смотрите, Ардов! Вы разбираетесь!"
Д. Хм!
А. Ну пожалуйста, я не возражаю, потому что в какой-то мере мне это стало ясно, когда я стал уже взрослым и даже старым. Это не умаляет, конечно, поэзии, не умаляет ничего из того, что сделал Блок, но это важное обстоятельство. Это очень важное обстоятельство.
Д. Много стихов после нее осталось, которые еще не печатали?
А. Некоторое количество осталось. Я не могу просто взять на себя смелость и говорить - сколько, каких. Я знаю, что они были и в ее личном архиве, и кое-что передано, потом это все было передано в Пушкинский Дом, нет, простите, не в Пушкинский Дом, а вот как раз ее падчерица-то, Пунина, и внучка эта, Каминская, - они все передали в Ленинградскую Публичную библиотеку имени Салтыкова-Щедрина, отчасти. А другую часть - в Центральный государственный архив литературы и искусства в Москве 48. И это было предметом судебного разбирательства, в которое меня вызвали свидетелем, но я предпочел написать заявление в суд, потому что я воспользовался случаем, чтобы оставить, так сказать, рукописный след о том, как она, и Гумилев Николай Степанович, и Гумилев Лев Николаевич, и Пунин Николай Николаевич - как они провели свою жизнь, и как страдали ни за что всю свою жизнь. Так вот, я должен сказать, - это я там, к большому неудовольствию Льва Николаевича Гумилева, который перестал со мной здороваться, я утверждал, что нет надобности возвращать эти рукописи в Пушкинский Дом, а надо их оставить там, где они есть; и деньги, которые получили эти бедные женщины, тоже не надо им возвращать. Так первая инстанция постановила: рукописи оставить там, где они есть, а деньги они должны бы вернуть, а Верховный Суд Федерации стал полностью на мою точку зрения, так что там какие-то стихи, конечно, есть. Не может быть, чтобы не было.
Д. А у Вас ничего не осталось?
А. и каких-то документов, вырезок и ее статей, и о ней, воспоминаний - это все у нас есть.
Недавно к нам приходил заместитель редактора "Литературной России" Банников Николай Васильевич 49, он какую-то книгу готовит об Ахматовой, и мы ему кое-что дали, показали и прочее. Хорошую книгу написал Ефим Добин 50 в Ленинграде. Вы читали?
Д. Нет, это не видел.
А. 51.
Д. Ну, это! Жирмунского, потом Виноградова Виктора Владимировича еще есть лингвистическое исследование.
А. Виноградов был человек очень одаренный и эрудированный, но суховат.
Д. Да, и злой...
А. Злой-то он был безмерно, злой был безмерно, но он суховат. Видите ли, когда пишешь о поэте, неправильно делать ставку на то, что ты пишешь в его манере. Так всегда окажешься в дураках. Неправильно писать и сухо. А вот именно Жирмунский и Добин - они пишут так, как нужно, т. е. они находят свой строй, свой ритм, свой стиль, который не конкурирует со стихами или произведениями Ахматовой или кого угодно, но выражает их точнее, нежели другие стили. Это очень важный метод.
Д. очередь... затем - Вы знаете ее стихи о Маяковском и стихи Блока о ней. Вот что она говорила о современных литераторах?
А. Видите ли, о Мандельштаме она всегда отзывалась с необыкновенной симпатией 52. Это близкий ее соратник по группе "Цех поэтов", или акмеисты. Она этого никогда не забывала. Акмеистов было мало. В поэзии в это время главенствовали символисты, и бороться с ними было трудно. Почему я это Вам все рассказываю? Чтобы сказать, что вот это ощущение, что он совсем свой, что он талантливый и признанный - и несчастный, - тем не менее, как родной брат, - это у нее было всегда. Соответственно, она относилась неплохо и к Надежде Яковлевне, потому что та была рядом с ним и переносила удары судьбы, которые сыпались на Мандельштама, как мы знаем, с 33-го года по самую его смерть в лагерях на Дальнем Востоке.
Надо Вам сказать, что я не предполагал, что такая страшная будет картина жизни этого поэта, какую справедливо обрисовала Надежда Яковлевна в первом томе. Этого нельзя даже читать, до такой степени страшна эта систематическая и всесторонняя травля, которой он подвергся за то, что он имел несчастье написан, два или три стихотворения о Сталине и еще большее несчастье прочитать эти стихи десяти людям 53.
Д. Да.
А. Поэтому она всегда подчеркивала, что она, так сказать, - соратник Мандельштама, и что он очень талантлив и прочее. Она Зенкевича 54 "Я люблю еще его за то, что он последний на земле, который называет покойного Гумилева - Коля".
Д. (улыбаясь). Он и в разговоре со мной так употреблял. Это один из первых, кого я записывал.
А. Так. Маяковского она не очень любила 55, его поэзию. Во-первых, в его лирике ее не устраивал мазохизм, который, конечно, у него был при его гигантской фигуре, голосе и прочее. Вот это, значит, подчинение...
Д.
А. ... страданию и т. д. - это ее не устраивало. Она понимала, что это большой поэт, относилась к его судьбе с симпатией, но это был не ее плана бард, так скажем.
Что касается Есенина 56, то тут ее огорчало полное отсутствие каких-либо глубоких идей. Она говорила, что в России никогда не было поэта такого дарования, как Есенин, чтобы был до такой степени эгоцентричен и, так сказать, в своих стихах потребитель всего: и пейзажей, и женщин, и вина, и прочее. Это, конечно, за ним есть - за Есениным.
А к ней Есенин пришел еще в Петербурге, до революции, когда он костюмировался под певчего из архиерейского хора.
57, читал стихи, она выслушала стихи, сказала: "Вы будете прозаиком". <...> То же самое она предсказала Симонову 58. Он тоже ведь поэтом начинал. Все к ней приходили. Всех приводили, и со всеми она... Если человек того стоил, то она разговаривала с ним всерьез.
Стихи она понимала проникновенно, конечно, и не только стихи. Ну, такая житейская чуткость в ней была. <...> Она, входя в комнату, уже понимала, кто с кем в каких отношениях, кто счастлив, у кого горе, что кому надо сказать.
Интеллект был совершенно феноменальный. Причем эрудиция, знание языков и всего прочего, так сказать, широта мышления в ее стихах - ведь это тоже воистину историческая. А с другой стороны - вот такая чисто женская чуткость.
Д.
А. Сказать по совести, она Блока не любила 59.
Д. Блока не любила?! Стихи помните. Блока Ахматовой:
Красота страшна... 6
А. Да. Она Блока не любила. Причем еще тут сказывался вот этот групповой негативизм акмеистов против символистов. Как ни странно, это сказывалось. Но она никогда не позволяла себе высказываться против того, что Блок - великий поэт и прочее. Она была чрезвычайно уважительна к памяти Блока, к редким встречам, которые у них были, но, по-моему, она его просто не любила. О Брюсове я что-то даже и не помню... 61
Д. убийственную характеристику Брюсова 62. Очень тоже субъективную, но очень резкую... Так что, о Брюсове не помните?
