Бордье Жан-Марк: Встречи c Анной Ахматовой, или как я начал переводить стихи

Ахматовский сборник / Сост. С. Дедюлин и
Г. Суперфин. - Париж, 1989. - 225-229.

Бордье Жан-Марк
Встречи c Анной Ахматовой,
или как я начал переводить стихи

Когда я учился в Сорбонне на третьем курсе, меня очень увлекали лекции профессора Софи Лаффит о русской поэзии и особенно о поэзии Анны Ахматовой.

Осенью 1963 года я был на стажировке в МГУ. Как-то раз я услышал от одной иностранной студентки о том, что она была в гостях у Анны Андреевны Ахматовой, находившейся в это время в Москве. Кажется, через эту студентку я тоже получил приглашение и в один прекрасный вечер, взволнованный чрезмерно, был у Ахматовой. Встреча произошла в маленькой комнате, тускло освещенной низкой лампой. Анна Андреевна величественно сидела в кресле перед низким столом в накинутой на плечи темной шали. В полутьме я не сразу разглядел ее лицо, я был поражен тембром ее голоса, его глубиной. Голос Анны Андреевны доходил до меня как будто из глубин вечности России.

В это время я еще довольно плохо говорил по-русски и, надо сказать, поверхностно был знаком с поэзией первой половины XX века (кроме стихов Александра Блока, о которых я написал дипломную работу). Но Анна Андреевна тем не менее говорила со мной благосклонно, и мне было очень жаль, что я, наверное, пропускаю из-за своего невежества самую суть ее речи. Поэтому я попросил у нее разрешения прийти еще раз с магнитофоном, чтобы ее записать. Она согласилась и назначила мне свидание через два дня на другой квартире.

Разговаривая с Ахматовой, я, конечно, рассказал о том, как Софи Лаффит сумела передать своим студентам любовь к русской поэзии и особенно к ее стихам. К моему удивлению, Анна Андреевна очень недружелюбно отозвалась о моей учительнице. Я спросил, почему. Анна Андреевна с досадой воскликнула: "Как же она смела переводить мои стихи белым стихом! Ведь получается что-то чудовищное". Я возразил, что на французском языке нельзя передать чудесную просодию русского стиха, в чем тогда все французы были убеждены. Но Анна Андреевна привела примеры перевода русских стихов разными французскими поэтами и добавила, что без этой просодии пропадает не только музыка, но и смысл стиха.

уже десять лет пишу в основном классическим французским стихом, прекрасные ритмы и рифмы которого звучат в моей душе. И потом я довольно хорошо знаю, понимаю русский язык, по крайней мере язык Ахматовой с его столь великолепной простотой.

И я решился. Выбрал первое попавшееся стихотворение Анны Ахматовой "Вечером". Пошла и на французском языке волшебная музыка стиха. Труднее было с рифмами, но кое как я добился и этого, надо признаться, не без ассонансов вместо рифм. Я остался доволен своей работой, хотя спустя несколько лет я понял ее недостатки и кое-что переделал.

На следующий день я обратился во французское посольство с просьбой получить "на прокат" магнитофон. Это было нелегко. Сидящие в отделе культуры чиновники хотя и были знатоками русской поэзии, уж очень сомневались в том, можно ли доверить студенту дорогой казенный инвентарь. Они предпочитали сами пойти вместо меня и записать беседу. Но я подумал, что Анне Андреевне, наверно, не очень захочется связываться с официальными лицами, и наконец, добился своего.

К сожалению, это второе свидание я помню еще более смутно. Меня смущали моя ответственность перед великим поэтом и мало мне знакомая техника магнитофона.

Но Анна Андреевна обрадовалась переводу и убедила меня пойти по этому трудному пути.

"Реквием" и послал его в издательство "Галлимар", но мне ответили, что хотя и отдают должное качеству моей работы, напечатать ее не могут, так как "Реквием" уже издается в данный момент в "Les Editions de Minuit" (переведенный, конечно, белым стихом!).

Летом 1965 года, уже в Париже, я в последний раз встретился с Ахматовой. Тогда она остановилась в прекрасной гостинице недалеко от Елисейских Полей и принимала там весь цвет парижской интеллигенции. При ней постоянно находился мой бывший преподаватель в Сорбонне Никита Струве. В этой ситуации я не был особенно нужным и интересным. Но Анна Андреевна очень радушно меня приняла, и я помню, как сидел около нее и чистил для нее апельсин. А потом я был гидом у ее внучки Анны Каминской - возил ее по Парижу, показал ей Версаль.

Вернувшись в Ленинград, куда меня назначили преподавателем в Педагогический институт имени Герцена, я стал видеться с Пуниными и через Анну Каминскую передал Анне Андреевне свой перевод "Реквиема" и других ее ранних стихотворений.

5 марта 1966 года под Москвой Анна Ахматова скончалась. Я присутствовал на ее похоронах в Ленинграде и Комарове.

Хорошо помню дорогу в лесу, снег, толпу и постоянно мелькавшую фигуру Иосифа Бродского, которого кое-кто уже тогда называл ее "преемником". Как молодой поэт и переводчик стихов Ахматовой, я был среди тех, кто на руках нес гроб поэтессы к могиле на кладбище, которое так подходило для тихого и величественного вечного сна.

"откуда-то из ниоткуда" героя "Реквиема".

Спустя некоторое время я получил от Пуниных книжку стихов, найденную среди вещей Анны Андреевны после ее смерти. Это была "Антология современной поэзии" из серии "Книга для всех", выпущенная в 1921 году в Берлине издательством "Мысль". На бурой от времени и плохого качества бумаге были Напечатаны стихи Анненского, Ахматовой, Волошина, Гумилева, Вяч. Иванова, Эмилии Кальмы, Кузмина. На титульном листе четким почерком были написаны следующие слова:

"Жану Марку Бордье на его отличные переводы -
Анна Ахматова 23 февр[аля] 1966 Москва"

Видимо, обрадовал ее в последние дни жизни мой перевод "Реквиема".

Но "отличным" мой перевод я бы сам не назвал. О том, что есть действительно хороший перевод, я узнал позже от Ефима Григорьевича Эткинда, который несколько лет спустя был насильно "вырван" из его родной ленинградской почвы и который уже в Париже смог воскресить на французском языке подлинную поэзию России. Конечно, я был знаком с ним по Герценовскому пединституту, в котором он преподавал. Когда он не совсем по своей воле оказался в Париже, то создал круг переводчиков, которые под его приятным, но беспощадным руководством стали переводить великих русских поэтов. Он был очень требователен к качеству перевода, и работать приходилось много. Когда казалось, что ты, наконец, добился лучшего возможного перевода стихотворения Пушкина или Лермонтова, он указывал на недостатки и приходилось второй и третий раз перерабатывать перевод, добиваясь иного как будто невозможного результата.

"Реквиемом", и, я думаю, Анна Андреевна была бы довольна второй редакцией моего перевода, но и в этой редакции он, к сожалению, не увидел свет.

Не будь в моей жизни этого первого импульса, полученного от Ахматовой при первой встрече с нею, я бы не переводил на свой родной язык поэзию Александра Блока, Пушкина, Лермонтова, сербских поэтов... и не будь этой непосильной кропотливой работы над переводами, не было бы возможно глубокое осмысление сути поэзии, которое я теперь стараюсь передать своим студентам.

Раздел сайта: