Латманизов М. В.: Разговоры с Ахматовой

Русская литература. - 1989. - № 3

Разговоры с Ахматовой

(предисловие, публикация и примечания А. Г. Терехова)

Вступление

Доцент Политехнического института М. В. Латманизов (1905-1980) многие годы занимался изучением творчества Анны Ахматовой и Н. Гумилева. Им собрана уникальная коллекция, включающая почти все изданные книги и сборники стихов Ахматовой и Гумилева, многочисленные журналы и газеты с их прижизненными публикациями, антологии, альманахи и пр. Имя М. В. Латманизова авторитетно в кругах библиофилов-коллекционеров. К его собранию обращалась редакция "Библиотеки поэта" при издании Гумилева.

Знакомство Латманизова с А. А. Ахматовой состоялось в 1963 году. Их встрече пред-шествовали несколько писем Латманизова Ахматовой (хранятся в ГПБ. Ф. 1073) и ответное письмо:

Многоуважаемый Михаил Владимирович,

конечно, мое согласие на встречу с Вами остается в полной силе. От всего сердца сочувствую Вам, оттого что сама три раза перенесла инфаркт, и еще в прошлом году пролежала в Гаваньской больнице после приступа три месяца. Отвечаю Вам не сразу, потому что Ваше письмо догнало меня в Москве, где я живу уже два месяца. Желаю Вам как можно скорее вернуться домой.

Анна Ахматова

11 ноября 1962

Москва

Визит Латманизова к Ахматовой по разным причинам долгое время откладывался, но уже после первой встречи с Михаилом Владимировичем Анна Андреевна стала относиться к нему доверительно и, по словам О. И. Рыбаковой, называла его своим "библиографом".

В 1989 году коллекция М. В. Латманизова его дочерью Т. М. Латманизовой передана отдельным фондом (387 единиц хранения) в музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме.

Среди книг, переданных в музей, одна - Бальмонт К. Д. Будем как Солнце: Книга Символов. М.: Скорпион, 1903 - с автографом Н. С. Гумилева. На обложке рукой Гумилева написаны посвящение и два "мадригала":

"Уважаемой Марианне Дмитриевне<нрзб.> от искренно преданного друга, соперника Бальмонта, Н. Гумилева.

<1>
Гордый Бальмонт для Солнца пропел свои песни,
Гармоничнее шелеста ранней травы,
Но безумный не знал, что Вы ярче, прелестней.

<2>
Гордый Бальмонт сладкозвучный созидал на диво миру
Из стихов своих блестящих разноцветные ковры.
Он вплетал в них радость солнца, блеск планетного эфира,

И любовь, и поцелуи - эти знойные миры,
Ранней юности мечтанья, блеск полуночных желаний,
Все богатства, все восторги нашей радостной земли.
Он их создал и отделал эти пламенные ткани, чтобы Вы ступать могли".

23 апреля 1963 года

Накануне, 22 апреля, я позвонил по телефону А. А. Ахматовой, сначала подошла компаньонка или ведущая хозяйство, спросила: "Кто спрашивает?". Ответил, назвал себя, после некоторого перерыва уже подошла сама А. А. Ахматова:

А. - Я, слушаю Вас.

Я. - Анна Андреевна, говорит Михаил Владимирович Латманизов, я к Вам обращался с просьбой о встрече. Вы были любезны - согласились, когда я мог бы надеяться на эту встречу?

А. - Пожалуйста, в любой день - вторник, четверг, пятницу.

Я. - В какое время Вам было бы удобнее?

А. - В какой день?

Я. - Завтра, во вторник.

А. - В четыре часа. Это Вам удобно?

Я. - Да, я Вам очень благодарен.

А. - Всего хорошего.

23 апреля, ровно в 4 часа, я позвонил (ул. Ленина, д. 34, кв. 23), открыла компаньонка: "Вы к Анне Андреевне?" - "Да". - "Я сейчас скажу, раздевайтесь". Через минуту: "Анна Андреевна Вас просит".

В глубине небольшого коридора дверь, вхожу, почти против двери сидит в кресле, пожилая полная дама, совсем седая, в темном платье, без украшений, только одно кольцо на левой руке - серебряное с черным камнем. (Я первый раз видел А. А. Ахматову, и знал ее в основном по портретам ранним, они главным образом создавали видимое представление об А. А., поэтому сразу было трудно привыкнуть к ее теперешнему облику, хотя я и был несколько подготовлен двумя ее фотографиями - одной в Краткой литературной энциклопедии, а другой на футляре долгоиграющей пластинки с записью ее выступления с чтением своих стихов. Но, немного привыкнув, узнал все ее знакомые черты - нос, глаза, посадку головы.)

А. - Здравствуйте, садитесь.

Я. - Анна Андреевна, я очень благодарен Вам за разрешение встретиться с Вами, к сожалению, я не мог сразу воспользоваться этим - был болен - и только сейчас смог это сделать.

А. - Меня тоже все это время не было в Ленинграде. Я была в Москве, шесть месяцев, а потом отдыхала в Комарове. Недавно здесь. Чем Вы были больны? Сердце?

Я. - Да. Инфаркт. Проболел шесть месяцев.

А. - У меня был инфаркт три раза. Первый раз в 1951 году. Довольно тяжелый - передняя и задняя стенка, одновременно. Потом было еще два раза. Вы тяжело болели? У Вас первый раз?

Я. - У меня тоже довольно тяжелый - передняя стенка и перегородка. Первый раз. Как Вы теперь себя чувствуете?

А. - Сейчас? Хорошо. Садитесь, вот здесь. (Показала на стул напротив.) Положите портфель - там сзади. Что Вас интересует?

Комната, в которой меня принимала А. А. Ахматова, по-видимому, служит ей одновременно и спальней и рабочей комнатой. Комната небольшая - примерно 20 кв м, с одним окном, выходящим на ул. Ленина. Ближе к окну стоит кровать, наполовину Закрытая ширмой, а в глубине комнаты, у двери, - небольшой рабочий стол, слева у стены - полка с книгами, у самой задней стены - низкий столик, покрытый покрывалом, тоже с книгами. У столика, спиной к окну, и сидела А. А.

Я. - Анна Андреевна, я уже много лет занимаюсь Вашим творчеством и собираю все, что относится к Вашей жизни, биографии, к Вашему творчеству, к Вашей переводческой деятельности. У меня возник ряд вопросов, и я просил бы, если это возможно, ответить на них. У меня подготовлен список вопросов. Позволите Вам их задать?

А. - Пожалуйста. Что Вас интересует?

Я. - Когда Вы начали заниматься переводами? Были ли это письма Рубенса в издании "Академия" в 1933 году? или еще раньше?

А. - Для поэта переводческая деятельность не является творческой, характерной, я ей не придаю большого значения.

Я. - Но все-таки на переводе сказывается и индивидуальность поэта, и его талант, и черты его творчества.

А. - Да, но это не его творчество. Приходится заниматься переводами главным образом из-за материальных соображений. Начало действительно относится к этим годам. И возможно, эта книга была первой1.

Я. - Меня интересует Ваша "Поэма без героя". Какова ее судьба?

А. - Да, у этой поэмы действительно судьба. Я над ней работала двадцать лет. Начала в 1940 году и кончила только в прошлом году. Писала ее частями, фрагментами, печатала в разных изданиях и только в 1962 году закончила полностью. Сейчас в списках уже многие познакомились с этой поэмой. Поэма возбудила очень разные отклики. Многие возражают против нее. Фрагменты этой поэмы напечатаны в последних сборниках. В сборниках "День поэзии" - московском и ленинградском. Какое впечатление произвела на Вас эта поэма?

Я. - Эта поэма на меня произвела большое впечатление, хотя я ее полностью не видел, а окончательном виде.

"1913 г."?

А. - Это та же поэма - "Поэма без героя", ее другое название.

Я. - Были ли созданы Вами какие-нибудь пьесы? Я слышал, что Вы написали одну пьесу, но потом, позже, сожгли ее.

А. - Это совершенно так. Я написала одну пьесу задолго до войны, всего одну пьесу, которую сожгла по возвращении после войны в Ленинград, в 1944 году. 2

Я. - В последнем сборнике Ваших стихотворений был напечатан ряд новых циклов стихотворений. Многие циклы состоят из небольшого числа стихотворений, меня очень интересует, каков полный состав этих циклов, не предполагаете ли Вы выпустить сборники с полностью собранными циклами этих стихотворений. Я говорю о циклах: "Тростник", "Нечет", "Ветер войны", "Луна в зените", "Шестая книга", "Шиповник в цвету"3 и "Тайна ремесла". Под какими названиями предполагаете опубликование этих циклов? Не будут ли они изменены?

А. - Некоторые циклы являются законченными и полностью помещены в последний сборник, например "Cinque", другие дополнялись стихотворениями, напечатанными в разных сборниках, журналах, в газете "ЛиЖи" ("Литература и жизнь"). Названия циклов остаются такими же, но только у цикла "Шиповник цветет" настоящее название - "Сожженная тетрадь". Сейчас, когда я была в Москве, я передала сборник стихов для печати, но когда он выйдет в свет - не знаю. Я и не тороплю. Надо немного подождать. Пусть немного все успокоится.

Я. - Почему в сборнике "Из шести книг" под шестой книгой значится цикл под названием "Ива", а в последнем сборнике 1961 года этот цикл стихотворений назван (Тростник" и, кроме того, есть самостоятельный цикл "Шестая книга" - стихотворения 1945 - 1957 годов?

А. - Названия "Ива" никогда не было. В сборнике "Из шести книг" для этого цикла еще не было оформлено наименование и поэтому он был назван случайно - по первому стихотворению этого раздела. Первое стихотворение - "Ива". Дальше этот цикл всегда назывался "Тростник", это его настоящее название. "Шестая книга" - это самостоятельный цикл.

Я. - Не предполагаете ли издать сборники по циклам, полностью?

А. - Сейчас трудно об этом говорить. Сейчас, когда я была в Москве, я сделала один сборник, но когда он будет напечатан - не знаю. Я не тороплю.

Я. - Когда было написано Вами первое стихотворение? В 1900 году? Были ли собраны Ваши ранние стихотворения? Где было напечатано первое стихотворение? В каких журналах и сборниках Вы печатались до появления первого сборника?

А. - Первое стихотворение я написала действительно в 1900 году. Ранние стихотворения собраны не были. Первые стихотворения были напечатаны в "Аполлоне" за 1911 год и в "Гиперборее"4. Мои стихотворения печатались - более чем в ста сборниках и журналах.

Я. - Где была написана поэма "У самого моря"? и когда? В 1914 году?

А. - Начата была эта поэма в Слепневе в 1914 году и закончена в Царском Селе.

Я. - Эта поэма в значительной мере автобиографична?

А. - Да, это так.

Я. - Была ли статья "О "Золотом Петушке" в "Звезде" в 1930 году первым исследованием Пушкина5?

А. - Да, это было первой работой о Пушкине.

Я. - Всего Вами напечатано три работы?

А. - Три работы: о "Золотом петушке", о Бенжамене Констане и его "Адольфе", о "Каменном госте" - и еще "Слово о Пушкине" в "Звезде" в 1962 году6.

"Дуэль и смерть Пушкина"? В план изданий "Молодой гвардии", в серии "ЖЗЛ", включена эта Ваша книга7.

А. - Это они сделали без моего ведома и теперь боятся показываться мне на глаза. Над этой книгой я много работала, но еще не закончила и когда кончу не знаю. Ведь, чтобы писать о Пушкине, надо очень много работать, много работать в хранилищах, в библиотеках, много ездить. Я сейчас это делать не могу. Материала очень много, написано у меня тоже много. Сейчас я пишу работу о Пушкине другую - "Пушкин на Невском взморье". Может быть, закончу в этом году8.

Я. - Когда было Ваше первое публичное выступление? Было ли это у Вячеслава Иванова? Было ли это стихотворение "Песня последней встречи"? Это Ваше первое выступление описано у Георгия Иванова в "Петербургских зимах" - в его воспоминаниях. Так ли это?

А. - Я вышла замуж за Николая Степановича Гумилева в 1910 году и уехала в Париж с мужем почти сразу. Перед отъездом мы были с мужем у Вячеслава Иванова. Я была тогда у него первый раз. Мы были только втроем: я, Гумилев и Вячеслав Иванов. Кажется, я прочитала ему стихотворение, может быть, это было "Песня последней встречи"9. Потом, после возвращения, мы снова приходили к нему, было больше народа. Читали стихи, я тоже читала. Кажется, Вячеславу Иванову понравились мои стихи. Он пригласил меня принять участие в Обществе ревнителей художественного слова, Георгий Иванов выступил с очень недобросовестными воспоминаниями. Он ничего не мог помнить и все выдумывал или писал с чужих слов и, главное, в искаженном, недоброжелательном виде. Он тогда был слишком молод, он был кадетом, был среди нас раза два, поэтому ничего и не мог знать. Он все исказил и обо мне, и о Гумилеве, и о других. Вы читали эти воспоминания? Я Вам покажу их в следующий раз.

Я. - У меня есть "Петербургские зимы".

А. - Какое издание? Их было два. Одно парижское, 1934 года, другое издано в Нью-Йорке в 1954 году.

Я. - У меня последнее.

А. - В последнем издании еще много выброшено. В 1954 году издательство Чехова выпускало сборник с очень хорошим и доброжелательным предисловием и одновременно выпускало воспоминания Георгия Иванова "Петербургские зимы". Они потребовали, чтобы он выпустил все выпады против меня. Не могли они выпускать мой сборник с очень доброжелательным предисловием и вместе с тем воспоминания, направленные против меня. Поэтому там много выпущено. Этим воспоминаниям нельзя верить, там все неверно.

Я. - Георгий Иванов много пишет о "Бродячей Собаке"...

А. - О "Бродячей Собаке" тоже все неправильно. Это был очень приличный клуб поэтов. Мы там собирались, читали стихи, придумывали разные развлечения. Было все очень хорошо, приятно. Никакого пьянства и разгула, как это изображает Георгий Иванов, там не было. Это все появилось там после начала войны, в четырнадцатом году, "Бродячей Собаки" уже не стало, ее переименовали в "Привал Комедиантов", завсегдатаями ее стали прапорщики, отправлявшиеся на войну, началось действительно пьянство и все что угодно10. Мы тогда там уже не бывали. При нас "Бродячая Собака" была очень хорошим местом - ведь в наше время, когда собиралась молодежь, выпивки никакой обычно не было. Георгий Иванов ничего не помнит, совмещает разные вещи, все искажает. Теперь он умер - в 1958 году, от рака.

Я. - Когда состоялось Ваше знакомство с М. И. Цветаевой? У меня создалось такое впечатление, что Вы провели вместе лето 1916 года и она, живя рядом с Вами, создала цикл стихотворений, посвященный Вам, - каждый день по стихотворению.

А. - Я познакомилась с Цветаевой только в 1941 году, видела ее в Москве два дня. Раньше я ее никогда не видела.

Я. - В воспоминаниях Марины Цветаевой - в очерке "Нездешний вечер" - она пишет о своем приезде в Петроград в 1916 году, о своем выступлении перед поэтами Петрограда, пишет, что были все, кроме Вас, пишет, что читала стихи только для Вас, хотя Вас и не было. Пишет, что Вы были в это время в Севастополе. С чем была связана эта поездка в Севастополь в 1916 году?

А. - Я в Севастополь не уезжала. Я была в Царском Селе. Я была в это время больна, у меня начинался туберкулез. Я знала о приезде Цветаевой, но не могла быть на этом вечере.

Я. - Скажите пожалуйста, писательница Елизавета Ахматова11, писавшая в середине XIX века повести и рассказы в изданиях Смирдина, не Ваша ли родственница, не та ли Ваша бабушка, в честь которой Вы приняли свой псевдоним?

А. - Нет, эта писательница ко мне не имеет никакого отношения. Моя бабушка - Княжна Анна Егоровна Ахматова, вышла замуж за Мотовилова, потом ее фамилия стала Мотовилова12. Вот в память ее фамилию - девичью - я и взяла за псевдоним. Моя фамилия была Горенко.

Я. - Ряд стихотворений в 1915 году вышел с посвящением: Н. В. Н. Кому принадлежат эти инициалы, если можно, скажите?

А. - Николай Владимирович Недоброво.

Я. - Николай Владимирович Недоброво! Который написал статью о Вашем творчестве в "Русской мысли" за 1915 год13.

А. - Да. Это лучшая статья о моем творчестве.

А. - Это доктор, к нему я никакого отношения не имела. Встречалась с ним у нашего-то врача-психиатра Синявского (?).

Я. - В чем выражалось Ваше сотрудничество в различных издательствах в 1917 - 20 годах, о чем упоминается в автобиографии, помещенной в сборнике 1961 года?

А. - Я ни в каких издательствах не сотрудничала. Это ошибка.

Я. - Можно ли узнать, какие у Вас планы на ближайшее время?

А. - Какие могут быть планы? Определенных планов нет. Это приходит само.

Я. - У меня еще один вопрос - относительно книги Страховского. Как Вы относитесь к этой книге - я говорю о книге "Три поэта современной России"?

А. - Вы и до этой книги добрались? Об этом мы поговорим в следующий раз.

Я. - Анна Андреевна, в заключение я хотел бы обратиться к Вам с одной просьбой.

А. - Надписать книгу? Покажите, что у Вас? (Я вынул два сборника - "Стихотворения", 1958 г. и "Стихотворения", 1961 г.) Нет, что-нибудь другое. Вы мне позвоните через пять дней, я приготовлю Вам фотографию и найдем какой-нибудь сборник.

Я. - Простите, Анна Андреевна, что я Вас так долго задержал. Я Вам очень благодарен, что Вы меня приняли. Я очень много получил. Всего хорошего!

А. - До свидания. (Обращаясь к пришедшему молодому человеку.) Проводите, пожалуйста.

Из передней я вернулся с еще одним вопросом.

Я. - Анна Андреевна, мне очень хочется посмотреть на Ваш портрет, написанный Модильяни. Вы позволите?

А. - Пожалуйста, вот он висит в изголовье кровати. Посмотрите.

30 апреля 1963 года

Как было мне сказано А. А. Ахматовой, я через пять дней после первой встречи позвонил ей - 29 апреля, вечером.

А. - Я слушаю Вас.

Я. - Анна Андреевна, говорит Михаил Владимирович Латманизов. Здравствуйте!

Я. - Вы позволили мне позвонить Вам через пять дней...

Я. - Анна Андреевна, я могу в любое время. Я не так строго связан работой. Пожалуйста, в любое время, когда Вы назначите.

А. - Да? Где же Вы работаете?

Я. - Я преподаю в Политехническом институте. И не так жестко связан со временем.

А. - Что Вы там преподаете? Что читаете?

Я. - Я преподаю электротехнику - электрические машины. Я по образованию инженер-электрик.

А. - Это очень интересно. Я буду свободна завтра с двух до трех часов. Можете в это время ко мне придти?

Я. - Да, конечно. Большое спасибо.

А. - Я буду ждать. До свидания.

30 апреля, ровно в два часа, я пришел к А. А. Ахматовой. В этот раз А. А. встретила меня стоя - она высокого роста (порядка 175 см), - в фиолетовом шелковом халате. Окликнула своего секретаря: "Дайте тот список, что Вы приготовили".

А. - Здравствуйте. Ну как, набрались у Baс вопросы?

Я. - Здравствуйте, Анна Андреевна. Да, конечно.

А. - Вот я приготовила перечень моих стиотворений, которые появились в печати ее последней книги. Здесь, перед этим списком, я поместила эпиграф: "Я играю в них во всех пяти..." Это из Пастернака... 14 Ну, какие у Вас вопросы?

Я. - Анна Андреевна, я хотел прежде всего исправить свою некоторую бестактность. Я в прошлый раз должным образом не отрекомендовался, не рассказал, кто я.

A. - Вчера по телефону Вы мне рассказали о себе. Теперь я знаю, кто Вы.

Я. - Я ведь не специалист-литературовед. Я любитель. Уже двадцать пять лет собираю все, что касается Вашего творчества: Ваши сборники, альманахи, журналы с Вашими произведениями, все, что касается Вашей жизни, биографии, деятельности, все, что пишут о Вас. Меня интересует все, что относится к Вам.

А. - Это и хорошо, что Вы не "специалист-литературовед". Вот посмотрите, что мне пишет один литературовед. (Вынимает из-под крышки стола письмо. Подает мне. Письмо - адрес: Ахматовой А. А.... - не потрудился написать имя и отчество полностью; обратный адрес: Москва...). Читайте, читайте.

Письмо примерно такого содержания: Многоуважаемая Анна Андреевна. Я был в Красноярске. Там познакомился с одной девушкой. У нее я увидел тетрадь со стихами. Там были "Настоящую нежность не спутаешь. ..", "Проводила друга до передней..." (и т. д., около десяти названий), она говорит, что это Ваши или Цветаевой. Не могли бы Вы написать - чьи это стихи. Ваши ли, Цветаевой, знакомы ли Вам эти стихи... (Подпись незнакома).

А. - Вот, пожалуйста, "специалист-литературовед". Вы, вероятно, знаете, что это зa стихи?

Я. - Это все из Ваших "Четок".

"Четок". И вот, вместо того чтобы хотя бы посмотреть в мои сборйики, узнать, откуда эти стихи, "специалист" пишет мне. Как Вам это нравится?

Я. - Да, дальше некуда. До двадцати пяти лет, до женитьбы, я ничего почти не знал о нашей новой поэзии. Но когда женился, в семье моей жены имел место прямо "культ Ахматовой - Гумилева". Братья жены на память читали десятки стихотворений Гумилева, моя жена познакомила меня с Вашей поэзией - прочитала на память всю Вашу "Белую стаю". Вот когда я вошел в круг новой поэзии, Вашего творчества, поэзии Н. С. Гумилева. Потом начал собирать все, что относится к Вашему творчеству, к Вашей жизни,

А. - Вас интересует также и творчество Николая Степановича Гумилева?

Я. - Да, я очень интересуюсь и его творчеством. Я собрал почти все его сборники, тоже стараюсь собрать все, что относится к его жизни и деятельности.

А. - Это очень большой поэт.

Я. - К сожалению, он не дал всего того, что мог бы сделать.

А. - Да, он очень рано ушел. Но и так он много сделал.

Я. - В первых сборниках Н. С. Гумилева еще чувствуется влияние символистов, но уже начиная с третьего, с четвертого сборника он уже находит себя и полностью открывает свое творчество. Но в первых сборниках, наряду с символистскими стихами. ..

А. (перебивая) - Почему наряду? Все, что он сделал, - все значительно. А в "Колчане" и в "Костре" - все свое, здесь он достигает вершин. Его долго не печатали и его очень мало знают. Но сейчас начали печатать. О творчестве Гумилева надо судить не по "Капитанам". У него много очень серьезных и важных стихотворений. "Капитаны" - это игрушка. Вот сейчас напечатали ряд стихотворений Гумилева в хрестоматии.

Я. - Да в хрестоматии, составленной Тимофеевым для педагогических училищ.

А. - Его скоро начнут печатать. Мне сейчас предложили составить, отобрать его стихотворения и прокомментировать их. Но мне не очень удобно это. Может быть, Вы взялись бы составить свод его ранних стихотворений и прокомментировать их?

Я. - ?!

А. - За границей Гумилева много издают. Вот посмотрите - сзади Вас - мне прислали первый том сочинений Гумилева, которые издают сейчас в Америке, в изда-тельстве Чехова.

С интересом листаю первый том четырехтомного собрания сочинений Н. С. Гумилева. Издается под редакцией Глеба Струве. В предисловии указано, что делается попытка собрать наиболее полно все творчество Гумилева - стихотворения, поэмы, драматиче-ские произведения, прозу и литературоведческие работы. К собранию сочинений даны: биография, статья о творчестве и копия послужного списка Н. С. Гумилева. Первый том - порядка пятисот страниц - стихотворения. Просто белая обложка. Издательство им. Чехова. 1962 г.

Я. - Это очень интересно. Я знаком только с работой Г. Струве "Неизданный Гумилев", где он собрал неопубликованные произведения Гумилева. Тоже очень инте-ресная работа.

А. - Гумилев вел очень тяжелую борьбу за новые пути в поэзии. Когда образовалась группа акмеистов, нам было очень тру дно. У символистов были сильные позиции. У них были меценаты - такие как миллионер Рябушинский, сахарозаводчик... <пропуск>. У них были журналы "Золотое Руно" и много денег. Наш журнал "Гиперборей" мы по очереди выкупали. Нас было только шесть человек - не семь, как говорят, а только шесть поэтов. На нас смотрели как на бунтарей, нам не давали проходу, нас поносили везде и всюду. И в таких условиях мы работали. Гумилев вел совсем неравную борьбу. Очень тяжелую борьбу и все-таки мы добились признания. Это заслуга Гумилева. Какие же у Вас вопросы ко мне?

Я. - Мне хочется снова вернуться к поэме - "Поэме без героя". Как была задумана эта поэма? Какой был план поэмы? Когда можно надеяться увидеть полный текст этой поэмы?

А. - Очень трудно сказать, как была задумана поэма. Она сама пришла. Она вытекает из всего моего творчества. Плана не было. Я писала ее частями, фрагментами. Некоторые фрагменты печатала. Может быть, это я делала напрасно. И вот теперь она полностью закончена. Вот ее полный текст. Прочитайте. Только читайте все подряд. Не пропускайте и то, что Вы уже знаете. Читайте.

А. А. передала мне напечатанную на машинке поэму, примерно страниц пятьдесят с заголовком на первой странице: "Поэма без героя", с латинским эпиграфом: "Deus conservat omnia". Сама А. А. занялась пометками в записной книжке. Я начал читать. Поэма - это история, история живого времени, предшествующего полной катастрофе старой России, приведшего Россию к войне и революции - 1913 год. Так эта поэма и была озаглавлена сначала ("1913 год"). Поэма с очень интересным ритмом и рисунком, с очень своеобразным звучанием. Поэма - зрима. При чтении сразу возникают перед глазами образы, вызываемые поэтом. А это самое главное в большом произведении, когда художник заставляет не только понимать, а видеть и чувствовать то, что видит и чувствует он сам. Я читал эту поэму примерно полчаса.

А. - Прочитали?

А. - Что Вы скажете?

Я. - Это очень большое произведение. Эту поэму надо прочитать еще два-три раза, чтобы все прочувствовать и понять. Это - история. Это самое большое, что напи-сано Вами. Поэма, мне кажется, занимает в Вашем творчестве такое же положение, как поэма "Двенадцать" в творчестве Блока. На меня поэма произвела очень сильное впечатление.

