Примечания
1* Оглавление сборника "Дикое мясо" (автограф Анны Ахматовой, 1960-е гг.) см. на стр. 48-49.
1. Судя по ахматовским дневникам, знакомство А. А. Ахматовой и В. С. Муравьева произошло, скорее всего, не позднее сентября 1962. 23 сентября 1962 г. Ахматова записала: "Первое московское воскресенье <…> [(Днем - Надя и Володя)]" (Записные книжки, с. 258). "Надя" - Надежда Мандельштам, пришедшая к Ахматовой, вероятно, с Муравьевым. 23 декабря 1962 г. Ахматова сделала в дневнике помету: "... в 5 ч. дня Володя Муравьев" (там же, с. 268).
2. Тышлер Александр Григорьевич (1898-1980) - график, живописец, театральный художник.
С Ахматовой периодически встречался, начиная с 1930-х гг. Создал серию ее карандашных портретов в 1943 г., в Ташкенте, в период эвакуации. Из воспоминаний Тышлера: "Мы говорили о поэзии. Анна Андреевна чиала свои новые стихи. <…> Создавалось своеобразное мягкое звучание тишины... Это помогло мне увидеть и нарисовать Ахматову" (Тышлер А. Г. Я помню Анну Ахматову // Воспоминания, с. 401, 403). Ахматова писала о Тышлере: "Потом я встретила художника - Александра Тышлера, который так же, как Модильяни, любил и понимал стихи. Эта такая редкость среди художников!" (Воспоминания, примеч., с. 702). Ахматова выражала желание, чтобы ее сборник 1943 г. вышел в оформлении Тышлера, а сборник 1958 г. - с портретом его работы, однако этого не произошло (Чуковская,. т 1, с. 464. 19 июня 1942. А также: т. 2, с. 232. 19 сентября 1956). В 1965 г. Ахматова записала в дневнике: "В Ташкенте после брюшного тифа меня рисовал Ал<ександр> Тышлер. Он отдал мне почти все рисунки. Лучшие у Гинзбург, у Берггольц, у Рыбаковой, и у [него] самого художника" (Записные книжки, с. 666). Многие из этих рисунков опубликованы в качестве иллюстраций к статье Ф. Сыркиной "Без котурнов" (ЛУ. 1989, № 3.) В компьютерном каталоге иконографии Ахматовой учтено 15 портретов работы Тышлера, хранящихся в Государственном Литературном музее в Москве (четыре), в МА (два портрета и наброски), в Государственном музее истории Санкт-Петербурга (один) и в частных собраниях. Вероятно, на самом деле рисунков существует больше.
3. Гинзбург Лидия Яковлевна (1902-1990) - прозаик, мемуарист, историк и теоретик литературы. В 1926 г. окончила Институт истории искусств. Член Союза писателей с 1935 г. В 1930-1934 гг. преподавала русскую литературу на рабфаке Института гражданского воздушного флота, в Высшей школе профдвижения, на Курсах профтысячи. В1946-1949 гг. работала на кафедре литературы Карело-финского университета в Петрозаводске. В годы ленинградской блокады была редактором на радио. Доктор филологических наук. Специалист по Вяземскому, Лермонтову, Герцену. В числе трудов Гинзбург - книги "О лирике" (М. -Л., 1964), "О психологической прозе" (Л., 1979), "Литература в поисках реальности" (Л., 1987), "Человек за письменным столом" (Л., 1989).
В 1980-е гг. Гинзбург записала в дневнике: "…после Института истории искусств 20-х гг. учеников у меня не было, потому что ни один ленинградский вуз не пускал меня на порог. Меня запретили. По-настоящему, штатным доцентом я преподавала за свою жизнь три года - в Петрозаводске" (Гинзбург Л. Я. Записные книжки. М., 1999. С. 448). В 1933 г. Гинзбург провела две недели под арестом. Во время блокады Гинзбург начала писать аналитическую прозу "Записки блокадного человека", которые были опубликованы спустя сорок лет. В конце 1952 г. в связи с кампанией против "космополитизма" была подвергнута проработкам и допросам. (Подробно об этих событиях см.: Гинзбург Л. Я. Записные книжки. М., 1999. Записи 1980-х гг. С. 450-454.) Всю жизнь Гинзбург вела записные книжки; отрывки из них она смогла начать печатать лишь в последние годы своей жизни.
Л. Я. Гинзбург - друг Ахматовой с зимы 1926-1927 гг., автор воспоминаний о ней (Гинзбург Л. Ахматова (Несколько страниц воспоминаний) // Воспоминания). Творчеству Ахматовой посвящен ряд страниц в книге Гинзбург "О лирике" (см. главу "Вещный мир"). В МА в составе ахматовской библиотеки находится книга: Гинзбург Л. "Былое и думы" Герцена. Л., 1957 (А-3614). На титульном листе - автограф автора: "Анне Андреевне Ахматовой, / литературу творящей, - от автора / этой книги, литературу толкующей. / Л. Гинзбург. / 17 марта 1957 / Ленинград". Книга содержит многочисленные пометы Ахматовой. Там же хранится оттиск статьи Гинзбург "Пушкин и реалистический метод в лирике" (А-3803) из журнала "Русская литература" (1962, № 1), с ахматовскими пометами и автографом автора: "Анне Андреевне - на высший суд / ЛГ / 11/VI 62". В дневниках Л. К. Чуковской есть запись от 6 декабря 1939 г., содержащая отзыв Ахматовой о Л. Я. Гинзбург: "Человек она внеэмоциональный, холодноватый, но я очень ценю ее голову" (Чуковская, т. 1, с. 61.). О Л. Гинзбург см. также на с. 55; примеч. 51, с. 166; с. 67.
4. Семенко Ирина Михайловна (1921-1978) - литературовед, стиховед, текстолог. Ею подготовлены к печати известные издания Пушкина, Жуковского, Батюшкова.
