Аня Горенко
Аню Горенко (Анну Ахматову) я знала еще девочкой, училась она в той же гимназии, где и я, в Царском Селе. Познакомила меня с ней ее старшая сестра Инна – моя одноклассница. При первой же встрече меня поразила внешность Ани: что–то было очень оригинальное, неповторимое, во всем ее облике. Как–то Инна мне сказала: "Обрати внимание на Анин профиль – такого носика и с такой горбинкой ни у кого больше нет". И действительно, ее изящные черты лица, носик с "особенной" горбинкой придавали ей какой–то гордый и даже дерзкий вид. Но когда она разговаривала, впечатление менялось: большие живые глаза и приветливая улыбка делали ее простой, славной девочкой. Инна любила Аню, гордилась ею – высоко ценила ее ум, талантливость и особенно ее душевные качества. Впоследствии, когда я ближе узнала Аню, я поняла, что ее нельзя не любить, несмотря на ее неустойчивый, упрямый и капризный характер.
Мы часто вместе возвращались из гимназии – Аня, Инна и я, однажды Инна предложила мне зайти к ним, я согласилась.
Жили они тогда недалеко от вокзала, в маленьком переулке, выходящем на Широкую улицу. Помню старый дом, каких много было в Царском Селе. Мы поднялись во второй этаж, и из полутемной прихожей вошли в небольшую комнату. За столом у окна сидели брат Анны Андрей и его товарищ, на столе лежала груда фотографий, мы тоже присели и с интересом стали рассматривать фотографии Крыма (Аня и Инна часто вспоминали Севастополь и вообще Крым, кажется, у них там был не то свой домик, не то дача). Мы долго перебирали снимки, запомнился мне один из них: дом, терраса, лестница, на ступенях которой расположилась небольшая группа, должно быть родственников или гостей, и среди них маленькая девочка с растрепанными волосами. "А это что за кикимора сидит?" – спросил товарищ Андрея. Аня вызывающе посмотрела на него и сердито сказала: "Дурак, это я!" Меня удивил такой оборот речи, и я вспомнила, как Инна мне говорила, что Аня любит иногда выкинуть что–нибудь несуразное, не свойственное ей, просто из озорства. Когда ушел товарищ Андрея, мы упрекали Аню за дерзость, она смутилась и заявила, что извинится, обязательно извинится. Инна по внешности не похожа была на сестру: очень смуглая, с большими темными глазами и с шапкой вьющихся черных волос. Напоминала она южанку, причем нерусского типа. В последних классах гимназии я подружилась с ней, она казалась старше меня и всех нас умнее и талантливее, хорошо рисовала, писала стихи и обладала большим юмором. Училась на золотую медаль, но почему–то получила серебряную. Однажды она сказала, что Аня "выкинула очередной номер" – уехала одна в Петербург к знакомым, ночевала там, дома никого не предупредила. Вся семья была в большой тревоге. Обошли всех знакомых, но куда Аня исчезла, никто ничего не знал, и только на второй день она явилась как ни в чем не бывало.
"За обедом почти ничего не ест, – говорила Инна и, помню, как–то добавила, полушутя: – Мама обещала ей платить за первое и второе блюда – только бы питалась как следует".
В один из чудесных весенних дней я зашла к ним, по дороге купила букет ландышей, – помню, Аня взяла несколько веточек из букета и презрительно сказала, что они ей не подходят, на мой вопрос "почему?", шутя ответила: "Мне нужны гиацинты из Патагонии". – "А какие они?" – спросила я. Аня засмеялась, ушла куда–то и вернулась с вазочкой, поставила мой букет в воду и села с нами за стол. Я хорошо помню этот день и наш разговор в той же небольшой комнате, в которой была первый раз. Мы чувствовали себя уже взрослыми, много читали, о многом беседовали, знакомы были с декадентским течением в литературе. Я знала, что Инна и Аня пишут стихи "по–новому", как заявила Инна. Тогда же, я помню, попросила Аню прочитать нам что–нибудь из своих произведений, она достала ученическую тетрадь и нараспев начала читать. К сожалению, я не помню содержания стихов осталось только впечатление чего–то туманного, недосказанного, некогда же мы с Инной решили, что Аня будет поэтессой.
Во время чтения вошла их мама – помню милую, полную даму в странной кофте – "размахайке". Нас познакомили, она постояла недолго, одобрительно послушала Анино чтение и ушла. Когда она повернулась, я заметила, что сзади из–под кофты висят какие–то тесемки. Аня тоже заметила и, смеясь, пояснила: "У мамы всегда сзади висят какие–то тесемки". Об отце Инна никогда мне не говорила, мне казалось, что они тогда переживали какую–то семейную драму. По окончании гимназии Инна вскоре вышла замуж, наша семья переехала в Петербург, и я только изредка бывала в Царском Селе.
