Глава VII
В столовой на Ордынке утро. Анна Андреевна пьет свой "кофий" и разбирает корреспонденцию. Большая часть писем читателей начинается примерно так: "Вы, конечно, удивитесь, что вам пишет незнакомый человек..."
- Как они себе это представляют? - говорит Ахматова. - Мне пишут уже пятьдесят лет, и я всякий раз должна удивляться?
Одним из ее почитателей оказался некий адмирал. Письмо его было подписано: "Ваш адмирал Н. Н.". Прочитав это, Анна Андреевна говорит:
- Я чувствую себя королевой. У меня уже есть флот.
Примерно с пятьдесят третьего года, с тех пор как научился печатать на машинке, я стал выполнять при Анне Андреевне некоторые секретарские обязанности: переписывал стихи для публикаций, деловые письма... Впоследствии эту работу для Ахматовой стала делать Ника Николаевна Глен, а еще позднее Анатолий Генрихович Найман.
Я переписываю письмо. Когда текст напечатан, говорю:
- А в конце - "Ваша Ахматова"?
- Ни в коем случае! Я очень мало кому пишу "Ваша Ахматова".
Анна Андреевна диктует мне свои стихи.
- Вот это место непонятное, - вырывается у меня. Она говорит, имея в виду Пастернака:
- Со мной и с Борисом произошло нечто обратное. Он вначале писал очень сложно, а теперь пишет абсолютно просто. А я - наоборот...
Я печатаю под ее диктовку:
Китайский ветер поет во мгле,
И все знакомо.
Тут Ахматова прерывается и простодушно говорит:
- Ох и достанется мне от Левы за "китайский ветер"... (Л. Н. Гумилев называл себя доктором истории Востока).
Анна Ахматова прожила на свете семьдесят шесть лет. В течение двадцати последних я был ее собеседником, слушал царственную речь этой необыкновенной женщины.
- Я помню, как в начале века у нас говорили, что в Царском Селе очень полезно жить, потому что там радиоактивная земля…
Анна Андреевна уверяла, что с распространением электричества у людей ухудшилось зрение. Она говорила:
- В юности я зажигала свечу в своей комнате, ложилась и читала на ночь. Если бы я вздумала зажечь две свечи, вошла бы моя мама и сказала:
"Что за иллюминацию ты устроила?"
- Коля Гумилев говорил мне: "В Царском Селе я ругаю извозчиков и даже бью их, потому что тут их мало, они могут запомнить меня и рассказать обо мне друг другу. А в Петербурге их такое количество, что никакой надежды на это нет, и я отдаю себя в их власть".
- Когда вышла из печати моя первая книга, я очень смущалась, а Гумилев смеялся и читал мне:
Ретроградка иль жорж-зандка,
Ты с приданым, гувернантка,
Плюй на все и торжествуй!
О жизни в имении Гумилевых Слепневе:
- На престольный праздник там непременно кого-нибудь убивали. Приезжал следователь, оставался обедать...
В разговоре о склонности великих русских писателей на вершине славы переходить от литературы к прямому проповедничеству Ахматова сказала:
- По-моему, это только у русских. Коля Гумилев называл это "пасти народы". Он говорил: "Аня, отрави меня собственной рукой, если я начну пасти народы".
Году в пятнадцатом в Петербурге в гости к Ахматовой пришли Георгий Адамович и Георгий Иванов. Они пожелали видеть сына Анны Андреевны и Николая Степановича. По приказу хозяйки няня привела нарядного и курчавого младенца. Он посмотрел на визитеров и спросил:
- Где живете, дураки?
Анна Андреевна любила рассказывать об одном пророчестве. В Петрограде сразу же после февральской революции они с приятельницей поехали кататься, кажется, на острова. Расплачиваясь с бородатым стариком извозчиком, дамы дали ему золотую монету. Тот взял ее, посмотрел и сказал:
- Я встретила Мариэтту Шагинян. Она сказала мне: "Я уезжаю в Армению. Навсегда. Слишком изолгалось перо". Это было в двадцать втором году. Представляешь, что с этим пером сейчас?
- Демьян Бедный сказал мне: "Я бы считал вас первым поэтом, если бы не считал им себя".
- В двадцать четвертом году, вернувшись с известных похорон, Осип (Мандельштам) сказал: "Я придумал пол-анекдота. Один еврей стоит на месте, а другой все время вокруг него бегает..."
- В тридцать восьмом году я ехала в метро с Борисом. Он мне сказал: "Вы знаете, я вчера написал стихи: "Скажите, милый Поль, вы изваяли властелина из пластмассы?" Это неизвестная строчка Пастернака.
"Что вы читаете?" Я сказала: "Биографию Будды". "А у Будды была интересная биография?"
О Константине Симонове:
- Когда он пришел ко мне первый раз, то от застенчивости снял на лестнице орден. А когда через несколько лет пришел опять, он уже ничего не снимал...
- В Англии две религии. Одна обыкновенная, а другая такая: папа по вечерам читает Библию вслух, а негры (?) плачут.
- Корней (Чуковский) не был в Третьяковке сорок лет. Он посмотрел современный отдел, пришел домой и сказал: "Почему я не ослеп раньше?"
- Почему я должна все знать? Я - лирический поэт, я могу валяться в канаве.
- Гомера не было. Теперь это уже доказано. Все было совсем не так. "Илиаду" и "Одиссею" написал совершенно другой старик, тоже слепой...
Тогда, в пятидесятых годах, многие мужчины ходили так - из верхнего наружного кармана пиджака непременно торчали авторучка и гребенка. Ахматова говорит:
- Когда я это вижу, мне всегда хочется спросить: "А где ваша зубная щетка?"
- Теперь я поняла, что главная специальность всех баб - не жить с собственными мужьями. Каждая новая, как только приходит в палату, первым делом заявляет: "Ну, с мужем я уже давно не живу".