Семенко - дочь поэта-футуриста Михаила Васильевича Семенко, лидера украинского авангарда в 1910-1920-х годах, расстрелянного в 1937 г. Кончила ЛГУ, затем там же - аспирантуру, ее учителя - Б. Эйхенбаум, Б. Томашевский, Г. Гуковский. Была сотрудником рукописного отдела Публичной библиотеки и преподавателем Библиотечного института в Ленинграде. К этому времени и относится, видимо, ее близкое знакомство с Ахматовой. Семенко скоро становится одним из доверенных людей Анны Андреевны: она слушает "потаенные" стихи Ахматовой, ей доверяется перепечатывать "Поэму без героя", "Реквием", "Листы из дневника" и др. Ахматова ценила Семенко как пушкинистку. Записные книжки сохранили следы бесед Ахматовой и Семенко о Пушкине.
Семенко была близка с Н. Я. Мандельштам; работала над архивом О. Э. Мандельштама, результатом чего стала ее книга "Поэтика позднего Мандельштама", изданная в 1986 г. в Италии, а в 1997 - в Москве. Ахматовский архив, собранный Семенко в годы общения с Анной Андреевной, находится у Е. М. Мелетинского и Е. А. Кумпан. (Комментарий составлен на основе сообщения Е. А. Кумпан. Подробнее о И. М. Семенко - в ее книге "Поэтика позднего Мандельштама", М., 1997, где помещена статья Л. Я. Гинзбург о ней и библиография ее работ).
5. Мелетинский Елеазар Моисеевич (р. 1918) - специалист в области исторической поэтики, сравнительного литературоведения и сравнительной фольклористики. В 1940 г. окончил филологический факультет Института философии, литературы и истории в Москве. В 1941-1942 гг. воевал, был в окружении; с октября 1942 по май 1943 находился в заключении. После освобождения жил в Ташкенте, преподавал в Среднеазиатском университете, защитил кандидатскую диссертацию. С 1946 г. заведовал кафедрой литературы в Карело-финском университете в Петрозаводске. В 1949 г. был арестован как "космополит" и отправлен в лагерь, освободился в 1954 г. Дважды защищал докторскую диссертацию; доктор филологических наук с 1966 г. Член международного Общества повествовательного фольклора (1964). Член научного комитета международного центра по семиотике и лингвистике (Урбино, Италия, 1971). Лауреат международной научной премии Питре (1971). Лауреат Государственной премии (1990).
В числе многочисленных трудов Мелетинского: "Поэтика мифа" (М., 1976) - книга переведена на многие языки; "Введение в историческую поэтику эпоса и романа" (М., 1986). Мелетинский написал воспоминания о самых тяжелых годах своей жизни: Мелетинский Е. М. Воспоминания. На войне и в тюрьме // Мелетинский Е. М. Избранные статьи. Воспоминания. М., 1998.
6. Глен Ника Николаевна - переводчица, сотрудница издательства "Художественная литература", специалист по болгарской литературе. Ахматова "называла ее "болгарской королевой"" (Найман, с. 227). Друг Ахматовой с 1956 г.; с 1958 по начало 1963 г. - ее литературный секретарь (с конца 1962 г. секретарские обязанности стали постепенно переходить к А. Г. Найману). Автор воспоминаний об Ахматовой: Глен Н. Вокруг старых записей // Воспоминания). С 1988 г. - секретарь Комиссии по литературному наследию Ахматовой при Союзе писателей СССР. (Комиссия существовала несколько лет.) Н. Глен совместно с Л. Озеровым составила книгу: Ахматова А. "Узнают голос мой... ". Стихотворения. Поэмы. Проза. Образ поэта. М., 1989.
7. Есть дневниковая запись Ю. Г. Оксмана от 9 декабря 1962 г. о "Реквиеме": "Он впервые только вчера и переписан на машинке. <…> Но самое странное - это желание А. А. напечатать "Реквием" полностью в новом сборнике ее стихотворений" (Оксман Ю. Из дневника, которого я не веду... // Воспоминания, с. 643). В записной книжке Ахматовой есть список, насчитывающий около восьмидесяти человек, - тех, кому в декабре 1962 - январе 1963 гг. она читала или давала в рукописи "Реквием". В их числе и Муравьев (Записные книжки, с. 271-272).
В 1963 г. Г. Струве и Б. Филиппов опубликовали "Реквием" в Германии (Мюнхен). Об этом см. воспоминания Л. Фойера, Р. Фойер-Миллер и статью М. О. Чудаковой "По поводу воспоминаний…" в кн.: Тыняновский сборник. Пятые Тыняновские чтения. Рига-М., 1994). Затем "Реквием" вышел в ряде других стран. В Советском Союзе "Реквием" был издан только в 1987 г. (Октябрь. 1987. N3. Публикация З. Б. Томашевской).
8. Речь идет о главном эпическом произведении А. Ахматовой - о "Поэме без героя" (первоначальное название "Триптих"), которую Ахматова начала писать в 1940 г. в Фонтанном Доме. Первая редакция "Поэмы" была завершена в 1942 г. в Ташкенте. Однако Ахматова продолжала работать над "Поэмой" в течение всей жизни, вставляя новые строфы, создавая "Прозу о Поэме", либретто балета (см.: Ахматова 1998, т. 3; Записные книжки). Последняя запись о работе над "Поэмой" сделана 19 апреля 1965 г., т. е. за год до смерти. В течение всех этих лет рукописные и машинописные списки "Поэмы" в разных редакциях ходили по рукам в близком Ахматовой читательском кругу. "Поэма" печаталась в отрывках, однако при жизни автора ни разу не публиковалась в Советском Союзе полностью. Два варианта "Поэмы" были опубликованы Р. Н. Гринбергом в Нью-Йорке в альманахе "Воздушные пути" (1960, N1; 1961, N 2).
в котором преподавал примерно с 1966 г. Автор многих поэтических сборников, лауреат Государственной премии (1987). В своих воспоминаниях "А. А. Ахматова" Винокуров писал: "Когда Ахматова бывала иногда в Москве, она звонила мне. Я бывал у нее там, где она останавливалась…" (Винокуров Е. Сочинения: В 3-х тт. Т. 3. М., 1984. С. 251). Из воспоминаний следует, что общение было не частым и достаточно поверхностным. В 1961 г. Ахматова подарила Винокурову сборник "Стихотворения" (М., 1961) с надписью: "Евгению Винокурову, от которого я жду стихи" (там же, с. 251). В МА, в составе ахматовской библиотеки хранятся книги Винокурова с его автографами (А-3548, А-3549, А-3738). В их числе: Винокуров Е. Лицо человеческое. Стихи. М., 1960. С инскриптом: "Анне Андреевне / Ахматовой, / великой русской / поэтессе, с любовью / к Вашей поэзии - / считающий себя / Вашим учеником / Евг. Винокуров / 21. 1. 61" (А-3544).
"Так было уже один (а м. б. и не один) раз в 20-х годах, когда еще были живы мои читатели 10-х годов. Тогдашняя молодежь жадно ждала появления какой-то новой великой революционной поэзии и в ее честь топтала все кругом <…> Тогда все ждали чудес от Джека Алтаузена" (Письмо Ахматовой "к NN", 1960 г. Цит. по изд.: Найман, с. 38).
О том же - см.: Чуковская, т. 2, с. 541. 4 ноября 1962.
Алтаузен Яков (Джек) Моисеевич (1907-1942) - в двадцатые годы один из самых популярных комсомольских поэтов; воспевал романтику гражданской войны и первых пятилеток. Родился на одном из Ленских приисков в семье старателя. Одиннадцати лет ушел из семьи. Жил в Харбине, Шанхае, работал на кожевенном заводе в Иркутске. Первые стихи опубликовал в 1922 г. В 1920-х гг. выступал в соавторстве с Б. Ковыневым и А. Ясным (повесть в стихах "Ленинский наказ", 1925; поэма "Отпускник Артем", 1925, и др.) Писал стихи для детей ("Якутенок Олеська", 1927). В поэмах "Безусый энтузиаст" (1929) и "Первое поколение" (1933) создал образы комсомольцев первого поколения. В начале Великой Отечественной войны ушел на фронт. Написал ряд стихотворений о войне. Погиб в бою под Харьковом. См.: Алтаузен Д. Стихи. М., 1971.
11. Изучивший "Дело" Ахматовой, которое хранилось в архивах Управления КГБ по Ленинградской области, бывший генерал КГБ Олег Калугин утверждает, что "Последнее сообщение об Ахматовой датировано 23 ноября 1958 года, уже после официального закрытия "Дела"" (Калугин О. Дело КГБ на Анну Ахматову // Госбезопасность и литература на опыте России и Германии. М., 1994).
"Главное - это величие замысла". См. письмо А. Найману от 2 мая 1964 г., письма И. Бродскому от 15 февраля 1965 г. и от 12 июля 1965 г. (Ахматова 1996, т. 2, с. 243, 253, 255).
13. Об этом - в воспоминаниях Ахматовой о Мандельштаме "Листки из дневника": когда Мандельштам находился в ссылке в Воронеже, "его, с не очень чистыми побуждениями, заставили прочесть доклад об акмеизме. Не должно быть забыто, что он сказал в 1937 году: "Я не отрекаюсь ни от живых, ни от мертвых". На вопрос, что такое акмеизм, Мандельштам ответил: "Тоска по мировой культуре"" (Ахматова 1996, т. 2, с. 169).
14. "Три кита, на которых ныне покоится XX век, - Пруст, Джойс и Кафка - еще не существовали как мифы, хотя и были живы как люди", - писала Ахматова о 1910-х гг. (Ахматова А. Амедео Модильяни // Ахматова 1996, т. 2, с. 149).
Роман Джеймса Джойса (1882-1941) "Улисс" вошел в круг чтения Ахматовой в 1937 г. В "Листках из дневника" Ахматова писала о Мандельштаме в 1937 г.: "В то же время мы с ним одновременно читали "Улисса" Джойса. Он - в хорошем немецком переводе, я - в подлиннике" (Ахматова 1996, с. 172). 22 февраля 1939 г. она сказала Чуковской: "Прошлую зиму я читала "Улисса". Прочла четыре раза, прежде чем одолела. Очень замечательная книга. Правда, на мой вкус там слишком много порнографии" (Чуковская, т. 1, с. 20). 17 октября 1940 г. Ахматова сказала М. Я. Варшавской: "Великая книга. <…> Вы не понимаете ее потому, что у вас времени нет. А у меня было много времени, я читала по пять часов в день и прочла шесть раз. Сначала у меня тоже было такое чувство, будто я не понимаю, а потом все постепенно проступало, - знаете, как фотография, которую проявляют" (там же, с. 211). В 1960-е гг. в записных книжках Ахматова не раз вспоминала, что первоначально у ее "Реквиема" был эпиграф из "Улисса": "You cannot leave your mother an orphan" - "Ты не можешь оставить свою мать сиротой". Позднее Ахматова сделала эти слова эпиграфом к посвященному сыну циклу "Черепки", включившему в себя стихи 1930-х гг. и 1958 г. В 1941 г. Ахматова сказала Чуковской по поводу книги Джойса "Дублинцы": "Рассказы плохие, но мне так интересно их читать. Это то зерно, из которого вырос Улисс, хотя это совсем на Улисса не похоже. Но он возвращается к тем же героям, к тем же темам, глядя на них из другого времени - вот что интересно. Совсем как у меня в поэме" (там же, с. 347. 8 декабря 1941). О рассказе "Мертвые": "Прелестный рассказ. <…> Рассказ совсем не Джойсовский, Улисс - противоположен, тут скорее Пруст…" (там же. 9 декабря 1941). 16 марта 1964 г. Вяч. Вс. Иванов записал: Эти недели Анна Андреевна читает по-английски "Портрет художника в молодости: это еще совсем не "Улисс"" (Иванов Вяч. Вс. Беседы с Анной Ахматовой // Воспоминания, с. 490).