А. Нет, о Брюсове ничего. Я Вам могу только еще рассказать вот что. В 40-м году я жил в Голицыне, в Доме творчества. Там среди прочих была Марина Ивановна Цветаева... Она жила в Голицыне не как курсовочник по короткому сроку, а потому что она приехала в Советский Союз и в Москве у нее не было жилплощади, и ее приютили там. И бедная эта женщина уезжала утром в Москву по своим делам, а вечером возвращалась - зимой, поздно - обратно. Мы с нею там разговорились о многом. Она рассказывала, я тоже чего-то старался ей передать. А потом она выяснила, что моя семья находится в дружбе с Ахматовой и что в данный момент Анна Андреевна живет у нас в Москве. Тогда она выразила желание встретиться с Ахматовой 63.
Д.
А. Я, значит, дал свой телефон, приехал и рассказал Анне Андреевне об этом. Через некоторое время - это было зимою - позвонила Марина Ивановна, и, стало быть, Анна Андреевна сказала, что она ее просит приехать сейчас к нам на Ордынку. Тогда Марина Ивановна стала спрашивать, а как ехать, какая улица и прочее. Анна Андреевна отвечала, очевидно, не очень внятно, потому что Марина Ивановна сказала: "А нет ли дома у Вас кого-нибудь, кто не был бы поэтом и мог бы объяснить точнее?" Анна Андреевна подозвала меня, и я, значит, объяснил. Марина Ивановна приехала. И через некоторое время они перешли в маленькую комнату, где жила Анна Андреевна, а я остался здесь, в столовой, и некоторое время размышлял, следует ли мне идти за ними, а потом я понял, что это было бы бестактно, потому что они не уходили бы, если бы могли говорить при мне. Я понимал, что теряю многое из истории литературы оттого, что эта беседа не будет мною зафиксирована. Но я не рискнул туда пойти.
Д. Конечно.
А. Беседа продолжалась час или полтора, а потом Марина Ивановна ушла. Анна Андреевна ее перекрестила, и они, кажется, больше и не видались.
А в 41-м году осенью Марина Ивановна повесилась в Елабуге, куда ее направили в эвакуацию, так сказать, второго ранга, потому что первого ранга оставляли в Чистополе, и жизнь была легче, а туда отправляли тех, на ком висело какое-нибудь... - так сказать, тяжесть какая-нибудь перед советской властью и прочее. Старик Тренев 64 "Мы Вас здесь не оставим". Ну, жизнь у нее была очень страшная, у Марины Ивановны. За границей - эта безысходная бедность, ощущение того, что она никому не нужна, а здесь - она приехала со своим мужем... Эфрон его фамилия?
Д. Эфрон. Он раньше приехал.
А. Он раньше... Его арестовали, сына убили на войне впоследствии, осталась только дочка 65.
Теперь я должен Вам сказать, что я написал небольшой мемуар на тему свидания Ахматовой с Цветаевой. Конечно, я никому его не давал в нашей печати, но кое-кому из коллекционеров воспоминаний и прочих литературных материалов я дал. И вот Вам результат: ко мне прибежал встревоженный приятель и говорит: "Вчера твою статью про Ахматову и Цветаеву передавала радиостанция "Немецкая волна" на русском языке, и теперь ты, значит, жди неприятностей за то, что ты опубликован в таком антисоветском рупоре". Ну, я сказал, что меня это совершенно не беспокоит, потому что там ничего нет, что могло бы быть истолковано как не патриотическое или антисоветское. И действительно, никаких последствий это не имело.
Д. Очень хорошо. Значит, это уже зафиксировано, раз это уже передавала "Немецкая волна". Значит, там есть это, значит, когда-нибудь это появится и в русской печати.
А. 66, была необыкновенно добра, она была очень верующая. Главное, что она чтила христианскую этику. С ней произошел такой случай. Ее сын, Гумилев, как известно, ученый, прочитал ей какую-то цитату из жизни жрецов или еще кого-то там в Индии, в древности. И там про этого жреца написано, что он старался не наступить на насекомых, когда гулял в садах. Тогда Анна Андреевна сказала: "Очевидно, он был христианин" 67. Лев Николаевич стал копаться и, действительно, убедился в том, что это было так. Вот какая она была.
Она была святая, но не святоша. Например, она очень любила веселое застолье. Ну, мы вообще с женой живем широко, и всегда у нас бывают люди, и она много выходила к нам, к нашим друзьям. А иногда мы принимали ее друзей. А бывало итак: когда мои сыновья подросли уже, то она вдруг говорила Мише или Боре: "Ребенок, вот тебе деньги, пойди купи вина и всего, что еще нужно, я хочу сегодня веселиться".
Ребята у нас оба воспитаны так, что они, так сказать, и кулинары, и метрдотели, и все могут справить, и вечером уже она нас приглашала за стол, приходил кто-нибудь из ее знакомых или из наших - это не имело значения, и мы сидели, веселились, рассказывали смешное. Она и видела много смешного в жизни, и описывала нам изустно, и понимала юмор удивительно тонко. Так что, вот видите, какая она была.
Я не могу сказать, что он равен Гоголю. Это глупая позиция. Но он, во-первых, свои маленькие сатирические рассказы, очень талантливые, которые мне очень нравятся, он полагал, что эти рассказы могут, так сказать, - воздействовать на людей. Как вот Скрябин 68 думал, что его музыка излечит человечество от зла, так и Зощенко полагал, что его рассказы имеют большое значение. И когда - пишет Константин Александрович Федин 69 - он стал ему объяснять, что Зощенко - наш современный Иван Федорович Горбунов, то Зощенко обиделся, по свидетельству Федина. Он свою миссию видел гораздо выше. И вот, потому что его так обидели, принизили и написали, что он такой негодяй, - это он пережить не мог. Кончилось дело тем, что, значит, он умер, как я Вам говорил, от этой вот мании преследования. Должен сказать, что у Гоголя в "Мертвых душах" есть превосходная тирада о том, что хорошо автору, который описывает положительных романтических героев, добродетельных и прочее, и плохо тому автору, который описывает плохих людей сатирически - пошлых и т. д. Вот этот кусок полностью относится к Зошенко. Я его выписал и послал старику в утешение.
Должен сказать Вам, что Анна Андреевна часто говорила: "Вот зря Мишеньку обидели". А сам Зощенко, он сперва даже не понимал, как ему реагировать на это. И все это произошло потому, что в одном рассказе Зощенко упомянул обезьянку 70, которая сидит, маленькая, коричневая...
Д.
