Глава XVIII
- Вот тут ты сделаешь два кронштейна, - говорит Ардов. Он ведет карандашиком по чертежу.
- Ну-к что ж, исделаем, - степенно отвечает столяр Иван Капитонович.
- А здесь, - продолжает объяснения отец, - такую небольшую фанерную перемычку...
- Ну-к что ж, исделаем...
При подобных сценах мне приходилось присутствовать регулярно в детские годы и в юности. И. К. Сигунов был краснодеревцем, он следил за сохранностью хорошей мебели в нашей квартире, а кроме того выполнял многочисленные ардовские заказы - сооружал столики, полки, подставки под книги и т. д. и т. п.
Если замысел заказчика был ему по душе, Капитоныч степенно твердил свое "ну-к что ж, исделаем...", а коли нет, он повторял иронически:
"Эшь ты!.."
Кончались эти диалоги почти всегда одинаково.
- Ну а материал-то у тебя есть? - спрашивает отец. - Доска у тебя такая найдется?
- Васька стибрит, - отвечал Капитоныч. (На самом деле он употреблял глагол более выразительный.)
Васька был его помощником и обладал тем преимуществом, что работал на мебельной фабрике, а потому, как теперь бы выразились, для приватизации имел возможности почти неограниченные.
Иван Капитонович жил неподалеку от нас, в Толмачевском переулке, в крошечной квартирке без удобств, которую он соорудил себе сам на месте какого-то сарая. Году эдак в пятидесятом он овдовел, остались они вдвоем с сыном, впрочем, уже довольно взрослым.
Как-то мы с отцом зашли к Капитонычу в Толмачевский. Он сидел на своей кухне и беседовал с простой женщиной очень степенного вида. Это оказалась сваха, которая довольно скоро подыскала ему вторую жену - скромную, тихую и приятную.
Под конец жизни с Капитонычем случилась страшная беда - он совершенно ослеп, и у него как у инвалида появились права на улучшение жилища. Но осуществить это оказалось вовсе не просто, и вот тут ему помог Ардов.
Пока это дело тянулось, Капитоныч регулярно появлялся на Ордынке. Его приводила жена, та самая вторая, застенчивая и молчаливая. Отец звонил по телефону, печатал на машинке письма и жалобы...
И вот хлопоты увенчались полным успехом, Капитоныч получил новую квартиру. Жена еще раз привела его, он принес отцу подарок, какую-то, помнится, шкатулочку, которую сам полировал, уже будучи слепым. Когда Ардов вышел из комнаты, Капитоныч сказал мне и брату Борису:
- Вот сколько у меня было заказчиков... У кого я только не работал... И никто мне не помог. Один он только мне помог...
И слезы катились по его незрячему лицу.
Однажды наш Капитоныч работал у писателя Владимира Дыховичного. Ему довелось реставрировать драгоценную вещь - декоративное корыто карельской березы. В какой-то момент он вытащил страшный ржавый гвоздь.
- Да что ты говоришь? - отозвался хозяин. - Ведь это делали крепостные мастера в восемнадцатом веке!..
- Делали-то крепостные, - отвечал Капитоныч, - да ремонтировали-то вольные, так их мать...
Дверь отцовского кабинета раскрывается и в столовую выходит заспанный хозяин. Навстречу ему со стула поднимается плешивый человек с эдаким "кувшинным рылом". Это эстрадный актер С. Отец немедленно вступает с ним в игру. Изобразивши на лице удивление, отец говорит:
- Простите, вы кто такой?
С. почтительно наклоняет голову и произносит реплику из "Плодов просвещения":
- От Бурдье...
Валерий С. регулярно появлялся на Ордынке в течение нескольких десятилетий. Был он человек одаренный, я, помню, как-то слышал в его исполнении рассказы Салтыкова-Щедрина. К Ардову он приходил заказывать репертуар и притом был весьма требовательным клиентом, заставлял переделывать и переписывать юморески.
Как-то Ардов говорит ему полушутя:
- Валя, почеши-ка мне спину.
- Ты, Виктор, с этим не шути, - серьезно отвечает С.
- А что такое?
- Был у меня, - продолжает тот, - дядя Павел. Он у нас с ума сошел. А тетя еще этого не знала. И вот она ему тоже говорит: "Павел, почеши мне спину". А он давай ей корябать - до крови. Шесть швов накладывали... Так что ты с этим не шути...
С. вечно попадал в какие-то истории.
Они с Ардовым не виделись в течение всех военных лет. Наконец встретились. С. осунувшийся, бледный...
- Валя, - говорит отец, - что с тобой? Как живешь? Рассказывай...
- Плохо, - отвечает тот.
- А что такое?
- Да я с балкона упал...
- Как же это?..