А. - К поэме очень разное отношение. Многие ее не принимают. Я писала эту поэму плгое время. Она вытекает из всего моего творчества. За границей говорят, что это самое большое, что я написала. Там поэма уже вышла в двух изданиях. Недавно у меня был один швед литературовед. Он говорил, что у них эта поэма произвела тоже большое впечатление. Он много со мной говорил о ней. Даже записал на пленку магнитофона некоторые фрагменты.

Я. - Анна Андреевна, когда эта поэма будет напечатана?

А. - Это трудно сказать.

Я. - Мне очень хочется прочитать еще как следует эту поэму.

А. - У меня сейчас только один экземпляр ее. Сейчас я не могу Вам дать ее, но мне скоро напечатают еще и я Вам тогда дам.

Я. - Я Вам очень благодарен. Теперь я хотел бы вернуться к книге Страховского "Три поэта современной России". Каково Ваше отношение к материалам очерка? Заслуживают ли доверия высказывания?

А. - Книга Страховского дает совсем неправильное представление и обо мне, и Гумилеве, и Мандельштаме. Это книга вредная. Страховский пишет о том, чего совсем не знает. Он даже искажает облик людей. Он пишет о лице Мандельштама с глазами лишенными ресниц! В то время как у Мандельштама были длинные шелковистые ресницы. Он дает биографию Гумилева, подробно пишет о каких-то мелочах, о каких-то старухах, опуская главное в его жизни, в его творчестве. О себе я уже не буду и говорить. Он совсем неправильно рассматривает и оценивает творчество поэтов, о которых пишет. Этой книгой пользоваться нельзя,

Я. - Анна Андреевна, я собрал все Ваши сборники, за исключением одного...

А. - Это, вероятно, "Вечер"?

Я. - Нет, это сборник 1946 года, который был напечатан и потом уничтожен. Я этот сборник ищу уже много лет, но пока еще не достал. Очень немного осталось экземпляров этого сборника. Здесь, в Ленинграде, насколько я знаю, есть всего один - у Татьяны Михайловны Вечесловой, который Вы подарили, полученный Вами сигнальный экземпляр. Говорят, что Вы сами не имеете этого сборника. В Москве, насколько,я знаю, имеется несколько десятков экземпляров этого сборника. Найти его очень трудно. Но я не теряю надежды15.

А. - У Вас не совсем точные сведения. В Ленинграде этот сборник есть еще у МакогоненкО. У меня тоже есть этот сборник, мне привез его Сурков. Он как-то был у Ермилова, увидел у него этот сборник и забрал (стащил) его для меня. Ермилов в конце сороковых годоР написал ряд статей против меня, он тогда и получил экземпляр этого сборника. Сурков и завладел им. А Танюше Вечесловой я действительно подарила этот сборник. Только не сигнальный экземпляр, а я как-то, накануне выпуска этого сборника в свет, были в издательстве, увидела там целые штабеля готовых книг и взяла один себе. Вскоре ко мне пришла Таня Вечеслова, попросила что-нибудь почитать новое - я ей и подарила этот сборник.

Я. - Это очень интересно. Вот относительно этого сборника я хотел задать вопрос. Какова история этого сборника? В "Литературной газете" 24 ноября 1945 года было помещено интервью, в котором Вы отметили, что в этом сборнике предполагается дать Цикл "Луна в зените". Этого не было, но был дан цикл "Нечет". Как был составлен этот сборник?

А. - Перед этим сборником был сборник "Из шести книг" в 1940 году. Во время войны я много работала. И в этот - новый сборник, кроме уже известных стихотворений, должны были войти стихотворения военных лет, ташкентские стихотворения. Почему не вошла туда "Луна в зените"? По-видимому, этот цикл не окончательно офор-мился. Цикл же "Нечет" мне представлялся в то время законченным.

Я. - Почему в сборнике 1960 года нет книги "Anno Domini MCMXXI"? Стихотворения и из этого сборника включены в эту книгу. Когда мы с Владимиром Орловым компоновали этот, последний сборник, то он, очень не любящий иностранные начертания, выпустил этот заголовок.

Я. - Анна Андреевна, где и когда было Ваше первое выступление в печати? Есть указания, что первым выступлением в печати было в журнале "Сириус", который издавал Гумилев во время своего пребывания в Париже, в 1907 году. Журнал этот очень недолго существовал - всего выпущено было три номера. Об этом, например, есть в книге Козьмина "Писатели современной эпохи": "В этом журнале дебютировала Ахматова..."

А. - Нет, это не верно. Я впервые стала печатать свои стихи в журнале "Аполлон" в 1911 году и в акмеистском журнале Цеха Поэтов "Гиперборей" в 1912 году. В журнале же "Сириус" Гумилев напечатал мои стихи по своей инициативе - по памяти и под старой фамилией - Горенко16. Вы знаете - моя фамилия была не Ахматова, а Горенко.

Я. - Да, конечно.

Здесь наш разговор был прерван. Анну Андреевну вызвали к телефону. Пользуясь перерывом, внимательно осматриваю комнату, стараясь запомнить детали.

От окна справа - горка красного дерева, за стеклом разные сувениры. Направо - тумбочка красного дерева, с ящиками и с круглым зеркалом наверху (по-видимому, служащая вместо туалета). Дальше - большая кровать красного дерева, с колонками в четырех углах, увенчанных чашами-светильниками. На правой колонке в изголовье повешены четки деревянные. Над изголовьем - рисунок Модильяни - портрет А. А. Дальше стоит ширма, отгораживающая кровать от второй половины комнаты. Дальше справа - шкаф красного дерева, с глухими дверцами, старинный. Слева напротив - полка-стеллаж с книгами. За ней - рабочий столик, за которым и протекали все наши разговоры. Спиной к окну, в широком кресле, обитом красным бархатом, сидит А. А. В левом заднем углу - небольшая горка. Вдоль задней стены - дубовый резной ларь, в котором разложены папки с бумагами и книги. В правом углу - дверь. Сверху комната освещается небольшим фонарем.

А. А. вернулась, уселась в кресло.

А. - Какой у Вас следующий вопрос?

Я. - А. А., меня интересует история сборника "Белая Стая", изданного в Тифлисе году17. В сборнике помещена незначительная часть стихотворений Вашего основного цикла "Белая Стая". Как производился отбор стихотворений в этот сборник? Вот сборник, я захватил его с собой.

А. - Покажите! Покажите! Я вижу этот сборник первый раз. Это очень интересно. Ничего об этом сборнике не знаю. Возможно, что кто-нибудь из петербуржцев был там и предпринял это издание. Это было сделано без моего ведома. Это так называемое контрафакционное издание. Вы знаете, что такое контрафакционное издание?

Я. - Это издание без разрешения автора.

А. - Да. По прежним законам, при обнаружении такого издания в магазинах, на него накладывался арест и продажа разрешалась лишь в пользу автора. Таких изданий было немало. Вот еще имеется издание моего сборника "Четки", оно было напечатано где-то под Одессой18.

Я. - Это издание без обозначения года издания, без обозначения места издания и издательства?

А. - Вы видели этот сборник?

Я. - Да. Этот сборник у меня имеется."

А. - Я сейчас занесу этот сборник - тифлисскую "Белую Стаю" - в мою библиографию. Сколько в нем страниц? Сколько стихотворений? (Записывает.) Что еще интересует Вас?

Я. - Мне хотелось бы остановиться на статьях Льва Озерова. Им написано о Вас две статьи - в "Литературной газете" и в "Литературной России". Первая статья несколько - осторожная. Вторая статья - "Тайны ремесла" - в "Литературной России" № 5 этого года очень доброжелательная. Интересно, что он перекликается со статьей Валериана Чудовского в пятом номере "Аполлона" за 1912 год. И тот и другой проводят сравнение Вашего творческого метода с методами японского искусства - легким контуром под-черкивать идею, вложенную в произведение. Меня интересует, как Вы относитесь к статьям Льва Озерова?

А. - Лев Озеров - мой большой друг. В своей статье он очень благожелательно и хорошо отзывался обо мне и моем творчестве. Надо сказать, что эта статья была приготовлена для первого номера "Литературной России", но стали откладывать от номера к номеру, и только в пятом номере статья была напечатана. Это не так просто.

Я. - Сколько времени Вы принимали участие в работе Общества ревнителей художественного слова, основанного Вячеславом Ивановым?

А. - Я вступила в Общество по предложению Вячеслава Иванова в 1912 году и была там до самого конца.

Я. - С чем была связана Ваша поездка в Новгород в 1914 году?

А. - В 1914 году, сразу после объявления войны, мой муж, Николай Степанович Гумилев, поступил добровольцем в армию - "вольноопределяющимся". Он был за-числен в лейб-гвардии уланский полк и направлен в этот полк для военной подготовки перед отправлением на фронт. Полк в это время был размещен в Новгороде. Я отправилась в Новгород, чтобы провести с мужем те месяцы, которые остались до его отъезда.

Я. - А поездка в Воронеж в 1936 году?

Я. - Там он и погиб.

A - Да. Он умер 28 ноября 1939 года. Об этом совершенно точно известно. Есть много рассказов и воспоминаний очевидцев.

Здесь наш разговор был прерван: Анне Андреевне вручили конверт большого формата с каким-то официальным штампом.

А. - Интересно, что там прислали? (Вскрывая конверт.) - А! Вот хорошо, что это не напечатано, - сказала она, вынимая два листка со стихотворениями.

- Нет, все-таки напечатали (вынимая газету и разворачивая ее). Газета - "Металлургист Новокузнецка" от 16 марта 1963 года. На первой странице, внизу, напечатаны два стихотворения. Одно - "Один идет прямым путем...", второе - "Что войны, что чума?.."

А. - Ну вот теперь можно внести в библиографию еще одну газету, которой еще там не было, - "Металлургист Новокузнецка". Эти два стихотворения тоже следует внести в цикл "После книги". Запишите в свой список. Я, пожалуй, могу Вам отдать эти копии, которые мне прислали. Даже подпишу их. (Подписывает на каждом листе под стихотворением: "Анна Ахматова"). Пусть это останется у Вас.

Я. - Большое спасибо, Анна Андреевна! Скажите пожалуйста, Анна Андреевна, кроме Вас, в Вашей семье были дети или Вы были единственной дочерью Ваших родителей?

А. - Я была средней. Старше меня было двое и младше двое два брата и две сестры.

Я. - Еще один вопрос о Н. С. Гумилеве. Н. С. Гумилев совершил три путешествия в Абиссинию. Не известно ли Вам, были ли отчеты об этих путешествиях и где они были помещены?

А. - Да, действительно, Николай Степанович три раза был в Африке. Первый раз в 1907 году, он был в Джибути. Второй раз он был в Аддис-Абебе, в Абиссинии. Эти два путешествия он совершил сам, по своей инициативе. Последнее путешествие - в Сомали, в 1913 году. Эта поездка была организована Академией наук и за ее счет. Николай Степанович возглавлял эту экспедицию, имел определенные средства для ее организации отчитывался в ней. Вероятно, есть материалы этой экспедиции, но это - в Академии наук.

Я. - Я очень благодарен вам, Анна Андреевна за все. (Встаю и раскланиваюсь)

А. - Подождите. Я еще что-нибудь скажу. Вот, посмотрите: вырезка из одной газеты двадцатых годов. Георгий Иванов. Он пишет о "Тучке" - о студенческой квартире Гумилева19. Вот пример того, как недобросовестно можно относиться к событиям и людям Прочитайте ее.

Я читаю. Статья в газетный подвал - воспоминание о Кузмине, о Блоке, о Гумилеве - случайные сведения в очень легковесном тоне.

А. - Это все неверно. Он и не мог всего этого знать. Он тогда не бывал у нас и ничего о нас знать не мог. Ни о нашей жизни, ни о том, кто у нас бывал. Вообще все эти люди - Георгий Иванов, Страховский, Оцуп - были значительно моложе Николая Степановича и ничего достоверного не могли написать. Все их "воспоминания" построены на случайных слухах, сплетнях и измышлениях.

Недавно в "Нью-Йорк трибьюн" была напечатана пошлая статья, что большевики разрешили Ахматовой печатать эротические стихи20. А я, слава богу, за всю жизнь не написала ни одного эротического стихотворения, хотя мне никто этого не запрещал.

27 июня 1963 года

Пришел ровно в час дня. Дождь. Открыла сама Анна Андреевна.

А. - Здравствуйте. Вы совсем промокли.

Я. - Здравствуйте, Анна Андреевна. Это ничего. Большое спасибо, что Вы разрешили мне сегодня навестить Вас.

Выходит в соседнюю комнату-кухню. Я сижу, осматриваю комнату. На столе - книга с воспоминаниями. Это макет одного из томов последнего издания "1001 ночи". Я все удивлялся в прошлые посещения, заставая Анну Андреевну с этой книгой в руках, ее повышенному интересу к "Арабским сказкам". Оказалось все просто: она записывала в эту тетрадь свои воспоминания21. На шкафу - две старинных фарфоровых вазы в виде "рогов изобилия", синие с золотом. С изголовья кровати икона была снята. Четки <нрзб.> - за спиной на горке, сверху стоят две небольшие иконы. На стене слева - старый небольшой натюрморт с потускневшими красками - фрукты. От окна налево - деревянный резной медальон-венок и в нем голова юноши в берете диаметром сантиметров тридцать…

А. - Ну вот, нам теперь ничего мешать не будет.

Я. - Анна Андреевна, еще раз разрешите поздравить Вас с прошедшим днем рождения. Я надеюсь, что Вы хорошо провели свой день рождения?