А. Он! Маленькая коричневая обезьянка, похожая на чистильщика сапог. А "чистильщиком сапог" народ называл Сталина. И известно было: за слово "чистильщик сапог" - 5 лет лагерей. А тут, значит, целый рассказ.
Д. Вот даже как?! <...>
А. Ну как же! Дело в том, что сатирические рассказы Зощенко напечатал Геббельс для немецких солдат и раздавал их в окопы. А в 46-м году эти же рассказы вышли в Англии, после речи Черчилля в Фултоне англичане стали на позицию наших врагов, и тогда, чтоб привести, какой страшный советский быт, они напечатали книжечку Зощенко.
Д. Вот что!
А.
Д. Это было непонятно: пустяковый рассказик, маленький причем. Там еще рядом какой-то Хазин 71, который "Евгения Онегина" пародировал, глупый очень. И грубейшая речь этого Жданова, который сказал: "полумонахиня-полублудница" 72.
А, Да, Анна Андреевна всегда со смехом приводила одну шутку Евгения Шварца 73, драматурга. Значит, в Ленинграде они встретились где-то, Шварц и Ахматова, и Шварц спросил у Анны Андреевны, была ли она на каком-то спектакле. Анна Андреевна сказала: "Нет, не была". Тогда Шварц сказал: "Ну да, от вашей организации там был Зощенко". () Вот эта формулировка - "от вашей организации" - ее очень веселила.
Д. Хм! Так Шварц это сказал сочувственно ей или...
А. В шутку, в шутку. <...>
Д. Ну, об Анне Андреевне Вы замечательно рассказали, замечательно. Это для Вас, видимо, очень личное, так что это чувствуется.
Виктор Ефимович Ардов (1900-1976) - писатель-сатирик, драматург. Автор воспоминаний об Ахматовой "Анна Ахматова" (В. Ардов. Этюды к портретам. М., 1983). В доме В. Е. Ардова и его жены Н. А. Ольшевской (Большая Ордынка, 17, кв. 13), который Пастернаки 1946г. назвал "узловой станцией по имени "Ахматовка", Ахматова изредка останавливалась в 30-40-х гг. и подолгу жила начиная с 1950 г., когда хлопоты по следственному делу сына и переводческая работа, предоставляемая ей московскими издательствами, требовали ее частых приездов в Москву. Отношения Ахматовой с Ардовым, как свидетельствуют мемуаристы близкого окружения Ахматовой (Э. Герштейн, Л. Чуковская, Н. Мандельштам), были сложными и неровными. "Артистичный в домашнем быту, человек быстрых реакций, связанный своей литературной работой с театром, цирком, любитель-карикатурист, Ардов был также широко образованным человеком, хорошо знал русскую литературу и историю. Это позволяло Ахматовой не скучать, беседуя с ним. Оба - "полуночники", они иной раз засиживались до 3-4 утра, затрагивая в своих разговорах самые разнообразные темы" (Э. Герштейн. Мемуары. С. 476).
К деятельной поддержке Ардова Ахматова неоднократно прибегала начиная с середины 30-х гг. Так, в 1936 г. В. Е. Ардов хлопотал о восстановлении Л. Гумилева в Ленинградском университете и добился его повторного зачисления, но не на исторический, а на географический факультет Московского университета. В 1963 г. Ардов включается в хлопоты о "прекращении дела Бродского" и пишет в его защиту письмо первому секретарю Ленинградского обкома Толстикову. Известны и неоднократные разговоры Ардова в 60-е гг. с "вышестоящими литературными инстанциями" по поводу задержек с выходом ахматовских сборников.
Человек горячего "общественного темперамента", в 1968 г. на судебном процессе между Л. Н. Гумилевым и Пуниными за право наследования архива Ахматовой Ардов принял сторону Пуниных, обратившихся к нему за поддержкой, и направил в ленинградскую прокуратуру письмо, содержащее резкие отзывы в адрес Л. Н. Гумилева.
Объяснение этих трудносовместимых фактов биографии В. Е. Ардова см. в мемуарах его сына, М. В. Ардова: "... эта, я бы сказал, беспринципная отзывчивость, готовность помочь любому просителю вне зависимости от сути дела, в конце концов имела печальные последствия" (М. В. Ардов. Легендарная Ордынка. С. 120).
Ордынка; Воспоминания об Анне Ахматовой; Об Анне Ахматовой; И. Мандельштам. Вторая книга; а также нашу публикацию "Анна Ахматова глазами Виктора Ардова" (Домашнее чтение, 1998, № 140).
В настоящем издании мемуары В. Е. Ардова об Ахматовой публикуются в редакции, отличной от текста, представленного в книге "Этюды к портретам".
1. ... этот факт подтверждает Надежда Яковлевна Мандельштам в первом томе... - В 1933г. Мандельштамы были соседями Ардовых по дому № 5 в Нащокинском переулке. См. об этом, в частности, в "Мемуарах" Э. Герштейн: "Внизу, на первом этаже... жил писательсатирик В. Е. Ардов с молодой женой, актрисой Художественного театра <...> Ардов познакомился с Мандельштамами, и между обоими домами установились добрососедские, но не слишком близкие отношения.
Иногда, ведя к себе домой кого-нибудь из встретившихся на улице знакомых, Осип Эмильевич звонил в квартиру Ардовых. Если дверь открывала Нина Антоновна, он представлял ее своему спутнику такими словами: "Здесь живет хорошенькая девушка" (С. 46). Свое вселение в Нащокинский переулок Н. Мандельштам описывает во "Второй книге воспоминаний" (С. 339-341). вверх
2. Лев Николаевич Гумилев... оказался в положении, что ему негде ночевать. - "Мемуары" Э. Герштейн позволяют приблизительно датировать этот эпизод апрелем 1934 г.: "В марте Лева уехал в Ленинград, но через месяц вернулся в Москву. Однако Мандельштамы его к себе не пустили. Он, как и было при Анне Андреевне, ночевал у Ардовых" (С. 53). вверх
"Когда она (А. Ахматова. - О. Ф.) гостила у Мандельштамов и я видела, как она поднимается по лестнице, я обалдевала. <...> И однажды мы с Виктором поднялись наверх и представились Анне Андреевне... Это такой случай в моей жизни! Даже трудно себе представить... Как мне повезло!" ( Из бесед Э. Герштейн с Н. Ольшевской // Э. Герштейн. Мемуары. С. 475). Это знакомство переросло в близкую дружбу в 1946 г., когда весной Ахматова приезжала в Москву с публичными выступлениями. Осенью тою же года, после авгу-стовских событий, Ахматова вернулась в Москву вновь. Ее привезла из Ленинграда специально приехавшая за ней Н. Ольшевская. "... Когда мы шли по Климентовскому переулку, встречали писателей, они переходили на другую сторону. Сурков мне говорил: "Как я вам благодарен, что вы ее привезли к себе" (Там же).
