Московский журнал. - 1994. - № 3. - С. 55-56.
"Чакона" Баха
Теперь я часто говорю студентам, что исполнитель, скрипач или альтист, существует до или после "Чаконы" Баха. Среди его сольных сонат и партит "Чакона" - чудо из чудес.
Впервые я рискнул одолеть эту часть "Второй партиты для скрипки соло" на большом альте после окончания консерватории, уже в аспирантуре. Прежде чем показать ее своему учителю, профессору Вадиму Васильевичу Борисовскому, я учил ее год.
Летом 1956 года в Старках в доме отца моей жены, поэта Сергея Васильевича Шервинского, гостила уже не первый раз Анна Андреевна Ахматова. Как-то, за одной из трапез, Анна Андреевна спросила меня, над чем я сейчас работаю. Я сказал, что учу знаменитую "Чакону" Баха.
Оказалось, что Анна Андреевна никогда не слышала этой музыки и ничего не знает о ней. Я считал, что играть "Чакону" мне еще рано, но отказать царственной гостье в ее просьбе не мог. К тому же просьба была обращена ко мне таким кротким и смиренным тоном, что, победив свой ужас перед такой ответственностью, как приобщение Анны Ахматовой к музыке "Чаконы" Баха, я согласился, испросив лишь дать мне день или два, чтобы собраться с духом.
Сама атмосфера старковского дома не просто располагала, а почти обязывала к усиленным занятиям. Прямо после утреннего чая (один лишь Сергей Васильевич успевал дватри часа поработать до завтрака) все расходились по своим комнатам, и до обеда общение замирало, все работали, и тишину дома нарушали лишь звуки моего альта или фисгармонии, которая стояла в столовой, отданной в эти часы мне.
Столовая находилась в середине дома, двери и длинные высокие узкие окна соединяли ее с каменной террасой, на которую выходила тайком Анна Андреевна, чтобы послушать музыку. Я случайно открыл ее тайну, когда, собравшись с утра пойти то ли в лес, то ли на реку или в село, вышел на каменную террасу и нашел там Анну Андреевну, сидящую в плетеном кресле у стены, так, что ее не было видно из столовой.
Анна Андреевна несколько смущенно и разочарованно спросила меня: "А разве музыки не будет?"...
Одевалась Анна Андреевна просто - полотняное просторное платье, платок на плечах, когда было прохладно; волосы укладывала высоко и строго собирала их сзади. Сдержанная во всем - в словах, мимике, жестах, улыбке - Анна Андреевна в эти годы с достоинством и красотой несла свой возраст. Ее пленяющая женственность приняла лишь античные черты монументальности и величия.
Каменный старковский дом соединял в себе предельную скромность, почти скудность в вещах и мебели и, вместе с тем, редкую красоту аскетического интерьера. Думаю, что именно соразмерность небольшого сада, цветника, парка, благородная архитектура самого дома, близость реки и церкви Св. Николы, приписываемой В. Баженову, создавали редкую даже в Подмосковье гармонию русской маленькой усадьбы.
В наш прагматический век старковский дом, казалось бы, должен был приносить своим обитателям какую-то неслыханную выгоду, да он и приносил, только совсем не ту, о которой думали случайные туристы и местные власти, которые в 1962 году "отторгли" и дом, и участок, жестоко и бездарно обезобразили его.
Я очень любил заниматься в Старках, Все помещения дома, особенно столовая, обладали редкой акустикой, столь ценимой музыкантами, и, хотя я теперь понимаю, что заниматься даже лучше в плохой акустике (она беспощаднее выявляет все звуковые погрешности), моя любовь к хорошо звучащим залам, комнатам, квартирам, осталась неизменной.
И вот в один истинно прекрасный для меня день я пригласил Анну Андреевну послушать "Чакону".
"Чакона".
Сейчас мне трудно сказать, как я играл, но наградой моих усилий было впечатление, которое произвела "Чакона" на Анну Андреевну, впечатление, близкое к потрясению. Я говорю в данном случае не о своей игре, а о впечатлении от музыки.
Суровая и величавая красота "Чаконы", монументальность и архитектоника ее формы, неиссякаемая фантазия и изобретательность Баха в построении и следовании полифонических вариаций остались в сердце Анны Андреевны.
Года через два Анна Андреевна была на моем, с большой и тяжелой для альтиста программой, сольном концерте и попросила меня сыграть "Чакону" на "бис". Меня глубоко тронула эта просьба и укрепила в мысли, что мои опасения при исполнении ее в Старках были излишни.
Уезжая в Москву, Анна Андреевна сказала мне, что еще раз благодарит меня за "Чакону" и подарит мне книгу стихов.
обращенные ко мне: "Я всегда помню о своих обещаниях", быстрая, дружеская улыбка, озарившая ее лицо, которое стало сразу таким земным и теплым.
Зимой я получил он Анны Андреевны книгу стихов "Корейской классической поэзии" в ее переводах с дарственной надписью: "Феде Дружинину за чакону Баха, которую он играл в Старках осенью 1956 года. Анна Ахматова. 27 января 1956 г. Москва". Анна Андреевна, очевидно, ошиблась в дате, когда подписывала книгу: это был, конечно, 1957 год.