А. - Спасибо. Это все затянулось на два дня. Было много народу. Это очень утоми-тельно. Был один литературовед англичанин. Приехал из Москвы. И опять то же самое, что у всех у них. Он пишет обо мне работу. Считает, что все мое творчество закончилось на "Четках". А все, что дальше писала, их не интересует. Они считают, что после "Четок" я уже ничего не писала, ничего не сделала. Это сознательная тенденция относительно меня, которая проводится многими зарубежными и эмигрантскими литературоведами. ото все перепевы Страховского и других. Они совсем не понимают моего положения Советском Союзе. Конечно, я была под запретом у нас - в конце 20-х, в. -30-х годах. Меня практически не печатали. Но я не переставала работать.

Я. - Достаточно просмотреть Ваши сборники 1940 и 1961 годов, чтобы убедиться - ад стихотворений, и их не мало, датирован годами этого периода - 1924 год, 1925 год, 1927 год, 30-е годы. Какая же может быть речь о том, что Вы в это время не работали?

А. - Конечно, в разные годы, у каждого поэта, писателя продуктивность не одинакова. В конце 20-х годов я писала меньше, в 30-е годы я писала больше, особенно много писала в середине 30-х годов. Но я никогда не переставала работать. Это прямо с какой-то определенной целью хотят меня поставить в такое положение, что вот, Ахматова интенсивно работала, много писала, выпустила ряд сборников и вдруг замолчала - все кончилось. Кому-то нужны эти выдумки. Вот и этот англичанин тоже на той же пози-ции - его интересует мое творчество только до "Четок", а когда я ему возражала, это просто не доходило до него.

Я. - Анна Андреевна, в прошлый раз Вы очень интересно рассказали о создании акмеизма - нового направления в поэзии. О влиянии в этом направлении на Н. С. Гумилева Вашего творчества и творчества О. Мандельштама. Мне хотелось бы больше узнать об истоках акмеизма, об истории его возникновения.

А. - Что же можно здесь дополнительно сказать? Возникло это направление в 1911 году. Был организован "Цех Поэтов", куда входили все акмеисты. Был создан орган акмеистов - журнал "Гиперборей"; с августа или сентября 1911 года он начал выходить22; был выпущен манифест акмеиста Н. С. Гумилевым23. Николай Степанович предложил тогда многим символистам, связанным с нами дружбой и творчеством, в частности М. Лозинскому и В. Гиппиусу, войти в наше объединение. М. Лозинский отказался, сказав: "Я был символистом и умру символистом". Вас. Вас. Гиппиус тоже отказался - так что нас оказалось акмеистов 6 человек (Н. Гумилев, А. Ахматова, С. Городецкий, О. Мандельштам, М. Зенкевич и Н. Нарбут). Конечно, творчество мое и Мандельштама оказало влияние на Н. Гумилева, когда он формулировал основные положения акмеизма, манифест акмеизма. Разве мои "Четки" имеют что-нибудь общего с символизмом? Где тут символизм? Точно также и творчество Осипа Мандельштама: ничего общего с символизмом оно не имело к т ому времени. Оно потеряло всякие связи с ним. Вот о Мандельштаме за границей тоже вымышляют самые невероятные вещи. Этот англичанин, который у меня был, утверждал, что Мандельштама утопили в канаве - так он кончил свою жизнь. Когда я ему говорила, что это неверно, что нам точно известно все о последних днях Мандельштама, он мне не верил, говорил: "У Вас неверные сведения". Не хотел верить, предпочитал другую версию. Вот Нарбут, тот действительно "утонул". Они там, за границей, совсем изолгались и пользуются самыми ненадежными источниками.

Я. - Сейчас должны выпустить "Сочинения О. Мандельштама" в издательстве "Советский писатель", в большой "Библиотеке поэта". Это даст правильную ориентировку читателю. А, - Да, я знаю. Эта книга уже готова и скоро выйдет, Я вхожу в состав редакцион-ной коллегии этой книги. Но не знаю, пойдет ли это на пользу.

Я. - Конечно, должно пойти. В особенности, если книга будет иметь хорошее предисловие - вводную статью - и снабжена хорошим комментарием. Кто это сделал?

А. - И вводная статья, и комментарий в книге хороши. Вводную статью писал Македонов, комментарий Хазин24. Но я не знаю, нужна ли эта книга? Мандельштам Далек от современного читателя. Надо знать очень хорошо те условия, в которых он писал, литературные интересы того времени и все те особенности жизни общества 10-х годов, чтобы ясно представлять творчество Мандельштама - понимать его. Таких людей не так много. Кто по-настоящему любит и понимает Мандельштама, тому этой книги не надо. У них и так все есть, что написал он. А остальным он не нужен - не понятен.

Я. - А Ваша книга, Анна Андреевна? Когда можно ждать ее?

А. - Я уже говорила, что отдавала свой сборник в одно из московских издательств но он пролежал там 9 месяцев без результата. Я забрала его оттуда. Теперь есть указания, чтобы им занялись ленинградские издательства. Когда и как он будет напечатан - трудно сказать.

Я. - Я хотел бы вернуться к Вашему циклу "Реквием". Что положено в основу этого цикла? Когда он создан? Каков его состав?

А. - Как это этот цикл не дошел до Вас? Ведь он уже давно и достаточно широко распространен среди моих читателей. Ну, может быть, у меня будет свободный экземпляр, тогда я Вам дам. Реквием составлен из моих стихов, самые ранние из которых относятся к 1935 году и до 1940 года. Это лишний раз опровергает мнение, что я ничего не писала в 30-е годы.

Я. - Окончательная редакция "Поэмы без героя" к какому относится году?

А. - Окончательная редакция относится к 1962 году. Дайте, пожалуйста, из чемодана сзади Вас желтую папку, я Вам сейчас покажу. (Перебирает папки.) Здесь "Реквиема" нет, а вот последняя редакция "Поэмы без героя". Посмотрите.

Экземпляр полный, с латинским эпиграфом, правками рукой Анны Андреевны. В примечаниях отмечено, что заключительная часть изменена и приводится ранняя редакция (1957 год). Этот экземпляр датирован 1962 годом и в конце подпись: "Анна Ахматова".

А. - У меня сейчас опять ни одного экземпляра. Был для Вас приготовлен, но мне пришлось отдать его. Сейчас в Комарове перепечатывают для меня поэму, и я оставлю Вам экземпляр.

А. - Кто подготавливал? Конечно, я его готовила сама. Главным редактором был Владимир Орлов.

Я. - В каком положении находится сейчас Ваша работа "Пушкин на Невском взморье"?

А. - "Пушкин и Невское взморье". Я эту работу сейчас уже закончила полностью и передала в "Новый мир".

Я. - Можно надеяться, что мы скоро увидим эту работу напечатанной?

А. - Это трудно сказать25.

Я. - Анна Андреевна, у меня еще три вопроса о Николае Степановиче Гумилеве Можно Вам их задать?

А. - Пожалуйста.

Я. - В "Биржевой газете" в 1914 - 1915 годах печатались корреспонденции Н. С. Гумилева - "Записки кавалериста"26. Были ли они в дальнейшем собраны?

А. - Нет, "Записки кавалериста" собраны дальше не были. Они остались в газете. Николай Степанович писал очень много корреспонденции с фронта, которые печатались в "Биржевой газете" под общим названием "Записки кавалериста". Это продолжалось, пока он был в лейб-гвардии уланском полку. Но потом, в конце 1915 года или в начале 1916 года, его перевели в другой полк и начальство ему запретило писать в газеты. Пришлось прекратить27.

Я. - Что Вам известно о повести "Веселые братья..."? Когда Н. С. начал работать над этой повестью? Какова ее идея?

А. - Об этой повести я мало знаю. Н. С. работал над ней, когда был в Лондоне в заграничной командировке. В начале 1917 года Н. С. был отправлен на Солоникский фронт. Туда он ехал через Париж. В Париже он задержался. Жил то в Париже, то в Лондоне. В это время он и писал эту повесть. Я ее мало знаю.

Я. - Когда Н. С. Гумилев начал работу над сборником "Шатер"28?

А. - Это заказной сборник. Он начал этот сборник во время войны, находясь в госпиталях Он был ранен несколько раз, находился достаточно долгое время на излечении, вот в это время он и работал над этим сборником. Потом, в 1921 году, он был в Севастополе и там напечатал этот сборник.

Я - Этот сборник был напечатан также в Ревеле. Причем с очень сильными разночтениями.

А. - Да. За этим сборником приезжали из Риги (?), и Н. С. дал туда подбор сборника "Шатер" в вариантах, сильно отличающихся. Потом сборник переправили в Ревель, там и напечатали.

Я - Вы сказали, что "Шатер" был заказным сборником. Какое издательство его заказывало?

А. - Кажется, Гржебина.

Я. - Еще один вопрос, Анна Андреевна. Чем был обусловлен Ваш переезд в Киев в 1905-м и в 1910 годах?

А. - До 1905 года мы жили сначала недолго в Павловске, а затем в Царском Селе. В 1905 году мои родители разошлись и моя мать с детьми уехала на юг. Там у нас было много родственников со стороны моей матери. В Киеве жила моя двоюродная сестра, я у нее и поселилась. В Киеве в 1906 году поступила в последний класс Фундуклеевской гимназии, ее окончила в 1907 году. Потом мы ездили на юг к маминой сестре. Естественно, что моя мать после развода хотела быть поблизости к своим родным и мы, дети, были вместе с ней. После я снова вернулась в Киев и поступила на Высшие женские курсы. Проучилась там один год. Дальше мы решили снова обосноваться в Петербурге и пере-ехали туда. А затем, в 1910 году, я ездила летом в Киев и провела там лето на даче у зна-комый перед тем как вышла замуж за Николая Степановича.

А. - Нет, ничего. Не спешите. Ко мне в два часа должен прийти Солженицын. Он звонил и просил разрешения зайти. Я сейчас свободна. (Вынимает папку с бумагами, перебирает их.) Меня за границей не хотят признавать совсем после "Четок". Всячески поддерживают легенду, что я все последние годы молчала и ничего не писала. И этот самый англичанин литературовед, который был у меня, пишет сейчас исследование о моем творчестве и тоже только до "Четок". Все последующее они прямо перечеркивают. И это имеет далекие корни. Вот Георгий Иванов пишет обо мне еще в 1928 году - это из нью-йоркского издания "Петербургских зим" было исключено - вот посмотрите, заметка. ..

Передает мне вырезку-подвал из газеты. Там Г. Иванов пишет о Блоке. Кузмине и дальше об А. Ахматовой... Примерно следующего содержания: "Читатель ждет от Анны Ахматовой таких стихов, какие она писала раньше, до революции: На правую руку одела перчатку с левой руки... а не то, что она стала писать позже: "Все расхищено, предано, продано...". Ее стиль, ее творчество кончились, а это новое не найдет читателя..." (Таков смысл заметки).

А. - Вот видите, это совершенно сознательная тенденция показать, что я как поэт, как Ахматова завершила свой путь на "Четках", а дальше ничего не дала. Так писать - значит ничего не понимать в творчестве, в развитии поэта.

Я. - А как же, Анна Андреевна, последующие сборники - "Белая Стая", "Подорожник", "Anno Domini"?

всех этих Ивановых, Страховских, Оцупов, повторяют и многие иностранные литературоведы. Вот письмо Марины Цветаевой ко мне - это копия, два экземпляра. Возьмите один экземпляр себе.

Я. - Большое спасибо. Марина Цветаева меня очень интересует. Я заинтересовался ею, когда познакомился с циклом ее стихотворений, посвященных Вам, в сборнике "Версты", и затем увлекся ее творчеством. Очень сложная и тяжелая жизнь пришлась на ее долю.

А. - Да, у меня есть ее воспоминания. Я их знаю. Вот посмотрите... Вы знаете немецкий язык? Переводы моих стихотворений на немецкий язык. Это прислал мне один немецкий пастор, он живет в Израиле, он занимается литературой и переводит стихи на немецкий язык. Специалисты немецкого языка говорят, что переведено точно и хорошо. Здесь ряд стихотворений с копиями - заберите себе.

Я. - Большое спасибо. Анна Андреевна, были ли собраны Ваши ранние стихотворения, написанные до "Вечера"?

А. - Нет, они не были собраны и не печатались. И я считаю, что это не надо делать не собираюсь делать. Вот Лермонтова и погубило то, что в его собраниях сочинений все о зрелые стихотворения тонут в массе детских и юношеских стихотворений. Его бабушка, которая тщательно, с самого раннего возраста собирала все написанное им, сослужила ему плохую службу. Зачем это надо?

А. - Пушкин - исключительное явление, все, что он писал, - гениально!

Я. - Анна Андреевна, Вы ведь состоите в Пушкинской комиссии Академии наук. Какими вопросами занимается эта комиссия?

А. - С изучением Пушкина - пушкиноведением - сейчас очень плохо. Старые специалисты сейчас уходят один за другим, а молодежь не хочет им заниматься. Это очень трудно: надо знать иностранные языки, надо знать прекрасно историю того времени, жизнь общества, условия жизни, современников Пушкина, их интересы. Это одно же очень сложно, трудно, требует большой культуры исследователя и очень много труда. Чтобы написать одну оригинальную работу, надо очень много затратить времени библиотеках, в архивах и т. д. Это, по-видимому, и отталкивает молодых литературоведов от этого пути. А Пушкинская комиссия почти совсем не работает. Проведет одно-два заседания в год по случаю знаменательных дат - в июне и в феврале - этим и ограничиваются. Собираются в эти юбилейные дни, сделают один-два доклада и этим ограничиваются, друг другу в глаза не смотрят - стыдно!

Я. - Большое спасибо. Теперь, я надеюсь, Вы поедете отдыхать окончательно? А то Вам пришлось поехать в Москву, а сейчас приехать в Ленинград. Это утомительно.

Я. - Какого поэта, Анна Андреевна?

А. - Аргези. И в Ленинград приходится приезжать, здесь уже ничего не поделаешь. Сейчас поеду в Комарово и буду там жить до глубокой осени.

Я. - Вы меня простите, Анна Андреевна. Я у Вас столько отнял времени. Вы, наверное, очень утомились.

А. - Нет, что Вы. Я сейчас свободна. Сейчас ко мне еще придут. Когда вернетесь из санатория, из отпуска, приезжайте в Комарово ко мне на дачу.

Утром, около 11 часов, 26 июня позвонила по телефону А. А.

А. - Здравствуйте, я приехала в Ленинград, и если Вы свободны, заходите. Я дома.

Я. - Здравствуйте, Анна Андреевна. Наконец-то Вы приехали. Разрешите Вас еще раз поздравить с днем рождения. Мне очень хотелось бы Вас увидеть. В какое время можно зайти к Вам?

А. - Можно сейчас.

А. - Я буду свободна до семи часов. В семь часов ко мне придут по делу. д вечером сегодня я уеду в Комарове.

Я - Я обязательно постараюсь быть у Вас часов в пять.

А. - Приходите. Много интересного.

Ровно в пять я был у А. А.

Вот посмотрите: "L'Unita" с заметкой обо мне и Модильяни. Журнал с моей статьей о Модильяни. Эту статью Вы знаете. Вот новый польский сборник моих стихов. Посмотрите.

Я. - Спасибо.

Страница из газеты "L'Unita" с заметкой "Ахматова и Модильяни"29 - фотография 1911 года: А. А. стоит, освещается солнцем, в белом костюме, в белой шляпе.

Толстый журнал, майский номер, на итальянском языке "Европейская литература. Европейское искусство. Европейское кино"30. В нем перевод статьи А. Ахматовой "Модильяни" - воспоминания о встречах в 1911 и 1912 годах, с рядом фотографий:

"L'Unita";

б) фотография 1912 года: сидит без шляпы, в белом;

в) 1924 года: лежит на постели, закинув руку за голову;

г) 1926 года: сидит в кресле в комнате, с короткой прической;

д) 1946 года: стоит, в черном костюме, с сумочкой в руках, надпись: "А. Ахматова во время выступления А. Жданова с речью против ее творчества";

ж) 1963 года: у входа на дачу, с А. Сурковым и двумя итальянскими литераторами;

з) снимок с единственного уцелевшего (из 16-ти) рисунка Модильяни (свинцовый карандаш или уголь), который висит над кроватью А. А.

Сборник стихов, переведенный на польский язык, выпущенный в Воронеже 9 1966 году.

Вскоре вернулась А. А.

Я. - Очень интересно! Вам известно, Анна Андреевна, что в Праге вышел тоже сборник Ваших стихов?

А. - Нет, в Праге еще не вышел. Это объявили преждевременно. Спасибо Вам за поздравление ко дню рождения. Я его получила.

Я. - Как вы провели свой день рождения? "Литературная газета" отметила Ваш юбилей...

А. - Не только "Литературная газета". В "Литературной России" была тоже заметка о юбилее и о вечере, посвященном юбилею. Вы разве не видели? Но я к этому отношусь спокойно. Вот видите, какая куча поздравлений! (Показывает на ларь, на котором действительно лежит груда писем). Все поздравления к юбилею.

"Литературной России" за 26 июня ничего не нашел.

А. - Это было за 19 июня. Сейчас я Вам покажу. (Пошла за портьеру, где стоит кровать.) Вот, смотрите.

Я. - Ах, это я пропустил. (Просмотрел заметку.) Постараюсь обязательно достать.

А. - Ну, это сейчас, наверное, уже невозможно.

Я. - Буду пытаться. Анна Андреевна, как Вы провели время в Москве? Много Работали? Что-нибудь подготовили к печати?

"Бег времени". Его включают в план выпуска 1965 года.

Я. - Его выпускают в Москве?

А. - Нет, в Ленинграде.

Я. - Вы за время пребывания в Москве много напечатали - в "Новом мире", в "Звезде", в "Литературной России", в "Днях Поэзии". В московском "Дне Поэзии" напечатали значительную часть "Поэмы без героя". Когда же эта поэма полностью увидит свет?

А. - Вот в этом новом сборнике "Бег времени" "Поэма без героя" будет напечатана нолностью. Мною подготовлено много. "Новому миру" я передала полный цикл стихов "Requiem". Для "Литературной России" дала также подборку стихов. Перевела много стихов латышского поэта Межелайтиса и перевела хорошо. В Москве я встречалась с латышским писателем... <пропуск> он говорит, что это наиболее точные, наиболее близкие переводы из всех ему известных. Переводила румынского поэта Аргези.

А. - Вы знаете об этом? Да, мне присудили премию - Большую литературную премию Италии - миллион лир. Вот теперь собираюсь в сентябре в Италию для получения премии.

Я. - Это Вам не будет трудно?

А. - Я сейчас чувствую себя очень хорошо. И если так буду чувствовать себя, я смогу поехать. Это все было очень интересно. Я узнала, что мне присуждена премия, и когда меня спросили, где я хочу, чтобы мне вручили премию - в Москве или в Италии на Празднике- вручения премий в мае или в сентябре, я ответила, что буду получать премию в Италии. В мае там стоит очень жаркая погода - я не поеду, а вот в сентябре, если все будет благополучно, я поеду туда: погода будет хорошая и будет легко. Ну вот, согласие я дала, а думаю, как же дальше, надо иметь разрешение на выезд, визу, паспорт, а хлопотать я о себе не хочу. Я считаю, что о присуждении мне премии известно и, следовательно, мне должны выдать соответствующие документы без моего ходатайства. Вскоре мне позвонили из правления Союза писателей, спрашивают, намерена ли я ехать за премией. "Да, намерена". - "Так надо подать соответствующую просьбу, заявление". На это я сказала, заявления подавать не буду, так как о присуждении мне премии знают и если считают, что я могу и должна ехать за ее получением, то соответствующие документы и без моих заявлений будут выданы. Об этом разговоре сообщили Суркову. Он обратился в ЦК. Там ответили: "о премии знаем", "пусть подает заявление", "рассмотрим". Сурков говорил, что Ахматова подавать заявление не собирается и передает разговор со мной. В ЦК отвечают: "обсудим", "сообщим". Потом недели через три звонят из Союза писателей и сообщают: "Анна Андреевна, из ЦК пришло письмо: разрешить поэтессе Ахматовой выехать за границу за получением Литературной премии в Италии. Срок выезда и время пребывания установить по усмотрению Ахматовой, когда найдет нужным и на сколько найдет нужным". Вот после этого, обратилась к Суркову и сказала ему: "Я получила разрешение на выезд за границу. Это все сделано было без моих просьб, а вот теперь, имея это разрешение, я хочу Вас спросить - как Вы думаете, могу ехать за границу я одна, без сопровождающего, после того как отметили мой такой солидный юбилей, после перенесенных инфарктов?"

Сурков: "Думаю, Анна Андреевна, что это нельзя". "Так вот теперь я уже буду просить, чтобы мне разрешили иметь сопровождающего". Сурков: "Кого бы вы хотели взять с собой?" Я назвала троих: Ирину Николаевну (Пунину), ее дочку (Анечку) и мою "московскую дочку" Нину Ольшевскую. С ними я буду совершенно спокойна и уверенна. Кого же из них выберут, мне все равно. Это я предоставляю на усмотрение тех, кто будет выдавать разрешения. Ирину Николаевну и Анечку вы знаете, а с Ниной вы сегодня встретились в дверях, при входе. Сурков сказал, что передаст о моей просьбе. Он снова позвонил в ЦК, рассказал о нашем разговоре. Там ответили: "обсудим", "сообщим". Дня через три звонят из правления и говорят, что в ЦК склонны отпустить со мной москвичку, Нину31.

А. - Я хочу самолетом долететь до Парижа, побыть там немного. Я ведь не была в Париже 50 лет. Со времени встреч с Модильяни. Там много изменилось. Из Парижа мы поедем в Северную Италию. Потом в Рим. А из Рима - на остров Сицилия - там будет Праздник вручения премий. А после этого я, наверное, побуду некоторое время там. Как Вы думаете, за что я получила премию?

Я. - Вы так много работали, Анна Андреевна, последние годы, так много сделали. Вероятно, это за совокупность всей работы...

А. - Я уверена, что премию я получила за "Реквием". Эта вещь произвела большое впечатление. Она в 1963 году вышла в Германии, в Мюнхене, и после этого была переведена на все языки мира, была напечатана во всех странах мира.

Я (вынимая из портфеля мюнхенское издание "Реквиема"). - Анна Андреевна, вот это издание? Вы его видели? Здесь прекрасный ваш портрет Сорина.

Я. - Совсем случайно.

А. - Сколько вы дали за этот сборник? (Видя, что мнусь.) Ну, сколько? Не смущайтесь.

Я. - Я заплатил сорок рублей. Это ведь большая редкость. А для меня это громадная ценность.

А. - Как дорого!

А. - А теперь я вам расскажу о самой большой сенсации. Недели за три до моего отъезда в Ленинград ко мне пришел один очень высокопоставленный человек. Он близок к Аджубею, к редакции "Известий". С ним очень считаются, он пользуется большим авторитетом32. И он мне сказал, что собираются реабилитировать Гумилева, и спросил, как бы я к этому отнеслась. Я сказала, что никогда не верила в виновность Гумилева. Он, конечно, ни в чем не виноват и его реабилитация была [бы] только восстановлением справедливости. Дальше он рассказал, что были подняты дела, связанные со следствием по делу Гумилева, по делу "таганцевского заговора", по делу самого Таганцева, и выяснилось, что собственно никакого "таганцевского заговора" не было. Что Гумилев ни в чем не виноват, не виноват и сам Таганцев ни в чем. Никакого заговора он не организовывал. Он был профессор истории в университете в Ленинграде. Был большим оригиналом, но политикой, а тем более заговорами, не занимался. А было следующее: действительно была группа - пять моряков, которые что-то замышляли и, чтобы отвести от себя подозрения, составили списки якобы заговорческой группы во главе с профессором Таганцевым. Включили в эти списки много видных лиц с именами, в том числе и Гумилева, отведя каждому свою определенную роль. Для того, чтобы самим, таким образом, остаться в тени при любых обстоятельствах. Всего ими в списках было упомянуто 61 человек. Из них казнили - 51 (?). Так вот, весь этот заговор оказался несуществовавшим и теперь, после рассмотрения всех материалов, Гумилев будет реабилитирован. И даже сам Таганцев будет тоже реабилитирован. Вот так мне сказал этот человек, которому нельзя не верить: он слов на ветер не бросает. Потом он увидел у меня 1-й том четырехтомника Гумилева, сказал, что он эту книгу еще не видел, что эту книгу они еще не получали, и попросил у меня ее на несколько дней посмотреть. Я дала. Он ушел, и долго о нем я ничего не слышала. Я уже начала беспокоиться. Недели через две он снова пришел ко мне. Вернул книгу. Я у него спросила: "Ну, как же с реабилитацией Гумилева, Вы не ошиблись?" "Нет, - говорит он, - это вопрос решенный. И в самом скором времени это будет сделано". Далее он сказал, что решено издать сочинения Гумилева, и просил меня порекомендовать кого из писателей следовало бы поставить редактором.

На этом разговор наш прервался, так [как] вошли и сказали,что пришел посетитель.

А. - Я сегодня вечером уезжаю в Комарове. Хочу застать белые ночи на взморье. Но я, наверное, там долго не пробуду. Я здесь оставляю все дела и очень может быть что через несколько дней снова появлюсь здесь. Звоните и заходите.

Я. - Всего хорошего, Анна Андреевна!

2 января 1965 года

В 18. 30 я пришел к А. А. Проводили в комнату А. А.

А. - Здравствуйте. С Новым Годом. (А. А. сидела на кровати.)

Я. - Здравствуйте, Анна Андреевна, очень рад Вас видеть, я совсем не думал, что Вы в Ленинграде. Звонил перед Новым Годом, мне сказали, что Вы выехали из Рима и едете в Москву и пробудете там до середины января. Я послал Вам поздравление с Новым Годом в Москву. Как жаль, что я не знал, что Вы здесь.

Я. - Как Вы себя чувствуете, Анна Андреевна? Вы, вероятно, очень устали с дороги?

А. - Да, дорога была трудная, неудобная, ехали через Сен-Готардский туннель, очень трясло. Хотела ехать обратно другим путем, но сказали - каким путем ехали сюда, таким надо ехать и обратно. Утомительно.

Я. - Как Вы себя там чувствовали, А. А.? Все ли было хорошо?

А. - Было нелегко. Жарко, до 50°.

А. - Все это было в г. Катания. В старинном замке Урсино XII века. Было очень много народа. Пришлось идти по проходу между стульев по залу к президиуму. Там мне председатель вручил конверт. Этот конверт я положила на стол, не посмотрев, в него. Но председатель улыбнулся, взял этот конверт со стола, открыл его, показал, что в нем чек на миллион лир - это премия, и положил мне в сумочку. Затем мне вручили вот этого рыцаря-марионетку. Мужчинам, получающим премию, вручают такую же куклу, но даму в костюме тех времен.