В декабре 1964 г. Ольшевская должна была сопровождать Ахматову в Италию (Таормино). Но тяжелая болезнь сделала для нее эту поездку невозможной. 14 октября 1964 г. Ахматова делает в своих Записных книжках следующую помету: "Луна с правой стороны, но ущербная и страшная. (Болезнь Нины сделала меня калекой.)" (С. 492), а днем раньше пишет Ольшевской в больницу: "Нина, наверное, мне не надо говорить Вам, что я все время с Вами <...> Когда после второго инфаркта я лежала у Вас в маленькой комнате, моей единственной радостью был Ваш сухонький утренний курительный кашель..." (Письмо от 13 октября 1964 г. к Н. А. Ольшевской-Ардовой // Цит. по кн.: Анна Ахматова. Сочинения в 2-х томах. Т. 2. С. 223). В письме от 5 января 1965 г.: "Я очень скоро приеду в Москву <...> Нина, я люблю Вас и мне без Вас плохо жить на свете..." (С. 225).
Н. А. Ольшевской посвящена пятая из "Северных элегий" - "Меня как реку...". Ей же Ахматова намеревалась посвятить главу из мемуарной книги, которую она называла "Пестрые заметки" и которую так и не написала. "О книге, которую я никогда не напишу, но которая все равно уже существует, и люди заслужили ее" (Анна Ахматова. Автобиографическая проза // А. Хейт. Анна Ахматова. Поэтическое странствие. С. 250). "Люди и моей книге "Пестрые заметки" <...> Каждому из них будет посвящена отдельная главка. Первые три готовы или полуготовы" <...> Концовка Н. Ольшевской.
Когда (вчера) я рассказала ей мою концепцию, она продолжала мыть ванну своими смуглыми тонкими и сильными руками и совершенно равнодушно сказала: "Ну, хорошо; пусть так. И все" (Анна Ахматова. Записные книжки. С. 150)
О Н. А. Ольшевской см.: Э. Герштейн. Мемуары (гл. Постаревшие собеседницы); Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Т. 1,2, 3; М. Ардов, Б. Ардов, А. Баталов. Легендарная Ордынка. вверх
вверх
5. ... до самого ареста в 37 году. - Ошибка Ардова. Л. Н. Гумилев был арестован 10 марта 1938 г. вверх
6. Николай Николаевич был арестован позднее, в 48-м... в 49 году по доносу Александра Герасимова и... Владимира Серова. - Н. Н. Пунин был арестован 26 августа 1949 г. Александр Михайлович Герасимов (1881-1963) - художник, в 1947-1957 гг. - президент Академии художеств. Владимир Александрович Серов (1910-1968) - художник, в 1958-1964 гг. президент Академии художеств СССР. вверх
7. ... в 42-м или 43-м попросился на фронт. - Л. Гумилев ушел на фронт в 1944 г. из ссылки в Туруханском крае. См. об этом в Записных книжках Ахматовой: "Добровольцем на фронт. Взятие Берлина. Возвращение осенью 1945 года" (С. 666) и дневник Н. Н. Пунина от 23 февраля 1945 г.: "Осмеркин сказал мимоходом <...> что Лева в штрафном батальоне. Она села в кресло и стала горько жаловаться на свою судьбу <...> "они не успокоятся, пока не убьют его и меня. Штрафной батальон - это расстрел, второй раз он приговорен к расстрелу..." (Цит. по: Анна Ахматова. Requiem. С. 194). вверх
8. ... наши дети, к которым она относилась тоже чудесно... - имеются в виду А. В. Баталов, Михаил Викторович Ардов (р. 1938), протоиерей, Б. В. Ардов (р. 1940) - преподаватель ВГИКа, кандидат искусствоведения. См., в частности, отзыв Ахматовой о М. Ардове в записи Л. К. Чуковской: "Анна Андреевна недавно сказала мне: "Миша у нас добрый, как девочка" (Записки об Анне Ахматовой. Т. 2. С. 151). вверх
"Русский современник"... - имеется в виду публикация в первом номере "Русского современника" за 1924 г. стихотворений Ахматовой ("Новогодняя баллада" и "Лотова жена"), факт появления их в журнале Ахматова считала одной из причин негласного запрета (1925 г.) на дальнейшую публикацию ее стихов. Решение партийных органов о закрытии "Русского современника" в печати опубликовано не было. вверх
10. Тут вышла ее первая книжечка - имеется в виду сборник Ахматовой "Из шести книг", выпушенный ленинградским отделением издательства "Советский писатель" в мае 1940 г. Первое за 17 лет издание стихов Ахматовой было мгновенно распродано. В сентябре 1940 г. на сборник в ЦК ВКП(б) поступил донос и 29 октября 1940 г. было принято закрытое постановление Секретариата ЦК, где стихи Ахматовой были названы "идеологически вредными, религиозно-мистическими", чиновникам, разрешившим выход книги, был объявлен выговор, а остатки тиража изъяты (см. "Литературный фронт: Сборник документов" - М., 1994. С. 50-53, 57-59). Там же см. о выдвижении книги на Ленинскую премию А. Толстым, поддержанном секцией литературы Комитета по Сталинским премиям.