Шли годы, в 1907 или 1908 году я жила в Балаклаве и случайно узнала, что в Севастополе умирает Инна от туберкулеза. Я поехала к ней, застала ее в постели, уже совсем слабой. Она мне жаловалась на свою несчастливую семейную жизнь, на мужа и на тяжелую болезнь. Поинтересовалась, как я живу. Я боялась утомить ее, недолго побыла и ушла с тяжелым чувством. Вскоре она умерла1.
В 1910–1911 годах я уже знала, что Аня Горенко стала известной поэтессой Анной Ахматовой, слышала, что в Царском Селе, на частных квартирах, собирается кружок любителей поэзии, на которых выступают Анна Ахматова и поэт Гумилев (муж Анны Андреевны). Поэзия Ахматовой многих увлекла, особенно женскую молодежь, но некоторые порицали ее за "декадентский уклон".
–1913 годах ("Вечер"). Сколько помню – ее стихами зачитывались многие, заучивали наизусть, декламировали, а молодые поэты и поэтессы старались подражать ей. Я любила стихи Анны Ахматовой. Такие простые по своей "разговорной" форме, они были очень сложны и глубоки по содержанию. Казалось, что она первая, как никто, сумела отразить в своей лирике наши женские горести и радости.
Помнится, тогда же на одном из литературных вечеров в Петербурге в здании Думы на Невском я впервые увидела Анну Ахматову на эстраде. Успех был необыкновенный. Студенты и курсистки толпой окружили любимую поэтессу, в антрактах трудно было подойти к ней – молодежь непроходимой стеной толпилась вокруг нее. Я издали всматривалась в знакомые черты и узнавала в них прежнюю Аню Горенко – тот же гордый профиль с горбинкой, те же живые глаза, только густая челка закрывала лоб, а лиловое платье особенного фасона придавало ее стройной, тонкой фигуре важный вид, как будто она явилась из другого мира, как сказочная фея. По окончании вечера мы все гурьбой провожали ее, многие выбежали на улицу, чтобы еще раз выразить свой прощальный привет. После я бывала на многих вечерах с ее выступлениями, но этот вечер оставил особенно глубокий след в моей памяти.
была вместе со своей Родиной – ведь и она "посетила сей мир в роковые минуты".
Однажды, глубокой осенью, в Царскосельском парке я увидела Анну Ахматову, она сидела одна на скамейке и не то дремала, не то куда–то пристально смотрела – на коленях лежала тетрадка, изредка она выпрямлялась и торопливо что–то записывала. Я прошла мимо, она не узнала меня, а я, как и прежде, почему–то не решилась подойти к ней и только издали наблюдала.
Шел 1933 год, с продовольствием было плохо, существовала еще карточная система. На Невском от Союза писателей была организована столовая, к которой "подкреплялись" писатели, поэты и их семьи. В столовой было всегда многолюдно и оживленно. Мне часто приходилось обедать в этой столовой, прикрепил меня к ней брат мой, поэт Всеволод Рождественский. Не забуду, как в один из праздничных дней в столовую пришла Ахматова. Как печальная тень, одиноко прошла между столиками и села в отдаленном углу. К ней кто–то подошел. Она была в простом черном платье, а голова повязана белой косынкой. Меня поразил ее болезненный и усталый вид. Говорила она мало и скоро ушла, так же тихо и одиноко. После этой встречи она осталась в моей памяти, как печальное видение, как тень Анны Ахматовой: от брата я узнала, что в те времена Ахматова очень болела и часто уезжала на юг, для поправки своего надорванного здоровья.
– то недалеко от улицы Воинова, и заметила небольшую группу людей. Они оживленно беседовали, среди них была пожилая, полная дама, без шляпы, в легком летнем платье, я равнодушно смотрела на нее. Кто–то рядом сказал: "Это Анна Ахматова". Я удивилась и стала внимательно вглядываться в лицо "дамы". Да, конечно, это была она, Аня Горенко, Анна Ахматова. Но как она изменилась! Время и годы взяли свое: полнота лица стерла ее стройный профиль и "знаменитую горбинку". В душе я порадовалась за нее – наконец–то увидела Анну Андреевну здоровой, оживленной и даже, как мне показалось, счастливой. Подойти к ней я не решилась – ведь столько лет прошло, пожалуй, не узнала бы меня. Да и момент был не подходящий для воспоминаний.
Публикация Н. В. Рождественской
Примечания
Федотова Ольга Александровна
1. Неточность мемуаристки. Инна Андреевна Горенко Умерла в 1906 г.