Я. - Вам был вручен какой-нибудь значок, диплом?

А. - Нет, ничего этого не было. Конечно, было бы неплохо, если бы они вручали, например, кольцо-перстень с гербом. Ничего не было. Везде в газетах об этом много писали и поэтому считается, что все и так знают об этом хорошо. Мне там было предложено вот это издание "Божественной комедии" Данте - вот оно лежит сзади Вас - с замечательными рисунками Ботичелли. Это именной том, на нем вытеснено мое имя.

(Том размером 30Х45 см, толщиной 5-6 см, в футляре.)

А. - Было много всего написано. Была статья с безобразной руганью. Вот одна газета с большой статьей. Вот смотрите: статьи на первой странице с продолжением ia третьей, на пятой. Вот фотографии: 12 года и последняя. На последней странице перевод всего "Реквиема". А наши заметки мы собрали, не все, конечно. Передайте мне сумочку! (Передаю.) Вот три газетные вырезки из "Литературной газеты" и "Известий", вот одна из "Литературной России" и вот небольшая заметка Чуковского "Красные костры" в "Неделе". Это, наверное, все у Вас есть?

Я. - Всё, кроме заметки Чуковского. Ее я пропустил. Без Вас вышел восьмой том Тагора с большим количеством Ваших переводов.

А - Да, это мне досталось с большим трудом. Все это было перед самым отъездом. Как понравились Вам переводы? Их там много.

Я - Это громадный труд! Больше 760 строк. Переводы очень хороши, я прочел их интересом, с большим интересом. Затем, вот вышел ленинградский "День поэзии" с Вашими "Песенками". Московский "День поэзии" пока не появлялся. Вот здесь, на 22-й странице. Ваши стихи и после них статья Алексея Павловского к Вашему юбилею.

Я - Статья хорошая.

А. (смотрит "День поэзии", листает). - А это, последнее мое стихотворение откуда они взяли? Вы мне хотите подарить эту книгу?

Я - Мне было бы очень приятно, если Вы ее примете.

А - Спасибо. Мне ее, конечно, пришлют, но пока ее у меня нет. Но деньги уже перевели.

<нрзб.> сборник.

A. - Это что - надо подписать? Напомните.

Я. - Это Вы хотели дать с Вашей подписью москвичу в обмен на ваш двухтомник 22 - 23 годов33.

А. - Ах да! Это я для Вас достану.

Я. - 13 декабря канадское радио сообщало на русском языке, что подготавливается сборник ваших стихотворений на английском языке и что переводы для этого сборника подготавливает посол Канады в Москве.

этот был там.

Я. - Но это переводит посол Канады в Москве.

А. - Да. Но там было очень много разных дипломатов из разных стран.

Я. - Интересно, что подготовкой сборника занимается посол.

А. - Ну, в этом ничего удивительного нет, дипломаты часто занимаются литературоведением, интересуются литературой, поэзией.

А. - Ничего нового там нет, кроме тех двух сборников, которые вышли два года тому назад. Поэзией мало интересуются, мало издают, очень дорого стоит. Мой сборник стоит 3500 лир. Хороший завтрак на двоих из нескольких блюд с вином стоит 2000 лир. Вот какие цены на книги! Переводы плохие.

Я. - А Гумилева издают?

А. - Ничего об, этом не слышала. Вот моя статья о Модильяни итальянским издателем продана в Англию солидному литературному журналу. Должна скоро там выйти с некоторыми дополнениями.

Я. - И с тем же циклом фотографий?

Я. - А об этом Вас поставили в известность? Как-нибудь Ваши интересы обеспечили?

А. - Нет! Что Вы! Все это делается помимо автора.

Я. - А. А., я видел сводный план издания на 1965 год, и там помечен в издательстве "Советский писатель" Ваш сборник "Бег времени" с включением циклов "Полночные стихи", "Реквием" и "Поэмы без героя". Я был приятно удивлен, потому что перед отъездом Вы говорили, что "Реквием" не включается. Правда, Вы говорили, что рецензент, кажется Твардовский, выражал пожелание, чтобы этот цикл был включен в Ваш новый сборник. Может быть, это оказало действие на издательство, а может быть, премия, полученная Вами, и большая популярность "Реквиема" во всем мире.

А. - Вот это очень интересно. "Реквием", конечно, пора печатать. Его переводят на все языки мира. Печатают во всех странах. Это хорошо.

А. - Когда я была там, я получила приглашение из Франции, из Парижа. Приглашали приехать и выступить. Но это не удалось сделать. Вот что я хочу спросить у Вас. Какое Ваше мнение - мнение человека, связанного с научными кругами, - скажите, как по-вашему, случайно или нет сообщение о присуждении мне почетной степени доктора филологии Оксфордского университета появилось во время моего пребывания в Италии? Может быть, это случайно. А может быть, это сделано намеренно.

Я. - Сам факт присвоения Вам этого почетного звания не случаен. Он был оговорен раньше. Еще в ноябре Вы получили телеграмму, где они запрашивали Ваше согласие.

А. - Да. И я тогда же отправила им ответ с согласием. Потом получила от них подтверждение получения моей телеграммы.

Я. - Так как они точно знали, что Вы получаете премию Этна - Таормина, и знали время вручения премии, то очень может быть, что эта торжественная часть - заседание, на котором утверждалась присвоенная Вам почетная степень, специально было организовано в это время, в надежде, что Вам удастся приехать. Это не исключено.

Я. - А. А., Вы в Москве долго задерживались? Были там какие-нибудь запросы к Вам со стороны издательств?

А. - В Москве я была очень недолго. Ко мне никто не обращался там. Меня только посетили трое молодых людей - из них одна девушка, очень симпатичная. Отрекомендовались, что они из АПН - это бывший ТАСС (?), и сказали, что меня разыскивает представитель "Лайфа" - это такой журнал типа нашего "Огонька" - и хочет получить у меня интервью. Я сказала - пусть приезжают в Ленинград. Она меня разыщет в Ленинграде. Вообще, "Лайф" - журнал среднего пошиба. В первом номере "Нового мира" должны появиться мои стихи. Они долго лежали в "Литературной России" и не были напечатаны.

Я. - Какие Ваши ближайшие планы? Поживете ли в Ленинграде или поедете Комарово?

А. - Я сейчас на несколько дней уеду в Москву, потом побуду немного в Ленинграде, а потом поеду в Комарово. Всего хорошего.

14 января 1965 года

В 15 часов позвонила А. А., меня не было дома, придя домой я позвонил в 18 часов и в 18. 45 был у А. А.

А. - Здравствуйте. Садитесь вот сюда. (А. А. сидела за письменным столом, в черном шелковом халате, в сандалиях, прическа - хвостом.)

Я. - Здравствуйте, Анна Андреевна. Как съездили в Москву? Как Вы себя чувствуете?

Я. - Плохо с сердцем? Это, вероятно, погода такая неустойчивая. Я очень чувствую всякую перемену погоды.

А. - Общее состояние нехорошее. А сердце - оно всегда откликается на все. И погода тоже действует. Вообще, чувствую себя неважно. Этот доктор обещал зайти еще раз - и уже не с визитом, как был, а как врач - и как следует осмотреть меня.

Я. - Не собираетесь ли Вы, Анна Андреевна, в ближайшие дни в Комарове?

А - Нет. Не поеду. При такой погоде, как сейчас, там совсем нехорошо. Все будет чувствовать: и аорта, и сердце - все, на воздух выйти нельзя. Да, я Вам приготовила интересный подарок. Вот только куда он делся? (Перебирает бумаги на столе.) Вот пока это - возьмите. (Передает входной билет на заседание Etna-Taormina.) Это Вам интересно? Правда?

А. - Ну, что Вы. Зачем? (Продолжает перебирать бумаги.) Вот могу Вам дать - это у меня второй экземпляр - журнал "L'Europa Litteraria" с моей статьей о Мо-дильяни. У Вас она была на русском языке, в подлиннике, теперь будет и на итальянском. Здесь интересные фотографии. А! Вот она! Вот что я хотела Вам подарить - это пригласительный билет на торжества в Катании. Вот что здесь написано (читает-переводит): "Я почтительно приглашаю Вашу честь на торжественную церемонию вручения VI интернациональной премии за поэзию "Etna - Taormina", которая состоится 12 декабря 1964 года в 17 часов на заседании парламента в замке Урсино, любезно предоставленном для этой цели мэром Катании". Здесь, слева, видите, напечатаны имена всех лауреатов этой премии за прошлые годы, с 1951 года: в 1951 году - Umberto Saba; в 1953 году - Salvatore Quasimodo e Dylan Thomas; в 1956 году - Camillo Sbarbaro e Jules Supervielle; в 1959 году - Jorge Quillen e Diego Valeri и в 1961 году - Tristan Tzaro e Leonardo Sinisgalli. Ну вот, а здесь, ниже, надо вписать мое имя и Марио Луци. Вот еще эта книга будет для Вас интересна. Этот французский сборник моих стихотворений. У меня это дубликат. Возьмите.

Я. - Спасибо, Анна Андреевна, это все очень интересно. Большое спасибо. Вот здесь на французском сборнике Ваш портрет - тот, что помещен в книге Эйхенбаума.

А. - Да, это тот самый. Вот дайте с полки, наверху, газету. (Я достаю.) Нет, не это. Это Бяка - жена Стравинского, Вера Артуровна34.

Я. - Итальянская газета? Вот эта?

Я. - Это замечательный портрет. И как им удалось так хорошо увеличить? Прямо мастерски!

А. - Вот еще интересная вещь. Получила на днях из Америки "Реквием" на чешском языке. Это издала чешская колония в Америке. Прислали мне экземпляр с надписью. Оригинальный рисунок на обложке - тюремная решетка?!

Я. - Да, пожалуй, это решетка. Это в их стиле. А как выполнен перевод? Хорошо ли?

А. - Я внимательно не смотрела. Вообще, плохо переводят.

А. - Да. Вообще, и с группой славянских языков, и с группой романских и германских языков можно справиться. Французский - итальянский - испанский, польский-чешский - болгарский - сербский. Это все не чуждые нам звуки. Вот что совсем чужое - это финский, эстонский, венгерский. Это чужое. Литовский язык тоже малопонятен. У меня, вероятно, будет дубликат польского сборника, я приберегу для Вас.

Я. - Спасибо. А Ваш литовский сборник я попытаюсь выписать из Вильнюса. Может быть и получу. Анна Андреевна, были ли у Вас из издательства? Остановились ли окончательно на составе сборника? Ведь в июле издательством было указано, что в сборник "Бег времени", издаваемый "Советским писателем", включены циклы "Полночные стихи" и "Реквием" и "Поэма без героя".

А. - Я сомневаюсь, что все это будет так. Это какая-то ошибка. Я им даже не передавала "Реквием". У них его нет. Даже есть сомнения в отношении "Поэмы без героя". Что-то не очень хотят ее печатать.

Я. - Я все-таки удивляюсь тому, с каким трудом все это происходит.

"Юность" много писем. В четвертом номере был напечатан ряд стихотворений, в ответ на них пишут, просят прислать сборник моих стихов, другие пишут, что потеряли или пропали во время войны мои сборники стихов, и просят прислать что-нибудь. Но ведь у меня нет моих книжек, я сама не имею своих сборников. Они думают, что у меня их большой запас.

Я. - Это очень интересно и приятно.

А. - Да. Так вот, редактор "Юности" - они ведь письма, направляемые писателю, прочитывают как редакционную почту - предложил мне напечатать в третьем номере, в мартовском этого года, поместить триста строк моих стихотворений. Просил отобрать, но только из уже напечатанного. Я сначала думала, что это очень трудно ведь триста строк - это очень много. Но потом как-то вечером села и быстро отобрала. И написала к ним предисловие. (Берет свою записную книжку - "Тысяча и одна ночь"). Прочитайте.

Я читаю. Содержание, примерно, такое: "Последнее время я получаю много писем от читателей "Юности" с просьбой прислать сборник моих стихотворений. Но у меня их нет, этих сборников. Редакция "Юности" любезно предложила, в ответ на эти просьбы, напечатать ряд моих стихотворений в мартовском номере. Их я дарю, всем обращавшимся ко мне с просьбой, моим читателям. Анна Ахматова".

А. - Ну как?

тысяч.

А. - В этом году тираж 1,5 миллиона. Если все выйдет так, то, конечно, будет хорошо.

Я. - Анна Андреевна, Тагора Вы переводили еще для какого-нибудь тома его собрания сочинений, кроме восьмого тома?

А. - В седьмом томе помещен ряд моих переводов, в восьмом томе очень много.

Я. - Да, в восьмом томе помещено 765 строк.

к торжественному заседанию, на котором будут присуждать почетное звание доктора филологии и облачать в мантию. Просили сообщить также, когда для меня удобно приехать в Оксфорд. Я ответила относительно возможности приезда, написала - должна уточнить, потом дополнительно сообщу. Позвонила Суркову в Москву. Он это встретил кисло. Сказал: "Переговорю и позвоню". Пока еще ничего не ответил.

Я. - Но ведь это будет очень тяжело. Поездка в Италию была такой тяжелой для Вас. А здесь снова такое далекое путешествие.

А. - Это значительно легче. Из Москвы в Париж идут комфортабельные самолеты - "Каравеллы" - три часа. А там несколько часов часов Париж - Лондон, поездом без пересадки. Это ничего. Положите эту газету вот туда, на папки, и дайте папку, там о Кузмине, сверху. Нет, не это и не это. Подождите, я сама. Вот, у Вас есть "Говорит Дидона?