См. о сборнике в Записных книжках Ахматовой: "Через 6 недель была изъята из продажи и из б[иблиотек], запрещена в букинистической! продаже (по распоряжен[ию] Сталина), пресса была исключительно ругательная <...> Теперь она продается от 100 до 150 рб." (С. 29); "На судьбу этой книги повлияло следующее обстоятельство: Шолохов выставил ее на Стал[инскую] премию (1940). Его поддержали А. Н. Толстой и Немирович-Данченко. Премию должен был получить Н. Асеев за поэму "Маяковский начинается". Пошли доносы и все что полагается в этих случаях: "Из шести книг" была запрещена и выброшена из книжных лавок и библиотек" (Анна Ахматова. Автобиографическая проза // А. Хейт. Aнна Ахматова. Поэтическое странствие. С. 241). вверх
11. Исая Лежнева... он был редактором не "Русского современника", а "России"... - И. Лежнев (наст. имя и фам. Исай Григорьевич Альтшулер; 1891-1955) - советский критик и публицист. В годы революции и гражданской войны 1аведовал отделом информации газеты "Известия ЦИК". В 1922-26 гг. редактировал журналы сменовеховского направления "Россия" и "Новая Россия". После закрытия журнала был выслан за границу, где находился до 1930 г. В 1935-39 гг. после публичного покаяния заведовал отделом литературы и искусства газеты "Правда". вверх
12. На Достоевского и на Толстою, которого она не очень любила. - Федор Михайлович Достоевский (1821-1881), Лев Николаевич Толстой (1828-1910). Отзывы Ахматовой о Ф. М. Достоевском и Л. Н. Толстом, которых вместе Ахматова именовала "ересиархами", а Толстого отдельно "полубогом" и "мусорным стариком", зафиксированы многими мемуаристами. См., в частности, "Записки" Л. К. Чуковской: "Разговор о прозе Пушкина приводит нас к Толстому. Анна Андреевна отзывается о нем несколько иронически. А потом произносит грозную речь против "Анны Карениной" <...> ... В общем не любит она, видно, Толстого" (Т. 1. С. 25, 143), и воспоминания М. И. Будыко: "Достоевский и Толстой. Между ними гораздо больше общего, чем обычно считают. Исповедь Зосимы - чистый Толстой. <...> Если бы Достоевский не умер, он стал бы на путь Толстого - моральной проповеди" ( Рассказы Ахматовой // Об Ахматовой. С. 466). См. также воспоминания Н. И. Ильиной "Дороги и судьбы" (С. 349-350), Г. Л. Козловской. "Мангалочий дворик..." ("Воспоминания об Анне Ахматовой". С. 390) и др. вверх
<.. > за столиком в ресторане при вокзале... - Георгий Иванович Чулков (1879-1939) подробно описал эту встречу в книге "Годы странствий" (М., 1930). вверх
14. ... ее отец... - Андрей Антонович Горенко (1848-1915), флотский инженер-механик, в начале 1900-х гг. - статский советник, чиновник особых поручений при Главном управлении торгового пароходства и портов. вверх
15. ... там познакомилась с Гумилевым... - знакомство Ахматовой с Гумилевым произошло 24 декабря 1903 г. в Царском Селе. вверх
16. ... директором гимназии мужской был Иннокентий Анненский. <...> Нет, не Иннокентий, а его брат - Николай Федорович Анненский. - Директором Николаевской гимназии в Царском Селе в 1893-1905 гг. был именно Иннокентий Федорович Анненский (1856-1909), а не его брат, общественный деятель и публицист Николай Федорович Анненский (1843-1912). вверх
17. ... царь-то жил в Царском Селе... убили деда и - покушение на отца и на него самого... - имеются в виду российские императоры Николай II (1868-1918), Александр III (1845-1894), покушение на которого в 1886-1887 гг. готовилось организацией "Народная воля", и Александр II, который в 1881 г. был смертельно ранен бомбой, брошенной И. И. Гриневицким на набережной Екатерининского канала в Петербурге. вверх
Штейна. вверх
19. Он сказал: "Ну, я бы женился на другой - на Анне". - См. об этом, в частности, в "Записных книжках" Ахматовой: "Анненский об Инне и обо мне" (С. 14), а также в ее воспоминаниях - комментарии к мемуарам В. Срезневской: "Когда Инн[окентию] Федор[овичу] Анненскому сказали, что брат его belle-fille Наташи (Штейн) женится на старшей Горенко, он ответил: "Я бы женился на младшей". Этот весьма ограниченный комплимент был одной из лучших драгоценностей Ани" (цит. по кн.: Анна Ахматова. Десятые годы. С. 34); см. также комментарии М. В. Ардова к "Записным книжкам" Ахматовой: "Анна Андреевна не имела обыкновения передавать чьи-нибудь комплименты, сказанные ей. Но этот рассказ я слышал от нее неоднократно" ( М. Ардов. Возвращение на Ордынку // Новый мир, 1998, № 1). вверх
20. "Anno Domini" - пятая книга стихов Ахматовой. Издана в Петербурге в 1922 г. под заглавием "Anno Domini MCMXXI". Второе издание книги вышло в 1923 г. в Берлине под заглавием "Anno Domini", в книгу вошел раздел "Новые стихи". "Что касается III-го сборника "Anno Domini" - дело обстоит сложнее. Он вышел (11-ое издание) в 1923 г. в Берлине ("Petropolis" и "Алконост") и не был допущен на родину. <...> То, что там были стихи, не напечатанные в СССР, стало одной третью моей вины, вызвавшей первое постановление обо мне (1925 г.)..." (Анна Ахматова. Записные книжки. С. 378-379). вверх
21. ... была поэтесса Гриневская... - Изабелла Аркадьевна Гриневская (1864-1944). вверх
22. ... Некрасова и Надсона... - Николай Алексеевич Некрасов (1821-1877), Семен Яковлевич Надсон (1862-1887). вверх
"Нива" <...> и "Ваза" - "Нива" - еженедельный журнал, выходил в Санкт-Петербурге - Петрограде с 1870 по 1918 г. "Ваза" - дамский иллюстрированный литературный, модный и рукодельный журнал, выходил в Санкт-Петербурге с 1856 по 1884 г. вверх
24. ... Анненский на это реагировал четверостишием: Дивлюсь я, Фофан, диву... - Константин Михайлович Фофанов (1862-1911) - поэт. Существует мнение, что цитируемая Ардовым эпиграмма не принадлежит Анненскому. вверх
25. Анна Генриховна Каминская (р. 1939) - искусствовед, дочь И. Н. Пуниной. "Ахматова считала себя обязанной заботиться о дочке Пунина, Ирине. А впоследствии и о внучке Николая Николаевича - Аньке. Которая, как ни странно, в профиль была немножко похожа на Анну Андреевну - но не на молодую, а на старую" (С. Волков. Диалоги с Иосифом Бродским. С. 253). вверх
26. ... предложили в Москве квартиру пополам с Надеждой Яковлевной Мандельштам... - В 1953-54 гг. Сурков пытался добиться "двойной" прописки для Ахматовой и предложил ей московскую жилплощадь совместно с Н. Я. Мандельштам.