С многотомным произведением" Марселя Пруста (1871-1922) "В поисках утраченного времени" Ахматова познакомилась не позднее 1937 г. 16-17 февраля этого года она писала Пунину в записке из больницы: "Читаю Пруста с ужасом и наслаждением. Думаю, что мы любим его так, как современники любили Байрона" (Виленкин В. Я. Воспоминания с комментариями. М., 1991. С. 460). В 1939 г. Чуковская отметила в дневнике: "Потом мы заговорили о Прусте, и она час целый излагала мне содержание романа "Альбертина скрылась"" (Чуковская, т. 1, с. 33. 20 июля 1939). Имеется в виду предпоследний том указанной эпопеи. В 20-х гг. том выходил по-французски под названием "Albertine disparue". Ныне книга выходит под заглавием "La fugitive" ("Беглянка"). В 1964 г. Ахматова и Чуковская говорили о Прусте в связи с двумя ахматовскими поэмами - "Поэмой без героя" и "Путем всея земли" (1940): "Да, это родственно, - согласилась Анна Андреевна, - это тоже, как сказал Тихонов о "Путем всея земли" - "время назад". И, так же как у Пруста, это ни в какой мере не воспоминания. Времена - прошедшее, настоящее и будущее объединены" (Чуковская, т. 3, с. 175. 12 марта 1964).
"Самое сильное ее впечатление за последние годы - чтение Кафки. Она его прочла по-английски - один томик. Пробовала по-немецки - трудно" (Воспоминания, с. 640). Н. Роскина вспоминала слова Ахматовой о "Процессе" Кафки: "У меня было такое чувство, словно кто-то схватил меня за руку и потащил в мои самые страшные сны" (Роскина Н. "Как будто прощаюсь снова…" // Воспоминания, с. 530). В 1960 г. Ахматова написала стихотворение "Подражание Кафке".
15. Чуковский Корней. Читая Ахматову (На полях ее "Поэмы без героя") // Москва, 1964, N 5. Статья была принята к печати только через два года после написания.
6 ноября 1962 г. Ахматова написала Чуковскому письмо, в котором благодарила за статью: "…какое огромное и прекрасное дело Вы сделали, создав то, что Вам угодно было назвать "Читая Ахматову". <…> Вы сказали о поэме самое нужное, самое главное". (Ахматова 1996, т. 2, с. 233-234).
Критик, литературовед, переводчик, детский поэт Корней Иванович Чуковский (1882-1969) был знаком с Ахматовой с 1912 г. Об их общении см.: Чуковский К. Из воспоминаний. Из дневника // Воспоминания. Более подробно: Чуковский К. Дневник: В 2-х тт. М., 1991, 1994.
В конце 1920 г. К. Чуковский в Петрограде и в Москве выступал с лекцией "Две России. Ахматова и Маяковский" (см. статью: Чуковский К. Ахматова и Маяковский // Дом искусств. 1921, N 1. Перепеч. в изд.: Рro et contra). Чуковский утверждал: "Ахматова и Маяковский столь же враждебны друг другу, сколь враждебны эпохи, породившие их. Ахматова есть бережливая наследница всех драгоценнейших дореволюционных богатств русской словесной культуры. <…> А Маяковский <…> есть порождение нынешней революционной эпохи, в нем ее верования, крики, провалы, экстазы. <…> Для меня эти две стихии не исключают, а дополняют одна другую, они обе необходимы равно" (Рro et contra, с. 234-235). Постулированное Чуковским противопоставление двух поэтов Ахматова считала одной из причин негласного постановления 1924 г. или 1925 г. о запрете на публикацию ее стихов (Записные книжки, с. 379. 1963 г.).
"Малиновые костры", опубликованную в газете "Неделя" (13-19 декабря 1964, № 51) и посвященную вручению Ахматовой премии "Этна-Таормина".
16. Сарнов Б. М. Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко. М., 1993. С. 78.
17. Герштейн Эмма Григорьевна - специалист по русской литературе XIX-XX вв. В 1924 г. окончила факультет общественных наук МГУ. Начала печататься в 1938 г. Работала в рукописных отделах ГБЛ, Исторической библиотеки, в Литературном музее. Герштейн - автор многих исследований о Лермонтове, в том числе - книги "Судьба Лермонтова" (М., 1964) и ""Герой нашего времени" М. Ю. Лермонтова" (М., 1976).
Э. Г. Герштейн - друг Ахматовой. Они познакомились в 1934 г. в доме Мандельштамов, с которыми Герштейн была дружна. Герштейн принимала большое участие в хлопотах по освобождению Льва Гумилева, а также помогала Ахматовой при подготовке публикаций. Ахматова участвовала в защите Герштейн в связи с фельетоном на ее статью "Вокруг гибели Пушкина" (Назаренко В. В покоях императрицы // НМ. 1962. N 2). Письмо в защиту Герштейн, подписанное А. Ахматовой, Вс. Ивановым, С. Бонди, С. Маршаком, было опубликовано в "Новом мире" (1962, N 7). Ахматова хлопотала о приеме Герштейн в Союз писателей, и в 1965 г. Герштейн была принята в Союз. В дневнике Чуковской сохранился отзыв Ахматовой о Герштейн: "Время лермонтовское она знает до тонкости - без ее помощи и мое пушкиноведенье споткнулось бы: архивы, архивы!.. Эмма - надежный друг: я прочно помню, как она ездила навещать Осипа в ссылке… Орденов за это не давали" (Чуковская, т. 3, с. 130. 28 декабря 1963). На книгу Герштейн "Судьба Лермонтова" Ахматова написала рецензию "Заметки на полях" (ЛГ. 16 марта 1965), в которой оценила эту работу очень высоко.
Герштейн - составитель и автор комментария в книге: Ахматова Анна. О Пушкине. Л., 1977 (2-е изд., доп.: Горький, 1984. 3-е изд, испр. и доп.: М., 1989). Совместно с Н. Н. Глен, В. А. Черных и др. Герштейн участвовала в составлении, подготовке текста и комментариев в издании: Ахматова Анна. Сочинения: В 2-х тт. М, 1986. Т. 2: Проза. Переводы. В числе подготовленных Герштейн к печати текстов Ахматовой - публикация писем Ахматовой к ней. Среди них - такое: "Что с вами? Не пугайте меня. Какие там ссоры. Бред. Лучше скажите, как вы без одежды, питья, еды и почти без жилища умудряетесь делать архивные находки. По-моему, вас надо показывать за деньги…" (ВЛ. 1989. N 6. С. 256-265). В 1998 г. в Петербурге вышла книга Э. Герштейн "Мемуары", содержащая автобиографические воспоминания, воспоминания об Анне Ахматовой, Льве Гумилеве, Осипе и Надежде Мандельштамах, о Борисе Пастернаке и др.