Я. - У меня есть перепечатанная на машинке.

А. - Вот возьмите. Теперь будет в подлиннике. Это Вы знаете?

"Литература и жизнь".

А. - Да.

Я. - Большое спасибо. Анна Андреевна, Вы, наверное, очень устали? Я так задержал Вас.

А - Посидите еще. Сейчас без двадцати восемь. Ко мне придут в восемь. Посидите.

Я - Анна Андреевна. Прошлый раз Вы говорили, что в Москве к Вам заходили трое молодых людей и одна из них - девушка - говорила, что Вас разыскивал представить "Лайфа" - хотел получить от Вас материалы для корреспонденции. Был ли он у Вас?

Я. - Ну как же это так?! Можно понять, когда за границей пишут так, желая показать, что революция заставила Вас замолчать. А здесь? Ведь можно проследить год за годом. До 1923 года выходили Ваши сборники. Потом был перерыв. Но в сборнике 1940 года - "Из шести книг" - появился новый цикл "Ива",где все стихотворения помечены 1922 - 1940 годами. Вы ведь все время работали! А статьи о Пушкине?

А. - Речь идет о стихах. Ведь в этот период, с 1935 по 1940 год, был создан "Реквием". Это очень много.

Я. - Вы начали работу над "Поэмой без героя" в 1940 году. Как же можно так говорить? Это прямо перепевы позиции некоторых западных литераторов. А то, что Вы не печатались с 1923 по 1940 год, в этом, вероятно, не Ваша вина, так же как и после 1946 года.

А. - Ведь в 1925 году было первое постановление, которое налагало на меня запрет. Такое же, как в 1946 году36.

А. - Да. Ну вот, кажется, пришли ко мне. Всего хорошего. Я Вам скоро позвоню. Мы скоро встретимся. До свидания.

Я. - До свидания, Анна Андреевна.

27 января 1965 года

Мне позвонили от А. А. Ахматовой в воскресенье 24 января, спросили, могу ли я зайти к А. А. в один из ближайших дней, договорились на среду 27 января, в 13. 00.

А. - Здравствуйте. Садитесь вот сюда.

Я. - Здравствуйте, Анна Андреевна!

А. - Вот посмотрите, только что получила фотографии из Италии. Это снимали во время церемонии. Хорошие фотографии. (Передает набор из 14 фотографий, на которых показана вся церемония вручения премии в г. Катания в замке Урсино.)

Я. - Как себя чувствуете, Анна Андреевна?

Я. - Чем сейчас Вы заняты?

А. - Сейчас идет подготовка к годовщине смерти Пушкина. Меня просили выступить по телевидению, но я в таком состоянии, что сама, естественно, выступить не могу. Поэтому в сообщении того, кто будет вести передачу, будет сказано о моих работах о Пушкине. Меня просили прочитать ряд стихотворений, посвященных Пушкину. Я просчитала три стихотворения - записали на магнитофон. Во время телевизионной передачи эту запись включат.

Я. - Получили ли, Анна Андреевна, из Москвы разрешение на поездку в Англию?

А. - Нет, пока ничего нет. Я ведь Вам говорила, что я, как только получила из Англии приглашение приехать в Оксфорд на торжественное собрание, сразу позвонила Суркову и сказала об этом. До сих пор он не ответил. Я больше звонить и напоминать не буду. Зачем? Это их дело теперь беспокоиться.

А. - Вы о перевыборе правления Ленинградского отделения Союза писателей знаете? Там было очень интересно. После всех выступлений в дискуссии по докладу Прокофьева, а были, говорят, очень острые выступления, Прокофьев снял свою кандидатуру в правление Союза. Сослался на плохое состояние здоровья. Выбрав новое правление. Теперь во главе будут стоять Дудин и Гранин. Выбрали меня в правление, причем третьей по порядку по числу голосов. Также, третьей по порядку выбрали меня в правление и в 1945 году - 20 лет назад. А потом, вскоре, в 1946 году было выступление Жданова. Выбрали меня также делегатом на съезд писателей. Во главе поэтов Ленинградского отделения сейчас будет Вадим Шефнер. Это порядочный человек.

Я. - Анна Андреевна, скажите пожалуйста, что произошло в 1924 году? Почему был наложен запрет на Ваши стихи? Почему Вас перестали печатать? Почему был уничтожен подготовленный двухтомник ваших стихов?

А. - В 1924 году я получила приглашение из Москвы провести там литературный вечер со своими новыми стихами. Я поехала в Москву и прочитала много стихотворений Я прочитала "Клевету" и ряд стихотворений из последнего издания "Anno Domini" которые раньше не печатались. На вечере присутствовало какое-то высокопоставленно! лицо, которому не понравились мои стихи. И вот, после этого вечера я была запрещена. Меня перестали печатать. Подготовленный к выпуску, уже напечатанный, двухтомник моих стихов был уничтожен. Этот запрет был очень длительный. До 1939 года меня не печатали. Совсем ничего. Я переводила, занималась литературоведением, писала о Пушкине. Меня не печатали. Вот потому, вероятно, сложилась легенда, что я замолчала. Но я непрерывно работала, я не переставала писать стихи. В 1939 году на каком-то литературном совещании меня вдруг вспомнил Сталин: "Где Ахматова?" Ему сказали - в Ленинграде. "Почему ничего не пишет?" Ему объяснили. Рассказали о 1924 годе. "Разрешить ей печататься". Вот, в 1939 год у мне и разрешили снова печататься. Я напечатала ряд стихотворений в 1939 году в журнале. Потом еще. Подготовила и выпустила сборник "Из шести книг". Но после этого сборника опять было запрещено печататься. Сборник вышел в 1940 году, опять попал к Сталину. Ему не понравилось одно из стихотворений. Он не обратил внимания даже на дату. Стихотворение было старое, 1922 года. И опять - теперь уже Сталин наложил запрет. Снова печататься я стала уже во время войны. А после войны, в 1946 году, - выступление Жданова.

Я. - Да. Трудно Вам было. Анна Андреевна, я хотел Вам показать ряд заметок в "Литературной газете", "Известиях", вот Ваша фотография в первом номере "Огонька".

Я. - Теперь стало много появляться заметок о Вас.

А. - Мне брат37 предлагал пересылать вырезки из американских газет и журналов. Там много пишут.

Я. - Это было бы интересно.

А. - К чему это? Да, скажите, как называется улица, параллельная Большому проспекту или Карла Либкнехта? Никак не могу вспомнить. Спрашивала у всех своих - никто не знает. Я на этой улице жила.

А. - Конечно, Большая Пушкарская. Во время войны Николай Степанович заболел был направлен в Петроград лечиться. Его положили в больницу на Петроградской cтороне (Петропавловскую), и я, чтобы быть поближе - мы жили в Царском Селе тогда, сняла комнату на Большой Пушкарской. Вот только в каком доме? Этот дом стоял прямо против улицы, идущей с Большого проспекта (рисует план), третьей улицы от Каменноостровского.

Я. - Это, наверное, дом около Матвеевской церкви. Кажется, это был приходской дом.

А - Это я не помню. По-моему, это не был церковный дом. Но это был большой дом своеобразной архитектуры и в него прямо упиралась улица.

Я. - Надо будет посмотреть, что это за дом.

Вам. (Показывает список, напечатанный на 3 страницах.)

Я. - Анна Андреевна, это так интересно. Здесь все: от Большого Фонтана под Одессой до этого дома. Я Вас очень прошу разрешить мне это переписать. Это важно для меня.

А. - У меня останется список, я Вам потом дам.

Я. - Вы устали наверное, Анна Андреевна. Пожелаю Вам всего хорошего.

А. - Да. До свидания. Спасибо за Большую Пушкарскую.

<осмотрел дом>. Этот дом оказался № 57-а напротив Подковыровой улицы, которая упиралась в него.

21 февраля 1965 года

20 февраля позвонила А. А.

А. - Здравствуйте. Я приехала. Скоро уезжаю в Москву.

Я. - Здравствуйте, Анна Андреевна. Как Вы отдохнули?

Я. - Опубликован результат выборов в ЛО Союза писателей. Очень хотелось бы Вас видеть, Анна Андреевна. Можно надеяться, что у Вас найдется время?

А. - Вы завтра свободны? Можете придти?

Я. - Конечно. В любое время…38

Примечания

"Разговоры с Ахматовой" публикуются по рукописям М. В. Латманизова c незначительными сокращениями.

1 Рубенс П. -П. Письма / Пер. А. Ахматовой; ред. и предисл. А. Эфроса. М.; Л.: Academia, 1933. Ранее Ахматовой были переведены: 1910 год - стихотворение австрийского поэта Р. М. Рильке "Одиночество"; 1920 год - эпитафия португальского поэта Антеру ди Кентала "Заре". Кроме того, весной 1926 года Ахматова переводила Сезанна и Луи-Давида для Н. Н. Пунина (см.: Лукницкая В. Перед тобой земля. Л., 1988. С. 324).

2 В "Списке утраченных произведений" (ГПБ) упоминается "Драма Энума элиш, в 3-х частях: 1) На лестнице, 2) Пролог, 3) Под лестницей. (Сожжена 11 июня 1944 в Фонтанном Доме, написана в Ташкенте 1943 - 1944)". "Энума элиш" (в переводе с аккадского "Когда у...") - древневавилонская (ок. XIV века до н. э.) эпическая поэма о сотворении мира, которую в 20-е годы переводил, вероятно, на русский язык второй муж Ахматовой В. К. Шилейко (1891 - 1930). В 60-е годы Ахма-това пыталась по памяти восстановить текст "сожженной драмы". В черновой редакции 60-х годов по материалам ГПБ "Пролог, или Сон во сне" опубликован М. М. Кралиным в журнале "Искусство Ленинграда" (1989. № 1).

3 Имеется в виду цикл "Шиповник цветет. Из сожженной тетради".

4 Аполлон. 1911. № 4. С. 20 - 22; Гиперборей. 1912. № 1. С. 5 - 6.

"Последняя сказка Пушкина" (Звезда. 1933. № 1. С. 161 - 176).

6 "Адольф" Бенжамена Констана в твор-честве Пушкина" (в кн.: Пушкин: Временник Пушкинской комиссии. М.; Л., 1936. С. 91 - 114); "Каменный гость" Пушкина" (в кн.: Пушкин: Исследования и материалы. М.; Л., 1958. Т. 2. С 185 - 195); "Слово о Пушкине" (Звезда. 1962. № 2. С. 171 - 172).

7 Книгу "Дуэль и смерть Пушкина" Ахматова не завершила. Статьи "Гибель Пушкина" (Вопросы литературы. 1973. № 3. С. 191 - 236) и "Александрина" (Звезда. 1973. № 2. С. 207 - 215) при жизни Ахматовой не публиковались.

8 Статья "Пушкин и Невское взморье" была завершена, но опубликована посмертно (Лит. газ. 1969. 4 июня. С. 7).

9 Ср. в дневниках П. Н. Лукницкого 29. 03. 1925 года запись: "... когда АА (Ахматова. - А. Т.) была в первый раз у Вяч. Ива-нова на "башне" и ее попросили прочесть стихи, она обратилась с вопросом - какое прочесть - к Николаю Степановичу (Гумилеву. - А. Т.)... Николай Степанович указал на это ("Пришли и сказали: "Умер твой брат". - А. Т.) стихотворение" (Лукницкая В. Указ. соч. С. 333).

"Бродячая собака" (Михайловская пл., 5) было закрыто полицией в марте 1915 года. В марте 1916-го в подвале дома, построенного братьями Адамини на углу Марсова поля и р. Мойки, принадлежавшего тогда Д. Л. Рубинштейну, открылось кабаре "Общество интимного театра" (см.: Аполлон. 1916. № 8), которое 25 октября 1916 года было повторно открыто под названием "Привал комедиантов" (см.: Биржевые ведомости. 1916. 27 окт. (9 ноября). № 15887. С. 6).

11 Писательница Е. Н. Ахматова (1820-1904) - предположительно четвероюродная тетка А. А. Ахматовой.

12 Очевидно, ошибка Латманизова: замуж за Егора Николаевича Мотовилова (1781-1837; прадед Ахматовой) вышла Парасковья Федосеевна Ахматова (ее девичью фамилию и взяла А. А. Горенко для своего литературного псевдонима). Бабушка А. А. Ахматовой - Анна Егоровна (1817 - ок. 1863), урожденная Мотовилова, в замужестве Стогова (см.: Черных В. А. Комментарии // Анна Ахматова. Соч.: В 2 т. М., 1987. Т. 1. С. 430).

13 Н. В. Недоброво (1882-1919) - поэт, критик, драматург, друг и вдохновитель многих стихов Ахматовой. Здесь имеется в виду его статья "Анна Ахматова" (Русская мысль. 1915. Кн. 7. С. 50 - 68. 2-я паг.).

14 Строка из стихотворения Б. Л. Пастернака "Гамлет".

"Огонек") (Этот сборник Ахматова подарила Латманизову 21 ноября 1964 года); 2) Стихотворения / Под ред. В. Н. Орлова. Л.: ОГИЗ, 10000 экз.

16 "Sirius - Сириус" - двухнедельный журнал искусства и литературы. Издавался в январе 1907 года в Париже на средства Н. Гумилева, М. Фармаковского и А. Божерянова. Всего вышло три номера. Во втором номере опубликовано стихотворение Ахматовой "На руке его много блестящих колец.. .". Подпись: "Анна Г."