Ср. с "Записками" Л. Чуковской: "... боится, что Сурков предложит ей квартиру в Москве. Она не хочет... Говорит, что если она переедет сюда - в ее комнату кого-нибудь непременно поселят и, таким образом, Ирина окажется в коммунальной квартире" (Т. 2. С. 75). Н. Мандельштам мотивирует отказ Ахматовой от совместной квартиры иначе: "Ахматова сначала согласилась поселиться со мной, но потом раздумала. Ей казалось, что, когда мы вместе, начальство сходит с ума и засылает к нам всех своих стукачей..." (Н. Мандельштам. Вторая книга. С. 478). Сама Ахматова в разговоре с Чуковской объяснила его следующим образом: "Сурков давно уже предлагал нам обеим двухкомнатную. На двоих двухкомнатная - не худо, правда? Но наша с Надей совместная жизнь в Ташкенте доказала, что жить нам вместе не следует" (Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Т. 3. С. 304). вверх
"Анна Ахматова на Сицилии" (Воспоминания об Анне Ахматовой). вверх
28. ... они ее называли... Акума. - См. об этом в "Записках" Л. Чуковской: "Я спросила Анну Андреевну, почему в той семье ее называют Акума. - Правильнее было бы Акума, - отвечала она. - По-японски это означает Злой Дух. Так меня называл Володя Шилейко. И Николай Николаевич (Пунин. - О. Ф.) один раз так назвал в телеграмме (в 1927 г. во время поездки в Японию в качестве генерального комиссара выставки. - О. Ф.). За ним стала называть Ирина. И вот теперь Аничка" (Т. 2. С. 101). См. также письмо Пунина к Ахматовой из Токио от 28 июня 1927 г.: "... когда я немного познакомился с японским языком, мне твое имя "Акума" стало казаться странным. <...> Я спросил одного японца, не значит ли что-нибудь слово "Акума", - он, весело улыбаясь, сказал: "Это значит злой демон", дьяволица, если принять женский род и наше понимание. Очевидно, Вольдемар (В. К. Шилейко. - О. Ф.) знал смысл этого слова. Возможно, что где-нибудь на "его" Востоке именем этим обозначается какой-нибудь бог, или дух, - но, во всяком случае, - зла. <..> Так окрестил тебя В. К. (Шилейко. - О. Ф." (И. Н. Пунина. Из архива Николая Николаевича Пунина // Лица. С. 440). вверх
29. "Акума, почему ты идешь открывать дверь всегда раньше, чем раздастся звонок?" - Ардов упоминает типичный случай "домашней" ахматовской мистики. Подобный эпизод приводит в своих "Записках" и Л. Чуковская: "На лестнице тьма и грязь. Ахматовская лестница! Ахматовская до слез! И у меня в самом деле чуть не брызнули слезы из глаз от того, как она открыла мне дверь. Я еще не успела ни позвонить, ни постучать, я еще только остановилась у двери. Где тут звонок? А <...> она распахнула дверь в ту самую секунду, когда я остановилась" (Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Т. 2. С. 365). Ср. со следующим свидетельством Ахматовой: "Как я теперь понимаю, его (Модильяни. - О. Ф.) больше всего поразило во мне свойство угадывать мысли, видеть чужие сны и прочие мелочи, к которым знающие меня давно привыкли..." ( Амедео Модильяни // Анна Ахматова. Сочинения в 2-х томах. С. 144). вверх
30. ... иду и думаю - сейчас встречу Маяковского. - История, неоднократно рассказывавшаяся Ахматовой. См., в частности, у Л. Чуковской: "Это было в 24-м году. Мы с Николаем Николаевичем шли по Фонтанке. Я подумала: сейчас мы встретим Маяковского. И только мы приблизились к Невскому, из-за угла - Маяковский! <...> "А я только что подумал: "Сейчас встречу Ахматову" (Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Т. 3. С. 58), а также в "Мемуарах" Э. Герштейн (С. 480). вверх
31. ... и всегда подтверждала, что ей что-то нравится, что ей что-то симпатично, чтобы не обижать людей. - В своих воспоминаниях А. Найман приводит наиболее распространенные ответы Ахматовой начинающим поэтам: "... пишущие стихи обращались к ней с тем, чтобы услышать ее оценку. <...> При этом, когда автор приходил за ответом, она старалась не обидеть и говорила что-нибудь необязательное, что, из ее уст, могло быть воспринято как похвала: "В ваших стихах есть чувство природы", "Мне нравится, когда в стихи вводят прямую речь", "Белые стихи писать труднее, чем в рифму", "Это очень Ваше", "В ваших стихах слова стоят на своих местах" ( А. Найман. Рассказы о Анне Ахматовой. С. 24). вверх
<...> Нет, Маргарита Алигер. - Ольга Федоровна Берггольц (1910-1975). Об отношении Ахматовой к Маргарите Иосифовне Алигер (1915-1992), именуемой в доме Ардовых "Алигерицей", см. подробнее в воспоминаниях М. Ардова "Легендарная Ордынка" (С. 49-50), а также "Возвращение на Ордынку": "... разговор все время такой. Анна Андреевна говорит: "Я вчера написала стихи". Маргарита Осиповна сейчас же произносит: "И я вчера написала стихи". Анна Андреевна продолжает: "Мне позвонили из журнала". Алигер опять вторит ей: "И мне позвонили из журнала" (С. 16). О воспоминаниях М. Алигер об Ахматовой (М. Алигер. Тропинка во ржи // Москва, 1974, № 12) см., в частности, отзыв М. С. Петровых в записи М. Ардова: "Мы обсуждали только что вышедшие из печати воспоминания об Ахматовой, которые написала М. И. Алигер. Там есть некая пространная казенно-патриотическая речь, которую будто бы произнесла Анна Андреевна в присутствии мемуаристки.
- Миша, - сказала мне Мария Сергеевна, - мы с вами оба знали Ахматову. Она не имела обыкновения изъясняться монологами" (М. Ардов. Возвращение на Ордынку. С. 41). вверх
33. Сильва Капутикян <...> "Она относится к вам молытвенно". - "Кто - она?" - "Софронов!" - Сильва (Сирвард) Барунаковна Капутикян (р. 1919) - армянская поэтесса. О Анатолии Владимировиче Софронове (1911-1990), писателе, драматурге, Ардов воспроизводит историю, которую Ахматова часто рассказывала своим друзьям. В дневниковых записях Л. Чуковской "виновником" этого смешного эпизода указывается М. Маркарян. "Маро (Маркарян) сидит у меня (имеется в виду Ахматова. - О. Ф.) - он что-то говорит, а я думаю свое, даже стихи сочиняются. Вдруг я расслышала:
Она относится к вам молытвенно.
- Кто она?
- Са-фа-ронов" (Записки об Анне Ахматовой. Т. 2. С. 424). вверх
34. ... Бориса Пильняка и Евгения Замятина... - об истории литературной травли писателей Евгения Ивановича Замятина (1884-1937) и Б. А. Пильняка (1894-1938) см. комментарий к беседе В. Д. Дувакина с Л. В. Горнунгом. вверх
35. Не Захаров-Мэнский? - Имеется в виду Николай Николаевич Захаров-Мэнский (1895 - после 1939) - в 20-е гг. известный поэт, член правления Всероссийского союза поэтов, член группы неоклассиков. С 1930 г. его неоднократно арестовывали органы ГПУ-НКВД. Погиб в заключении. вверх
и государственные деятели. Расстреляны. вверх
37. ... стали травить Пастернака за получение им Нобелевской премии. - Травля Пастернака из-за получения им Нобелевской премии началась 25 октября 1958 г. В этот день "Литературная газета" опубликовала статью "Провокационная вылазка международной реакции" и "Письмо" Б. Пастернаку от редакции журнала "Новый мир". Подробнее о травле Пастернака см., в частности: Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Т. 2. вверх
38. Хрущев Никита Сергеевич (1894-1971) - первый секретарь ЦК КПСС, председатель Совета Министров СССР (1953-1964). вверх
39. ... Морис Торез, Тольятти... - Морис Торез (1900-1964), Тольятти Пальмиро (1893-1964) - деятели международною коммунистического движения. вверх
40. ... была какая-то работница... У меня нянька мировая!" соседкой Ахматовой по Шереметевскому дому была Таня Смирнова, мать Вали и Вовы ("Шкалика") Смирновых. Памяти Вали Смирнова посвящены стихотворения "Щели в саду вырыты.", "Постучись кулачком я открою..." См.: Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой: Вошла в комнату - не постучав - Таня, принесла завернутого в одеяло, похудевшего, хмурого Шкалика.