"Поэме", пишет: "Чук<овский> - [мастер] шедевр историч<еской> живописи. <…> Вл<адимир > Муравьев, которому уже 23 года, пишет о поэме: "Вечный допрос? - Нет. Нечто более реальное - тождество поэзии и совести, расплата стихами…" (и дальше)…" (Записные книжки, с. 450-451).
См. фрагменты из рукописи В. Муравьева:
"Все решено, все известно. Поэма сходит не по ту сторону смерти (как у Цветаевой в "Поэме воздуха", где "та" сторона глядит мертвеющими зрачками самоубийцы), а по эту. "Река времен в своем теченьи" остановилась и стала "зеркалом страшной ночи". Смерть перестала быть всемогущей загадкой, которая обессмысливает биографии и глотает судьбы. Здесь, в этой реальности - не это важно.
Смерти нет - это всем известно,
Повторять это стало пресно,
<...> "Пятый акт" - это акт последний. И не "конец империи" (это - один из обликов), не конец "старой России" (никакой "новой" России никогда не было, для зрячих только и было, что происходящее на пределе безумия испытание связи "старых" ценностей с человеком) - это - конец истории. Пространственной близости революции в поэме нет, временн?я - внешняя и необязательная. Не война была "прологом" революции, а революция стала ублюдком, выкидышем войны - и при родах ее кончилась история. Начиналось царство коллективных фикций, waste land of hollow men. Здесь уже не маски и не тени, а кровавые куклы, и кровь на месте клюквенного сока.
История в ее драматической, шекспировской постановке, где нравственные и жизненные понятия, может быть, недействительны, но зримы, - кончалась.
…мне нужна будет лира,
Но Софокла уже, не Шекспира…
"узнавать себя" в "зеркале страшной ночи" нет. Пока что это только страшно, скоро станет невозможно. Нужно будет жить без социального отражения, "без героя". Роль героя уже ничья, но роль еще есть, потому что есть пьеса.
<…> Общность маскарада стала общностью судьбы. Но жизнь - это еще не ад, где расплата внелична, где память растворяется в муках. Здесь, на земле - "развоплотиться" - это искушение, болезнь. Сохранить историю значит сохранить память, а за память должен кто-нибудь отвечать.
Выбор пал на автора, как в свое время выбор пал на Данте.
К нему "тема" шлет своих посланцев, обеспамятевших и даже обманных.
У истории нет своего голоса, как у Бога нет "своего" облика; а с некоторых пор у истории нет и драматической разноголосицы. Есть только люди, наказанные даром воплощающей поэтической речи.
"Поэма без героя" - выбор пал на автора. Это не значит, что автор "стал героем", это значит, что у жанра нет посредников, кроме автора, у истории нет ответчиков, кроме его поэтической памяти. Биография автора приобретает смысл и значение поэтического иносказания, ответа за всех. Поэтому такая тяжесть, такая отягощенность могилами, и поэтому
…За одну минуту покоя
Я посмертный отдам покой.
Общая судьба стала значащей, значимой, воплотилась: но условие ее воплощения - тяжесть плоти, тяжесть могильной земли.
Центром поэтической конструкции оказалось сердце автора.
<…> Зеркальная игра отражений остановилась и стала перспективой, где зеркало - прояснившаяся судьба, воплотившаяся история.
Иносказание и событие ныне тождественны во времени, и поэтому вновь возникает двойничество - облик совести в этой открывшейся реальности.
А за проволокой колючей
Я не знаю, который год,
Ставший сказкой из страшной были,
Мой двойник на допрос идет.
"Вечный допрос"? Нет. Нечто более реальное - тождество поэзии и совести, расплата стихами. Тождество истории и биографии, гордость и ясность взгляда. И чудо: поэзия оказывается искуплением, звуконепроницаемость могильной действительности нарушена:
И я слышу даже отсюда -
Звуки голоса твоего.
Торжество: могилы откликаются на звук. Торжество: найден тот уровень сознания и в?дения, на котором звуки складываются в реквием".
Целиком "Заметки вокруг "Поэмы без героя"" будут опубликованы в кн.: Крайнева Н., Тамонцева Ю. К творческой истории "Поэмы без героя". М., 2002 (?).
19. В. Муравьев назван Н. Мандельштам в завещании 1967 г. в числе пяти совладельцев архива О. Мандельштама после ее смерти: "Я прошу моих друзей - Иру Семенко, Сашу Морозова, Диму Борисова, Володю Муравьева и Женю Левитина - принять весь груз, который я столько лет несла…" (Мандельштам Н. Я. Мое завещание. 30 июня 1967. Авторизованная машинопись. МА, ф. 8, оп. 1, д. 6). Впоследствии, в связи с решением Н. Мандельштам передать архив в США, в г. Принстон, завещание было изменено.
когда бывала возможность, для заработка занималась литературной поденщиной - в газетах, на радио. В 1930-е гг., не будучи сосланной, разделила судьбу мужа, отправившись с ним в ссылку сначала в Чердынь, потом в Воронеж. После гибели Мандельштама в лагере (1938 г.) главным делом своей жизни Надежда Яковлевна считала сохранение его архива. В начале 1940-х гг. она экстерном сдала экзамены за университет, много позже защитила диссертацию. Преподавала английский язык в кружках и провинциальных вузах. Прописка в Москве была возвращена ей только в 1964 г., квартира предоставлена - в 1965. В середине 1960-х гг. Н. Я. Мандельштам написала книгу "Воспоминания" (издана в Нью-Йорке в 1970), в начале 1970-х гг. - "Вторую книгу" (издана в Париже в 1972). В России обе книги мемуаров вышли в 1999 в Москве.
О Н. Мандельштам и А. Ахматовой см. примеч. 56, с. 168.
