Вопросы литературы. - 1996. - № 5. - С. 288-292.
Мои встречи с Анной Андреевной Ахматовой
в 1921 году в Петрограде 1
Мое знакомство с Анной Андреевной Ахматовой произошло в дни, непосредственно, после подавления контрреволюционного Кронштадтского восстания, когда Петроград был еще на военном положении и петроградцы живо пере живали это большое событие, коснувшееся немалого количества семей, родственники которых скрестили оружие по обе стороны баррикад - контрреволюционеров в Кронштадте и революционных войск в Петрограде.
отдела штаба железнодорожных войск республики, вливавшегося в то время в ЦУПВОСО (Центральное управление военных сообщений), как VI отдел этого управления. Одновременно я имел задание и по VI отделу ЦУПВОСО, в котором был заместителем военного комиссара (с шифром - зам. ред.).
Мой отъезд в Петроград ускорило полученное сообщение о контуженном краснофлотце - моем младшем брате Всеволоде, при подавлении Кронштадтского восстания. В те тревожные дни, полные бурных событий, в числе ряда поручений от москвичей, я имел письмо поэтессы Марины Ивановны Цветаевой для передачи лично в руки Анны Андреевны Ахматовой. Кстати, Марина Цветаева, как она сказала, "по-честному предупредила, что в свое "письмо" она вложила иконку, которой она благословляет Анну Андреевну". Затем она предупредила меня, что лично не знакома с А. А. Ахматовой, но очень любит ее поэзию, ее "большую творческую природу" и что она посылает ей это письмо со мной, будучи уверенной, что оно попадет в руки Анны Андреевны. Я охотно принял это поручение Марины Цветаевой, т. к. с юных лет очень любил стихотворения Анны Андреевны Ахматовой. Я считал, что поручение о передаче письма Марины Цветаевой лично в руки Анны Андреевны послужит хорошим поводом и, единственным в своем роде, к моему личному знакомству с Анной Андреевной. Так оно и вышло. Я очень хорошо познакомился, тепло и сердечно встретился с Анной Андреевной, о чем я хочу рассказать более подробно.
Наряду с выполнением обязанностей по командировке в наших военных частях, я навещал братишку - брата Всеволода. Он уже выписался из военного госпиталя, и я нашел его на военном корабле Балтфлота "Кречет". Он еще не приступал к исполнению своих обязанностей на корабле. Ему командир дал возможность несколько дней обжиться на корабле после жаркого боя, контузии и госпиталя. Мы хорошо встретились с братом. Он подробно мне рассказывал о штурме краснофлотцами восставших в Кронштадте контрреволюционеров и при каких обстоятельствах его контузило на льду Финского залива.
В одной из Петроградских библиотек я спросил сотрудников - не знают ли они случайно адpec А. А. Ахматовой. Мне очень охотно ответили, что Анна Андреевна работает в одной из библиотек Петрограда, и дали адрес этом библиотеки (какой - я не помню). Я быстро нашел эту библиотеку, но Анну Андреевну не застал. Ее смена на работе закончилась. Мне дали ее домашний адрес, лишь когда я сказал, что имею поручение от московской поэтессы Марины Цветаевой передать письмо лично в руки Анны Андреевны.
Получив адрес, я направился разыскивать квартиру А. А. Ахматовой и очень волновался. Сможем ли мы встретиться с ней по-человечески. Я думал - не перепугает ли семью поэтессы мой внешний вид с наганом в кобуре на боку. В те дни в Петрофаде еще не было отменено военное положение и по улицам города ходили усиленные военные патрули.
застегнутой цепочкой. Старая работница типа пушкинской няни, выслушав меня, не открывая дверь, пошла сообщать Анне Андреевне о моем приходе. Через несколько минут дверь была открыта, и я вошел в благоустроенную переднюю. Бабушка предложила мне раздеться и затем пригласила в гостиную. Когда я вошел в довольно просторную, красиво обставленную гостиную, из соседней комнаты вышла Анна Андреевна спокойной величавой походкой, но немножко настороженная. Я тут же вручил ей письмо от Марины Цветаевой, передав ее устные комментарии к письму. Анна Андреевна приняла письмо и, извинившись, вышла "на минуточку", оставив меня на некоторое время одного.
Говоря откровенно, я обрадовался этой неожиданной передышке. Я очень волновался, и Анна Андреевна не могла этого не заметить и, видимо, решила погасить это волнение интервалом в нашей встрече.
Я присел в уютное мягкое кресло у круглого стола красного дерева с зеркальной полированной поверхностью, который стоял у вместительного мягкого дивана полукруглой формы с красивой обивкой темно синего цвета. Мне было приятно посидеть одному в такой чудесной ахматовской гостиной в Петрограде после моих скитаний по Южному фронту и по нашим воинским частям.