- Не хочу! и отвернулся.
Анна Андреевна, подержите его, - сказала Таня. - Я с утра не жрамши" (Т. 1. С. 91). вверх
41. ... как умерли художник Иванов Александр и как Гоголь... - Александр Андреевич Иванов (1806-1858) и Николай Васильевич Гоголь (1809-1852) - умерли от анорексии (отказа от приема пиши). Сходные обстоятельства смерти Гоголя и Зощенко рассматривает М. В. Ардов в книге "Возвращение на Ордынку" (гл.: Н. В. Гоголь: человеческая трагедия...) вверх
42. ... Байрон, Гете... Леопарди... Гюго... - Джордж Ноэл Гордон Байрон (1788-1824), Иоганн Вольфганг Гете (1749-1832), Джакомо Леопарди (1798-1837), Виктор Гюго (1802-1885) - поэты, строки из произведений которых Ахматова использовала в качестве эпиграфов. вверх
"Дне поэзии" какие-то куски... - При жизни Ахматовой "Поэма без героя" в СССР не была опубликована полностью. Фрагменты печатались в журналах: "Ленинград" (1944, № 10/11). "Москва" (1959, № 7), "Новый мир" (1965, № 1): в альманахах "Ленинградский альманах" (Л., 1945), "Антология русской советской поэзии" (М., 1957. Т. 1), "День поэзии" (М., 1962, 1963, 1964). "День поэзии" (Л., 1962) и в сб. "Бег времени". Впервые полный текст опубликован в альманахе "Воздушные пути" (Нью-Йорк, 1960, № 1) "без ведома автора". вверх
44. ... размер стихотворений ближе всего к "Бородино" Лермонтова. - С этим мнением Ардова трудно согласиться. вверх
45. ... в книге французской писательницы "Поэзия Ахматовой"... издана в Лионе. - Ошибка мемуариста. Книги о поэзии Ахматовой, изданной в Лионе, не существует. Вероятно, имеется в виду следующее издание: Poesies. Presentes et trad, du russe par Sophie Laffitte. Paris, Seghers, 1959. вверх
46. ... какой-то молодой человек... застрелился около ее порога... - речь идет о Всеволоде Гаврииловиче Князеве (1891-1913), покончившем жизнь самоубийством в марте 1913 г. в Риге, а не в Петербурге, как ошибочно полагает Ардов. вверх
47. ... у Чуковского... - Корней Иванович Чуковский (настоящее имя Николай Васильевич Корнейчуков; 1882-1969). Автор статьи "Ахматова и Маяковский. Две России". Впервые - "Дом искусств" (Пг., 1921, № 1), О которой Ахматова отозвалась следующим образом: "Корней сделал меня ответственной за всю русскую литературу" и которую считала одной из причин последовавшего в 1925 г. постановления о запрете ее публикаций. вверх
Пуниными в три различных места: ЦГАЛИ (ныне РГАЛИ, Москва), Публичную библиотеку им. Салтыкова-Щедрина, Пушкинский Дом (Ленинград). Подробнее об этом см.: С. Волков. Диалоги с Иосифом Бродским (С. 254). Авторские права на имеющуюся у него часть архива были безвозмездно переданы Л. Н. Гумилевым в ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом). вверх
49. Банников Николай Васильевич (р. 1918) - литературовед. вверх
50. Ефим Добин - Ефим Семенович Добин (1901-1977) - критик, литературовед. Имеется в виду его книга "Поэзия Ахматовой" (Л., 1968). вверх
51. А лучшая книга - Жирмунского. - Виктор Максимович Жирмунский (1891-1971) - литературовед, академик. Автор книги "Творчество Ахматовой" (Л., 1973). вверх
52. ... о Мандельштаме она всегда отзывалась с необыкновенной симпатией. - Ср. с наблюдением Д. Максимова: "Ахматова больше всех из современных ей поэтов одного поколения с нею ценила Мандельштама. <...> Она считала Мандельштама крупнее Пастернака (запись 23 июля 1959 г.). Критических замечаний о Мандельштаме я от нее никогда не слышал" ( Д. Е. Максимов. Об Анне Ахматовой, какой помню // Воспоминания об Анне Ахматовой. С. 120), а также с высказыванием самой Ахматовой в передаче Н. Я. Мандельштам: "Не надо нас делать близнецами, но и разлучать нас нельзя - мы вместе" (Н. Мандельштам. Вторая книга. С. 196).
"Воронеж", "Я над ними склонюсь, как над чашей..." (Венок мертвым IV) и мемуарная проза "Листки из дневника" (1963). вверх
53. ... имел несчастье написать два или три стихотворения о Сталине и еще большее несчастье прочитать эти стихи десяти людям. - Имеется в виду стихотворение "Мы живем, под собою не чуя страны...", которое в 1934 г. Мандельштам "вдохновенно читал Анне Андреевне Ахматовой и Льву Гумилеву <...> "Особенно Лева не должен его знать", - вспоминается мне напряженный голос Нади" (Э. Герштейн. Мемуары. С. 329). Отзыв Л. Н. Гумилева на это стихотворение, услышанное им с голоса Мандельштама, стал одной из причин его ареста в 1935 г. Арестованный в 1934 г., Мандельштам, "выбрав на следствии позицию полной откровенности, о реакции Левы на это чтение отозвался так: "Лев Гумилев одобрил вещь неопределенно-эмоциональным выражением вроде "здорово", но его оценка сливалась с оценкой его матери Анны Ахматовой, в присутствии которой эта вещь была прочитана" (Там же). вверх
54. ... Зенкевича тоже очень любила... - Михаил Александрович Зенкевич (1881-1973) - поэт-акмеист, участник "Цеха поэтов", переводчик. Автор воспоминаний "У камина с Ахматовой" (Воспоминания об Анне Ахматовой). О Зенкевиче см., в частности, следующее высказывание Ахматовой в записи Лукницкого: "... Зенкевич хороший и простой человек" (П. Н. Лукницкий. Встречи с Анной Ахматовой. Т. 2. С. 179), а также воспоминания Н. Мандельштам (Вторая книга. С. 47-49, 53). вверх
55. ... Маяковского она не очень любила... - Ср., в частности, с высказыванием Ахматовой в записи Л. Чуковской: "Он писал хорошо до революции и плохо - после. От Демьяна не отличить. <....> "Во весь голос", конечно, великая вещь <...> Но это у него предсмертное. А вообще Маяковский силен и велик только до революции. Божественный юноша, явившийся неизвестно откуда" (Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Т. 2. С. 363). вверх
56. ... Что касается Есенина... - Сергей Александрович Есенин (1895 1925). О Есенине см. следующее высказывание Ахматовой в записи Лукницкого: "Сначала, когда он был имажинистом, его нельзя было раскусить, потому что это было новаторство. А потом, когда он просто стал писать стихи, сразу стало видно, что он плохой поэт. Он местами совершенно неграмотен. <...> В нем ничего нет - совсем небольшой поэт. Иногда еще в нем есть задор, но какой пошлый!.. <...> Пошлость. Ни одной мысли не видно... И потом такая черная злоба. Зависть. Он всем завидует... Врет на всех, - он ни одного имени не может спокойно произнести".