20. "Я считаю, что Цветаева - первый поэт ХХ века" (Волков, с. 59). "Отбрасывание лишнего, само по себе, есть первый крик поэзии - начало преобладания звука над действительностью, сущности над существованием: источник трагедийного сознания. По этой стезе Цветаева прошла дальше всех в русской и, похоже, в мировой литературе" (Бродский И. Поэт и проза // Сочинения Иосифа Бродского. Т. 5. СПб. 1999. С. 134). "Ничто так нас не сформировало - меня, по крайней мере, - как Фрост, Цветаева, Кавафис, Рильке, Ахматова, Пастернак. Поэтому они наши современники…" (Волков, с. 45).
21. Строки из стихотворения М. Цветаевой "Попытка ревности" (1924). Ср. запись А. Г. Наймана об оценке Ахматовой собственного стихотворения "Я не любви твоей прошу…" (1914) и указанного стихотворения Цветаевой: "Ее раздражало ее ранее стихотворение "Я не любви твоей прошу": А этим дурочкам нужней сознанье полное победы, чем дружбы светлые беседы и память первых нежных дней, - "Почему "дурочкам?" - возмущалась она. - Если он предпочел другую, так уж она сразу и дура?" Потому же ей претила цветаевская "Попытка ревности" ("Как живется вам с трухою?", "Как живется вам с стотысячной?") - "тон рыночной торговки"" (Найман, с. 305).
22. Эта оценка "Мемуаров" Э. Г. Герштейн относится прежде всего к главе "Надежда Яковлевна". Об Э. Г. Герштейн см. прим. 17, с. 154.
Гумилевым и стала его ученицей и подругой. Была членом второго и третьего "Цеха поэтов". В 1922 г. вышла первая книга ее стихов - "Двор чудес". В том же году Одоевцева и ее муж Георгий Иванов эмигрировали. Большую часть жизни провели в Париже. В эмиграции Одоевцева издала ряд поэтических сборников, романов и пьес. Последние годы совместной жизни Одоевцева и Иванов провели в приюте для престарелых. В 1987 г., пережив смерть Иванова и смерть второго мужа - писателя и литературного критика Я. Н. Горбова, Одоевцева возвратилась в Ленинград. В Советском Союзе были изданы ее воспоминания - "На берегах Невы" (впервые опубликованы в Вашингтоне в 1967) и "На берегах Сены" (впервые опубликованы в Париже в 1983). По поводу книги "На берегах Невы" З. Шаховская писала: "Воспоминания ее отличаются от всех других воспоминаний своей молодостью, легкостью, беззлобностью" (ж. "Возрождение". Париж. 1968. N 169. С. 117). Книга содержит воспоминания о 1918 - 1922 гг., о встречах с Н. Гумилевым, Г. Ивановым, О. Мандельштамом, М. Кузминым и др. Мемуары Одоевцевой "На берегах Леты" остались незавершенными.
Ахматову Одоевцева впервые увидела в 1918 г. и "только один-единственный раз <…> по-настоящему разговаривала" с ней - в 1922 г. (Одоевцева И. На берегах Невы // Одоевцева И. Избранное. М., 1998. С. 559). Однако в ее мемуарах об Ахматовой (в основном со слов Гумилева) написано много (там же, с. 543-565 и др.). Тон повествования - почтительный и восторженный, но преданные огласке рассказы Гумилева об их семейной жизни не могли не вызвать негодования Ахматовой. Отдельной книгой мемуары Одоевцевой вышли после смерти Ахматовой, но отрывки из них печатались в парижских газетах и журналах, начиная с 1962 г., и отчасти были ей известны. Ее отклик был очень резким: "Ни Одоевцева, ни Оцуп Петербурга и не нюхали. Они появились в 19 г., когда все превратилось в свою противоположность и, во-первых, все уехали. Если Од<оевцева> и Оц<уп> дожили до начала нэп'а - это не меняет дела. Нэп был дьявольской карикатурой на 10-е годы" (Записные книжки, с. 264). Ахматова предполагала, что "источники всех заграничных лжей" о ней - Одоевцева ("хочет быть вдовствующей императрицей"), Оцуп, Георгий Иванов" (Чуковская, т. 2, с. 345. 28 декабря 1958). Между тем у Одоевцевой, по мнению Ахматовой, не было "ни на грош поэтического дара" (Чуковская, т. 2, с. 235. 3 января 1957).
Ахматова считала, что воспоминания Одоевцевой о Н. Гумилеве не соответствуют действительности, в частности, что Одоевцева "возвела напраслину" на Гумилева, когда писала о причине его гибели: "И он, взяв с меня клятву молчать, рассказал мне, что участвует в заговоре" (На берегах Невы, с. 520). Ахматова понимала, что подобные воспоминания помешают возрождению запрещенного имени Гумилева в Советском Союзе. По свидетельству С. И. Липкина, Ахматова "точно знала, что Гумилев в таганцевском заговоре не участвовал. Более того, по ее словам, и заговора-то не было, его выдумали петроградские чекисты для того, чтобы руководство в Москве думало, что они не даром хлеб едят" (Липкин С. Беседы с Ахматовой // Липкин, с. 498). О том же: Латманизов М. В. Беседы с А. А. Ахматовой // Об Анне Ахматовой, с. 520).
Само существование заговора в полном смысле этого слова и мера участия в нем Гумилева являются предметом споров до сих пор. См. материалы "дела" Гумилева в кн.: Лукницкая В. Николай Гумилев. Л., 1990. С. 270 - 295. См. также: Краевский В. П. Дело Таганцева // Дворянское собрание. М., 1996. N 4; Черняев В. Ю. Учредительное собрание или власть советов? (Неизвестный эпизод "Дела Таганцева") // История и революция. Сб. статей к 70-летию со дня рождения О. Н. Знаменского. СПб., 1999.
"Цехе поэтов", в 1916-1917 г. возглавил вместе с Г. Адамовичем второй "Цех"; вместе с Н. Гумилевым, М. Лозинским и Н. Оцупом в 1920 г. открыл третий "Цех". В 1922 г. эмигрировал вместе со своей женой поэтессой Ириной Одоевцевой, жил в Берлине, с 1923 г. - в Париже.