17 Белая стая: Избранные стихотворения Анны Ахматовой. Тифлис: Кавказский посредник, 1919. 34 с.

18 Анна Ахматова. Четки: Стихи. [Одесса] Б. г. 124 с.

19 В 1914 году Гумилев и Ахматова снимали комнату по адресу: Тучков пер., 17, кв. 29.

"Русские переиздают стихи, запрещенные в 20-е годы как эротические" (Нью-Йорк геральд Трибюн. 1961. 24 ноября) Ахматова передала Латманизову. Статья - выразительный документ эпохи - стоит того, чтобы привести некоторые выдержки из нее как пример возмущавшего Ахматову отношения к ней на Западе: "Москва 23 ноября. - Гослитиздат переиздал стихи, которые в течение 40 лет были запрещены советскими властями как эротические и декадентские. Речь идет о стихах Анны Ахматовой, которая до революции 1917 года была знаменитой поэтессой. Сейчас ей 72 года, она живет в Ленинграде, где в течение долгих лет она добывала средства к существованию переводами и исследовательской работой в области литературы. Ее стихи получили известность среди читателей, говорящих по-английски, в переводах Фрэнсис Корнфорд… Ахматова не связала себя открыто с противниками революции и отказалась эмигрировать. Занимаясь скромными историко-литературными изысканиями и переводами стихов с сербского, корейского и других языков, она достигла взаимопонимания с властями. Будучи в Ленинграде, я получил разрешение посетить Ахматову. Ее маленькую старомодную квартиру, в которой она живет вместе со своей молодой племянницей и двумя большими котами, я отыскал в грязном переулке. Вместе с одним русским знакомым я зашел в ее комнату. Очень просто обставленная каморка размером, была не больше просторной ванной комнаты. Хозяйка сказала, что почти вся ее мебель пошла на дрова во время блокады Ленинграда в 1941 - 1943… Поверх черного платья она накинула фиолетовую шаль, что придавало ей сходство с Эдит Ситуэлл. Как мне показалось, Ахматова держалась очень настороженно... У меня сложилось впечатление, что она, быть может, о многом говорила бы более свободно, если бы ее не стесняло присутствие ее соотечественника. "Сейчас у меня нет разногласий с Союзом писателей", - заявила она... Считает ли она, что русские сегодня счастливее, чем до революции? Вот все, что она захотела сказать по этому поводу: "По-моему, люди стали глубже и мудрее и научились больше понимать друг друга".

21 Записная книжка Ахматовой (макет тома "1001 ночи") хранится в ЦГАЛИ (Ф. 13. Ед. хр. 110).

22 Первый номер "Гиперборея" вышел в октябре 1912 года. Всего вышло десять номеров.

23 Гумилев Н. С. Наследие символизма и акмеизм // Аполлон. 1913. № 1. С. 42 - 45.

24 Мандельштам О. Э. Стихотворения / Вступ. ст. А. Л. Дымшица; комм. Н. И. Харджиева. Л., 1974. (Б-ка поэта. Большая сер.). Работа над изданием этой книги началась еще в 1962 году. Возможно, главный редактор "Библиотеки поэта" В. Н. Орлов консультировался у Ахматовой по каким-либо вопросам издания, но в редколлегию "Библиотеки поэта" она никогда не входила. Ахматова была членом комиссии по литературному наследию О. Э. Мандельштама (председатель И. Эренбург). А. В. Македоновым действительно была написана вступительная статья, на которую дали положительные отзывы В. М. Жирмунский, А. А. Ахматова и Н. Я. Мандельштам. Македонов отказался от купюр, которых требовала редакция, и его статья была заменена статьей Л. Я. Гинзбург, также отвергнутой цензурой. Издание вышло с комментариями Н. И. Харджиева, но не исключено и предполагаемое в 1962 - 1963 годах участие Е. Я. Хазина (1893-1973), брата Н. Я. Мандельштам. Эти сведения любезно предоставили мне Э. Г. Герштейн и А. В. Македонов. Пользуюсь случаем, чтобы поблагодарить их.

26 "Записки кавалериста" печатались в "Биржевый ведомостях" с февраля 1915-го по январь 1916 года.

27 28 марта 1916 года Н. С. Гумилев был произведет в прапорщики с переводом в 5-й гусарский Александрийский полк.

28 Стихи об Африке, вошедшие в книгу "Шатер", Гумилев начал писать в конце 1918 года. В ревельском издательстве "Библиофил" "Шатер" печатался по рукописи, переданной Гумилевым издательству в июне 1921 года. В Севастополе (издательство не указано) "Шатер" вышел с большими, по сравнению с ревельским изданием, сокращениями - напечатано 12 (в ревельском издании - 16) стихотворений с несколькими выпущенными строфами - и посвящением: "Памяти моего товарища в африканских странствиях Николая Леонидовича Сверчкова", отсутствующим в ревельском издании.

29 L'Unita. 1964. 24 мая.

"В поездке в Италию Ахматову сопровождала И. Н. Пунина).

31 Дополнительные сведения в воспоминаниях И. Н. Пуниной "О Валерии Срезневской": "В 1962 году Анна Андреевна прочитала книгу С. К. Маковского "На Парнасе "Серебряного века" (Мюнхен, 1962)... особенно возмутило ее то, что было написано о Н. С. Гумилеве и об их отношениях. В то время, исподволь нащупывая благоприятную почву, она хотела добиться реабилитации Гумилева. Она вызвала к себе П. Н. Лукницкого... По просьбе Анны Андреевны Лукницкий через прокурора Малярова познакомился в арзиве с делом Гумилева, и казалось, что можно ходатайствовать о снятии запрета с его имени... В этих хлопотах большую поддержку Анне Андреевне постоянно оказывал Валентин Петрович Гольцев (курсив мой, - А. Т.) - тогда один из редакторов "Известий". Но появившиеся западные публикации снова бросили тень на имя Николая Степановича..." (Звезда. 1989. № 6).

32 Ср.: Терехов Г А. Возвращаясь к делу Н. С. Гумилева // Новый мир. 1987. № 12. С. 257 - 258. Вопрос о существовании "таганцевского заговора" и о причастности к нему Гумилева окончательно не решен.

33 Речь идет о двухтомнике, издававшемся в кооперативном издательстве А. И. Гессена "Петроград" под редакцией П. Н. Лукницкого. Договор с Ахматовой на издание этого двухтомника Гессен заключил в июне 1924 года. Первый том должен был появиться в свет в 1925 году, второй - в 1927-м. Предполагаемый тираж каждого тома - 4000 экз. Второй том должен был печататься с обложкой Е. Белухи и медальоном Е. Данько. 18 мая 1927 года Ахматова сообщала в письме к Н. Н. Пунину в Японию: "Сегодня звонил Арнольд Ильич (Гессен. - А. Т.) о книгах. Там опять что-то налаживается и что-то разлаживается. Предпочитаю не вникать" (ЦГАЛИ. Ф. 2633. On. 1. Ед. хр. 8. Л. 9). Издан двухтомник не был. Гранки 1-й и верстки 2-й корректур этого издания хранились в Москве у П. Н. Лукницкого (подарены ему Ахматовой 2 авг. 1927 года; в 1989-м переданы В. К. Лукницкой в музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме) и у А. И. Гессена. Очевидно, у последнего и просил Ахматову Латманизов выменять для него корректуру двухтомника.

34 В. А. Стравинская (род. 1892; урожденная де Боссэ); она же - В. А. Шиллинг (по первому мужу) - актриса Московского Камерного театра Таирова. Во втором замужестве (1916) - вторая жена С. Ю. Судейкина. В третьем - И. Ф. Стравинского. Эмигрировала (с Судейкнным) в 1917 году.

36 Подробнее об этом Ахматова пишет в черновике (ГПБ), озаглавленном "К пятидесятилетию литературной деятельности. Лекция "Ахматова и борьба с ней":

"А лебедя - за ахматовщину.

Мои стихи в "Аполлоне" весны 1911 г<ода>. Немедленная реакция Буренина в "Новом Времени", кот<орый> предполагал, что уничтожил меня своими пародиями, даже не упоминая мое имя. В 1919 г<оду> меня уничтожали Бунин в Одессе (Эпиграмма "Поэтесса") и Брюсов в Москве (в честь Аделины Адалис). Затем с 1925 года меня совершенно перестали печатать (роль статьи К. Чуковского) "Две России") ("Две России" - лекция К. И. Чуковского, которую он неоднократно читал в 1920 году; статья "Ахматова и Маяковский" была напечатана в "Доме искусств", № 1 еще в 1921 году. - А. Т.) и планомерно и последовательно начали уничтожать в текущей прессе (Лелевич в "На посту" (1923. № 2/3. - А. Т.), Перцов в "Жизни Искусства" (1925. № 43. - Л. Г.).

Степанов в "Ленинградской) Правде" и множество других). Можно представить себе,какую жизнь я вела в это время. Так продолжалось до 1939 г<ода>, когда Сталин спросил обо мне на приеме по поводу награждения орденами писателей.

<в> журналах Ленинграда, и тогда же издательство "Сов<етский> Пис<атель>" получило приказание издать мои стихи. Так возник весьма просеянный сборник "Из шести книг", которому предстояло жить на свете примерно шесть недель. Отдельной "Ивы" никогда не было, во-преки указаниям за рубежом. На судьбу этой книги повлияло следующее обстоятельство: Шолохов выставил ее на Стал<инскую> премию (1940). Его поддержали А. Н. Толстой и Немирович-Данченко. Премию должен был получить Н. Асеев за поэму "Маяковский начи-нается". Пошли доносы и все, что полагается в этих случаях: "Из шести книг" была запрещена и выброшена из кн<ижных> лавок и библиотек. Италианец Di Sarra почему-то считает этот сборник полным собранием моих стихов. Иностранцы cчитают, что я перестала писать стихи, хотя я в промежуток 1935 - 1940 написала хотя бы "Реквием".

Затем, как известно, я, уже бессчетное количество раз начисто уничтоженная, снова подверглась уничтожению в 1946 <году> дружными усилиями людей (Сталин, Жданов, Сергиевский, Фадеев, Еголин), из которых последний умер вчера, а стихи мои более или менее живы, но имя мое в печати не упоминается (м<ожет> б<ыть> по старой и почтенной традиции и о вышедшей в 1958 г<оду> книжке "Стихотворения" не было ни одного упоминания). Для разъяснения Пост<ановления> 14 ав<густа> 1946 <года> были посланы эмиссары: 1) Фадеев - в Прагу, 2) Вишневский - в Белград, 3) Шагинян - в Ср<еднюю> Азию, 4) Тихонов - в Закавказье, 5) Павленко - в Крым, ах, да, забыла: Жданов - в Ленинград.

II

"Так было над Невою льдистой" и над Москвой-рекой, но примеры, как известно, заразительны.

"и борьба с ней" перенеслась за пределы нашей родины. Там мое положение было еще более безнадежно, потому что моя единственная защита, т. е. сами стихи - отсутствовали, а на их месте были чудовищные переводы-подстрочники с перепутанным смыслом. (См.: Di Sarra - итал<ьянские> и Lafitte - французские) и не менее чудовищные слухи, вроде моей безнадежной страсти к А. Блоку, которая почему-то всех до сих пор весьма устраивает*. Кроме того, вин у меня набралось порядочно. Кто-то обвиняет меня в том, что я не символистка. Кто-то противуставляет меня "новаторам" и непрерывно сдает в архив. Шацкий утверждает, что Г(умиле)в считал "мои стихи - времяпрепровождением жены поэта" (вопреки всем печатным отзывам Н<иколая> С<тепановича> ). Георгий Иванов всю жизнь под диктовку Одоевцевой старался как-нибудь уколоть меня, начиная со своих бульварных "Петербургских зим". Харкинс, не знаю под чью диктовку и с какой целью, в своем "Алфавите русской литературы" написал нечто столь непристойное, что, когда я пытаюсь пересказать это кому-нибудь из знакомых, мне просто не верят. Каковы же были его источники!? Пьер Сегер выносит на обложку книги переводов моих стихов (1959), заманчивое сведение о том, что я была разведена два раза (и это на обложке!** причем первый раз я была принуждена это сделать, а случилось это перед Революцией. Бедный мой разводик! (начало августа 1918 г<ода>). Думал ли он, что ему будет такая честь, что через сорок лет он будет выглядеть как мировой скандальный процесс. А я даже никуда не ходила, ни с кем не говорила, абсолютно не знаю, как это происходило. Я просто получила бумажку, что разведена с таким-то. Был голод, был террор - все куда-то уезжали (многие навсегда), быта не было, все разводились. Нас так давно уже привыкли все видеть врозь, никто не интересовался чужими делами. До того ли было! "И вот проходит сорок лет, и я узнаю, что перед Революцией была принуждена развестись. Почему перед, почему принуждена! Кого я должна благодарить за такую информацию. Вероятно, давший такие роскошные сведения пожелал остаться неизвестным, как говорили в старину.

(Случайно сняв у друзей книгу с полки (у Р-ких), узнаю, что я amie intime и, кого бы вы думали? - Пастернака - открытие R. Ragna, которое, вероятно, никто не будет у него оспаривать.)".

что она - Кармен, никто не сомневался и т. д.

** Я из озорства проверила: только обо мне одной X. (П. Сегер) пишет о разводе, хотя почти все, о ком он пишет были разведены и хорошо еще если один раз (Толстой, Симонов, Берггольц и т. д.).