- Был я в гостях, думал, что там лестница... А это был просто балкон... Я шагнул и...
вознаграждение поискать челюсть на дне.
Мальчишки бросились нырять, и один из них тут же нашел потерю. Он вынырнул на поверхность, высоко поднял руку с челюстью и крикнул:
"Ваша?" - так, будто все дно в этом месте было усеяно челюстями.
- Я бы, конечно, мог себе достать галоши бесплатно, только хлопот много, времени жалко...
Это произносит К., моложавый и красивый, вполне пристойно одетый человек, который сидит на диване в нашей столовой.
- А как же это можно достать галоши - бесплатно? - спрашивает Ардов.
- Очень просто, - отвечает К. - Для этого надо одолжить у кого-нибудь одну галошу. Например, правую. После этого я еду в трамвайный парк в стол находок и предъявляю там эту одолженную галошу. "А левая, - говорю я им, - потерялась у меня во время давки в трамвае". "Ну ищите", - говорят они мне. А у них там потерянных галош целая гора. Вот я и подбираю пару к той галоше, что одолжил. Они составляют акт, и я ухожу. После этого я возвращаю правую галошу владельцу, а с левой еду уже в троллейбусный парк. 'И там заявляю, что потерял правую во время давки в троллейбусе... И они мне показывают свою гору галош... Но это все так канительно.
Этого человека я помню со времени своего отрочества. К. был администратором, устраивал Ардову выступления. Отец называл его жулик-неудачник. Был он притом совершенно неотразим для самой низшей категории дам. Но и на этом фронте его преследовали неудачи. К. бывал то и дело бит ревнивыми соперниками.
Вот он вздыхает и говорит:
- Мне тут предлагают заработать десять тысяч. Но я боюсь, уж больно дело ненадежное...
- А что надо сделать?
- Надо поджечь здание артели... Это тут недалеко - в Малаховке. Они там проворовались, а теперь хотят замести следы... Поджечь, конечно, можно... Но евреи очень хлипкие, на следствии расколются, сами же все и расскажут...
- Нет, - произносит Ардов, - так жалобы не пишут... Он кладет бумагу на стол.
Перед ним на диване сидит просительница, она смотрит на него умоляюще и с надеждой.
- Я вас сейчас научу, как надо писать жалобы, - говорит отец. - Если вы вступили с кем-нибудь в бумажную войну, вы должны адресовать свои письма одновременно во все те инстанции, куда их может переслать вышестоящее начальство. Вот, например, вы жалуетесь в ЦК партии. На вашем письме должно значиться: копия - в МК партии, копия - в Моссовет, копия - прокурору Москвы, районному прокурору и т. д. и т. п.
У Ардова был огромный интерес к жизни и к людям, а также доброта, желание активно помогать нуждающимся. Среди потока приходящих к нему людей немало было ищущих защиты и помощи. Но по доброте своей и отзывчивости к чужому горю Ардов иногда попадал в положения двусмысленные.
Как-то на Ордынке появилась убитая горем женщина. Ее сын был осужден по довольно жуткому делу. Этот молодой человек в компании своих подвыпивших приятелей оказался на какой-то квартире. Там они все стали приставать к пришедшей с ними девице, а та от испуга бросилась в окно и разбилась насмерть. Так вот мать одного из них умоляла Ардова похлопотать о снижении тюремного срока, к которому приговорен был ее сын. Он, кажется, пытался урезонивать своих дружков и к несчастной этой девчонке не приставал. Отец взялся помочь, и в конце концов приговор парню пересмотрели.
Через несколько дней после того как Ардов взялся помогать несчастной матери, на Ордынку явился пожилой, весьма респектабельный господин. Он тоже просил помощи. Муж его юной внучки, кажется, актер, из ревности убил свою жену. За это он получил продолжительный тюремный Срок. Суть же просьбы деда была в том, чтобы добиться для него смертной казни. К удивлению моему, Ардов было взялся помочь и в этом деле.
Когда проситель удалился, я сказал отцу:
- У тебя есть какие-нибудь принципы? В одном случае ты хлопочешь о том, чтобы наказание стало мягче, а в другом будешь добиваться, чтобы человека казнили?..
Ардов смутился и, помнится, об ужесточении приговора хлопотать не стал.
После смерти Ахматовой все ее бумаги были переданы Ирине Николаевне Пуниной и се дочери. Дамы эти были чем-то вроде семьи Анны Андреевны, каковое обстоятельство и вызывало обиду ее родного сына и наследника.
кроткими овечками, они обратились за помощью к Ардову, и родитель мой покойный написал позорнейшее письмо в ленинградский суд. Там он не только с жаром защищал Пуниных, но и порицал Л. Н. Гумилева... И все это на уровне политического доноса. Срам-то какой!..