"Бисерным почерком пишете, Lise…" (1913). В 1922 г. Иванов написал стихотворение, в котором упоминал Ахматову: "Январский день. На берегу Невы / Несется ветер, разрушеньем вея. / Где Олечка Судейкина, увы! / Ахматова, Паллада, Саломея? - / Все, кто блистал в тринадцатом году - Лишь призраки на петербургском льду…" (Иванов Г. "Сады" и "розы". Спб. 1993. С. 107). Имя Ахматовой упомянуто и в стихотворении Иванова "В пышном доме графа Зубова…". С посвящением Ахматовой было опубликовано стихотворение "Петр в Голландии". В 1928 г. вышла книга мемуаров Иванова "Петербургские зимы", о которой он сам говорил, что в ней семьдесят пять процентов выдумки и двадцать пять - правды. При этом его персонажи были названы именами реальных людей. В своих дневниках Ахматова неоднократно с возмущением писала об этих мемуарах. "Чувство, с кот<орым> я прочитала цитату из "Пет<ербургских> зим", относящуюся к моим выступлениям ("Дом лит<ераторов>") 1921 г., можно сравнить только с последней главой "Процесса" Кафки, когда героя просто ведут на убой у всех на глазах и все находят это в порядке вещей. <…> Георгий Иванов и Оцуп уже в то время были чрезвычайно заняты всяческой дискредитацией моих стихов. Они знали некоторые подробности моей биографии и думали, что мое место пусто, и решили передать его И. Одоевцевой. <…> Я не стала бы вспоминать об этих делах "давно минувших дней", если бы этой страничке из меморий Г. Иванова так по особенному не повезло в зарубежной прессе. Она стала для всего мира канвой для моей послереволюционной биографии" (Записные книжки, с. 145-146. 13 августа 1961).
25. Поздняев Константин Иванович (1911-2001) - журналист, редактор, исследователь русской поэзии 1920-1960-х гг. Печатался с 1953 г. Автор книг об А. Недогонове, Б. Корнилове, Б. Ручьеве. В 1948-1960 гг. - зам. ответственного редактора журнала "Советский воин". 1960-1962 - зам. главного редактора газеты "Литература и жизнь", в 1962 г. - главный редактор этой газеты, а с 1963 г., после закрытия газеты "Литература и жизнь", - главный редактор сменившего ее еженедельника "Литературная Россия". В 1973-1975 гг. работал в журнале "Знамя". Заслуженный работник культуры РСФСР (1973).
Стихи Ахматовой печатались в газете "Литература и жизнь" 5 апреля 1959 г. и 26 октября 1962 г., в еженедельнике "Литературная Россия" - 24 января 1964 г.
В дневнике Ахматовой за апрель 1964 г. есть пометы, связанные с приближением ее 75-летнего юбилея: "Говорить с Поздняевым о "Новом мире""; "…уладить на июнь стихи в "Лит<ературную> Россию" и "Нов<ый> мир" (Записные книжки, c. 457, 459). Стихи Ахматовой были опубликованы в июньском номере "Нового мира" (1964, № 6). В "Литературной России" (1964, 21 августа) вышла посвященная Ахматовой статья Льва Озерова "Мелодика. Пластика. Мысль".
26. Ср. у О. Э. Мандельштама: "Дошло до того, что в ремесле словесном я ценю только дикое мясо, только сумасшедший нарост:
Все ущелье криком сокола, -
вот что мне надо.
Все произведения мировой литературы я делю на разрешенные и написанные без разрешения" (Мандельштам О. Четвертая проза. М., 1991. С. 189).
После книги "Anno Domini" (1921, переиздана в 1923) ни один сборник стихов Ахматовой не был составлен так, как того хотела она сама: все сборники подвергались жестокой цензуре. Многие из планируемых Ахматовой книг не вышли вообще. Планы неосуществленных книг см. в издании: Записные книжки; Гончарова Н. "Фаты либелей" Анны Ахматовой. М. - СПб, 2000.
"Даты" (МА. Ф. 1., оп. 1, д. 171. 1 л., оборот).
27. "Меньше, чем на драхму, / осталось во мне крови, которая бы не содрогалась. / Я узнаю следы былого пламени". Данте Алигьери. Божественная комедия. Чистилище, песнь 30). Ахматова взяла в качестве эпиграфа к стихотворению "Через много лет" ("Ты стихи мои требуешь прямо…") только две первые строки (см.: Ахматова 1996, т. 1, с. 275). Ср. в переводе М. Лозинского: "... Всю кровь мою / пронизывает трепет несказанный: / следы огня былого узнаю!" Расширенная цитата из 30-й песни "Божественной комедии" (сцена явления Беатриче) дана в воспоминаниях Ахматовой о Мандельштаме "Листки из дневника" (указ. изд., т. 2, с. 164).
28. О пьесе "Пролог" ("Энума элиш", "Сон во сне") см. с. 88; примеч. 51, с. 217.
29. Ср.: "Андрей Вознесенский написал ей на своей книжке: "Анна Андреевна! Вы мой бог". И, подумав, добавил: "Единственный". Анна Андреевна много смеялась, вспоминала из Достоевского: "и цыпленочку"" (Самойлов Д. С. Анна Андреевна // Самойлов Д. С. Памятные записки. М., 1995. С. 381). См. также: Найман, с. 267.
Слова Смердякова в "Братьях Карамазовых": "…У Федора Павловича конверт большой приготовлен, а в нем три тысячи запечатаны, под тремя печатями-с, обвязано ленточкою и надписано собственною их рукой: "Ангелу моему Грушеньке, если захочет прийти", а потом, дня три спустя подписали еще: "и цыпленочку"" (Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. Книга пятая, глава VI // Достоевский Ф. М. Собр. соч.: В 10-ти тт. Т. 9. С. 342).
31. Ср. рассказ Ахматовой, записанный Н. Струве: "Я сказала: "<…> Пишите прозой, в прозе вы неуязвимы, а в стихах ваших мало тайны". А он ответил: "А в Ваших стихах, не слишком ли много тайны?"" (Струве Н. Восемь часов с Анной Ахматовой // После всего, с. 268).
32. Ср. слова Ахматовой в записи Н. Струве: "А когда я читала Матренин двор, я плакала, а я редко плачу" (там же).