Я вспомнил портрет Анны Андреевны, написанным художниками Натаном Альтманом и Делавос-Кардовской Анна Андреевна в жизни более вдохновенная, чем она изображена в неплохом портрете Натана Альтмана, в котором он довольно хорошо передал внешний характер Ахматовой. Важно то, что я успел успокоиться, когда в комнату вернулась Анна Андреевна. Она благодарила меня за письмо Марины Цветаевой и, подойдя к дивану, уютно уселась и накинула на плечи шаль. Она была в темном бархатном платье, довольно худая, но вид у нее был приветливый и оживленный. Видимо, она прочла письмо Марины Цветаевой, которое и послужило в какой-то степени к более непринужденной нашей встрече и знакомству.
Я рассказал ей, что ее стихотворения и ее творчество очень любит молодежь и все читающие люди. Больше того - ее стихотворения, наряду со стихотворениями Александра Блока и Тютчева, я брал с собой на фронт и читал их многим красноармейцам своей части. Так, когда красноармейцы бывало собираются в красном уголке, многие просили почитать полюбившиеся стихотворения. Любили они слушать и "Двенадцать" Александра Блока. Анна Андреевна была очень рада этим моим "откровениям", как она сказала, и как-то по-юному очень искренно восхищалась, что моими слушателями при читках были обыкновенные (?) рабочие - шахтеры, слесари, токари и железнодорожники всех специальностей от стрелочников и путевых рабочих до людей высокой квалификации - машинистов, механиков, техников и т. д. Она спрашивала, какие именно ее стихотворения любили больше всего слушать красноармейцы, что им нравилось у Тютчева. Она была в восторге от моих рассказов и просила меня прочесть несколько ее стихотворений. Вот тут-то я очень смутился и покраснел, стесняясь прочесть стихотворения перед самим автором. Анна Андреевна было насторожилась от моего явного смущения, т. к. в этот момент особенно ярко вспыхнул у меня на щеках предательский румянец.
"не любит подражания" и очень просит меня прочесть стихотворения так, как я читал их красноармейцам на фронте в минуты нашего отдыха и передышек. Тут же хотела дать мне книжечку со своими стихотворениями, но я сказал, что прочту стихи на память, без книжечки.
Я прочел тихо и спокойно три ее стихотворения, наблюдая за Анной Андреевной. Мне было очень интересно, как она воспринимает мое чтение. Анна Андреевна уселась поудобнее, подобрав под себя ноги, и была неподвижной и, спокойно, тихо улыбаясь, вслушивалась, как бы, в каждое слово в моей читке. Она была в восторге и сказала, что очень довольна моим чтением без декламационных выкрутасов, а просто по-человечески, как оно "сказано и поведано людям о моих чувствах и переживаниях". Анна Андреевна тут же прочла мне несколько своих стихотворений тихим, низким бархатным голосом, удивительно просто и доходчиво передавая сложные чувства и переживания автора-поэта.
Никогда я не забуду этих счастливых минут и моей жизни, а вот какие стихотворения мы прочли с Анной Андреевной, я, к сожалению, теперь забыл. Помню одно, что я прочел стихотворения из книжечки Анны Ахматовой - "Четки", которую я возил с собой на фронте.
[Вписано на полях в другом варианте рукописи:]
Когда я внимательно всматривался в лицо и глаза Анны Андреевны, то обратил внимание на выражение в ее глазах неизбывной грусти, я ей об этом сказал. Она как-то даже спохватилась.
На мою откровенность Анна Андреевна в полной мере ответила откровенностью, и я чувствовал себя счастливым человеком за оказанное мне доверие поэта, матери и гражданина.
Она рассказала: развелись с мужем - поэтом Гумилевым, и что их сын живет у матери Гумилева, и она почти не имеет возможности встречаться с сыном, т. к. родственники Гумилева считают ее "грешницей", что ли, в неудавшейся нашей личной жизни с Гумилевым, который погиб в первые же недели после установления власти Советов.
Анна Андреевна попросила меня рассказать "насколько это возможно подробнее о себе", и я охотно это делал в течение моих посещений, которые, конечно, не были связаны только с моими сказами о себе.
Например - второе мое посещение было связано со знакомством [со] Срезневской - как сказала Анна Андреевна - "с лучшей [ее] подругой". Оно состоялось по просьбе Анны Андреевны, которая захотела меня "показать" Срезневской - "первого в ее доме живого большевика и военного комиссара", привезшего ей письмо Марины Цветаевой с вложенной в него иконкой, и что этому факту не помешала моя убежденность в "свободе совести и вероисповедания".
1. Личный архив Н. Катаевой-Лыткиной. В тексте сохранена авторская пунктуация (записи Б. Бессарабова носят явно черновой характер).