"гостинно-дворский"..." (П. Н. Лукницкий. Встречи с Анной Ахматовой. Т. 1. С. 37). О гибели Есенина: "Анну Андреевну волнует его смерть. <...> Как хрупки эти крестьяне, когда их неудачно коснется цивилизация... <...> Страшно, когда умирает поэт..." (Там же. С. 312). Памяти Сергея Есенина Ахматова посвятила стихотворение "Так просто можно жизнь покинуть эту..." (1925). вверх
57. Сергей Антонов - Сергей Петрович Антонов (1915-1995) - писатель. вверх
58. ... Симонову... - Константин Симонов (наст, имя Кирилл Михайлович; 1915-1979) - писатель. вверх
59. ... она Блока не любила. - Высказывание Ардова слишком категорично. Известны негативные оценки Ахматовой личностных качеств Блока, не применимые к Блоку-поэту. См., в частности, "Записки" Л. Чуковской: "В Блоке жили два человека: один - гениальный поэт, провидец, пророк Исайя; другой - сын и племянник Бекетовых и Любин муж. "Тете не нравится".., "Маме не нравится".., "Люба сказала" (Т. 2. С. 229-230). "Когда я с ним познакомилась - в 1911 году - он уже ничуть не скрывал своего презрения к людям и того, что они ему ни для чего не требуются..." (Там же. С. 414). Ср. со следующей записью Н. Пунина 10 февраля 1923 г.: "Ахматова сказала о Блоке <...>: "Он страшненький. Он ничему не удивлялся кроме одного: что его ничто не удивляет; только это его удивляло" (Н. Пунин. Наша любовь - темная радость // Наше наследие. С. 103).
А. Блоку адресованы стихотворения "Я пришла к поэту в гости" (1914); "Ты первый, ставший у источника..." (1914?); "А Смоленская нынче именинница..." (1921); цикл "Три стихотворения": "Пора забыть верблюжий этот гам..." (1944-1950), "И в памяти черной пошарив, найдешь..." (1960), "Он прав - опять фонарь, аптека..." (1946) и мемуарная проза "Воспоминания об Александре Блоке" (1965). вверх
"Красота страшна"... - цитируется первая строка стихотворения А. Блока "Анне Ахматовой" (1913). вверх
61. О Брюсове я что-то даже и не помню... - в своих воспоминаниях "Анна Ахматова" (Этюды к портретам) Ардов приводит резкий отзыв Ахматовой о Брюсове и его поэзии. См. также в "Записках" Л. Чуковской: "АА, на улице, об очень нелюбимом ею Брюсове: "Он знал секреты, но не знал тайны" (Т. I. С. 343). Подробнее об отношении Ахматовой к Брюсову см.: там же. С. 51-52. вверх
62. Цветаева ведь написала убийственную характеристику Брюсова. - Имеются в виду воспоминания Цветаевой о Брюсове "Герой труда" (1925). вверх
63. Тогда она выразила желание встретиться с Ахматовой. - Первая встреча Ахматовой и Цветаевой произошла в июне 1941 г. на квартире Ардовых. См. о ней воспоминания Ахматовой в записях Л. Чуковской (Записки об Анне Ахматовой. Т. 2. С. 448-449), Н. Ильиной (Дороги и судьбы. С. 355-356), а также Н. Ольшевской в записи Э. Герштейн (Мемуары. С. 480-481). Вторая (на следующий день) - на квартире Харджиева в Марьиной роще в присутствии Пастернака и Герштейн. См. о ней: "Мемуары" Э. Герштейн (С. 498-500) и воспоминания Н. Харджиева (Вопросы литературы, 1989, № 6), а также записи самой Ахматовой (Записные книжки. С. 191-192, 278). вверх
64. Старик Тренев... - имеется в виду Константин Андреевич Тренев (1876-1945) - писатель, драматург. вверх
<... > Его арестовали, сына убили на войне... осталась только дочка. - Цветаева с сыном вернулась в СССР в 1939 г. Сергей Яковлевич Эфрон (1893-1941) - член Союза возвращения на Родину. С 1931 г. был завербован органами НКВД. Осенью 1937 г. выехал в СССР в связи с грозившим ему арестом из-за причастности к делу об убийстве И. Рейса. Арестован в 1939 г., расстрелян. Георгий Сергеевич Эфрон ("Мур", 1925-1944), Ариадна Сергеевна Эфрон (1912-1975) - переводчик, прозаик, художник. В 1937 г. вернулась в Россию. В 1939 г. была арестована. Освобождена в 1948 г. В 1949 г. подверглась повторному аресту. Вернулась из ссылки в 1955 г. вверх
66. Ахматова была как бы святая, т. е. она не обладала никакими пороками... - ср. со следующим свидетельством Лукницкого: "АА никогда, ни разу не сказала ни об одном человеке дурно или зло. АА проникнута симпатией даже к самым неприятным ей людям, она глубоко объективна в своих суждениях" (П. Н. Лукницкий. Встречи с А. Ахматовой. Т. 1. С. 86), а также Н. Пунина: "Даже если мое начало свет, ее начало - ангельское" (Н. Пунин. Наша любовь - темная радость // Наше наследие. С. 101). вверх
67. ... Анна Андреевна сказала: "Очевидно, он был христианин". - В воспоминаниях об Ахматовой в кн. "Этюды к портретам" Ардов приводит этот рассказ в несколько иной версии. вверх
68. Скрябин - Александр Николаевич Скрябин (1871-1915), композитор. вверх
69. Константин Александрович Федин (1892-1977), писатель. вверх
"Приключение обезьянки" (1945). вверх
71. ... какой-то Хазин... - имеется в виду Александр Абрамович Хазин (1912-1976) - поэт и драматург. вверх
72. В известном докладе А. А. Жданова 1946 г. (см. примечание 36 к воспоминаниям Л. В. Горнунга) творчество А. Ахматовой и М. Зощенко было подвергнуто разгромной критике. Рассказ Зощенко "Приключение обезьянки" и стихотворная пародия А. Хазина "Возвращение Онегина" приводились в качестве примеров "клеветы на советских людей". вверх
73. ... Евгения Шварца... - Евгений Львович Шварц (1896-1958), драматург.