33. Роман Владимира Набокова (1899-1977) "Пнин" был написан по-английски и вышел в Нью-Йорке в 1957 г., в переводе на русский - в Анн Арборе в 1983. Одна из героинь романа пишет стихи. Вот то стихотворение, которое прочел А. А. Ахматовой В. С. Муравьев: "Я надела темное платье, / И монашенки я скромней: / Из слоновой кости распятье / Над холодной постелью моей. // Но огни небывалых оргий / Прожигают мое забытье, / И шепчу я имя Георгий - / Золотое имя твое!" (Набоков В. Пнин // Набоков В. Bend Sinister. Пер. с англ., коммент. С. Ильина. СПб, 1993. С. 197). Роман "Пнин" по просьбе Ахматовой, которая хотела "взглянуть, что там написано про нее", принесла ей Л. К. Чуковская. Вскоре Лидия Корнеевна записала в дневнике: "Гневная тема нынешнего вечера - "Пнин" <…>. Книга ей вообще не понравилась, а по отношению к себе она нашла ее пасквилянтской. <…> пасквиль ли [это] на Ахматову? или пародия на ее подражательниц? сказать трудно. Анна Андреевна усматривает безусловный пасквиль" (Чуковская, т. 2, с. 458. 4 февраля 1961). О том же - слова Ахматовой в записи А. Н. Болдырева: "Читала роман Сирина, то есть Набокова, "Профессор Пнин". Там проведена некая антиахматовская тенденция. Он пишет обо мне примерно то же, что Жданов. Хотела рассердиться, но потом решила, что он мелкий пошляк" (Болдырев А. Н. Записи из дневника // Об Анне Ахматовой, с. 308). Отрицательное отношение к себе Набокова Ахматова объясняла антипатией последнего к членам третьего "Цеха поэтов" - Г. Иванову, И. Одоевцевой, Н. Оцупу: "Возможно, что они (Цех поэтов) сначала ориентировались на Н<иколая> С<тепановича> и в честь О<доевце>вой всячески отрывали его от меня. Затем почему-то спохватились, и я оказалась "громким петербургским голосом", и они стали ориентироваться на меня. Тогда все, кто ненавидел их (хотя бы окружение М. Цветаевой и Ходасевича) стали отрекаться от меня, напр<имер>, "проф<ессор> Пнин". Таким образом возник еще один оборотень, кот<орый> циркулирует в зарубежной прессе и носит мое имя" (Записные книжки, с. 116).
Свидетельство об отношении Набокова к Ахматовой содержится в воспоминаниях С. И. Липкина "Вечер и день с Цветаевой". На вопрос Липкина, как "парижане, русские литераторы, относятся к поэтам, работающим на родине", Цветаева ответила: "По-разному. Адамович и Набоков признают только Ахматову и Мандельштама…" (Липкин, с. 408).
"И я помню несколько разговоров с Ахматовой о Набокове, которого она высоко ценила как прозаика" (Волков, с. 273).
34. Ср. слова Ахматовой о рассказах Чехова: "Она же указывала мне на неудачные места в его рассказах - неточности психологические или сюжетные" (Ардов В. Е. Анна Ахматова // Этюды к портретам. М., 1983. С. 56).
Об отрицательном отношении Ахматовой к творчеству Чехова говорят многие мемуаристы. "Чехов противопоказан поэзии (как, впрочем, и она ему). <…> Герои у него скучные, пошлые, провинциальные. <…> Скажут, такова была жизнь, но у Толстого почему-то та же жизнь - другая, и даже третья" (Найман, с. 58). О причине подобных оценок Ахматовой убедительно говорит А. Г. Найман: "Быт, изображенный Чеховым, это реальный быт "чужих, грубых и грязных городов", большую часть детства и юности окружавший и угнетавший Аню Горенко, который Анна Ахматова вытеснила не только из биографии, но и из сознания херсонесским черноморским привольем и царскосельским великолепием. В письмах 1906-1907 годов, адресованных конфиденту, отчетливо проступает слой чеховской стилистики: "Хорошие минуты бывают только тогда, когда все уходят ужинать в кабак…"; "Летом Федоров опять целовал меня, клялся, что любит, и от него пахло обедом"; <…> "Уж, конечно, мне на курсах никогда не бывать, разве на кулинарных" <…>. "Я кончила жить, еще не начиная. Это грустно, но это так". <…> Не Ахматова цитировала Чехова, а Чехов - некую девицу Горенко" (там же, с. 58- 60). Найман видит и другую причину антипатии Ахматовой к Чехову. Обращая внимание на то, что в "Душечке", по словам Анны Андреевны, "высмеяны люди искусства", Найман пишет: "Не "высмеяны люди искусства", а высказана была об искусстве разрушительная для искусства, по крайней мере в том виде, в каком оно сформировалось "серебряным веком", правда" (там же, с. 62).
Об отношении Ахматовой к Чехову см. также на стр. 67; примеч. 5, с. 192.
35. Евангелие от Матфея, V, 8.
у Ардовых на Большой Ордынке, 17. Ардов - автор воспоминаний "Анна Ахматова" (Ардов В. Этюды к портретам. М., 1983).
В МА, в библиотеке Ахматовой, хранится книга: Ардов В. С подлинным верно. М., 1961 (А-3869). С автографом автора: "Ах, Анна Андреевна, / что я ни напишу, / вы потом будете говорить, что у вас / - у феодалов - / так невежливо / не пишут… Так / я уж - просто / изложу: А. А. Ах- / матовой на доб- / рую память. Все! / июнь 61 В. Ардов". В МА находится также книга: Ахматова Анна. Стихотворения. М., 1958 (Инв. № 1021); на титульном листе: "В. Ардову / не поэту но другу / Ахматова / 30 дек. 1958 / Москва". Надпись - со следами правки имени адресата. Возможно, книга первоначально предназначалась для кого-то другого.
В. Ардов - автор шаржа на Ахматову (см. Этюды к портретам, с. 55).
37. Ольшевская Нина Антоновна (1908-1991) - актриса и режиссер, жена В. Ардова, друг Ахматовой. Воспоминания Ольшевской об Ахматовой - см.: Герштейн Э. Г. Беседы с Н. А. Ольшевской-Ардовой // Воспоминания. Ольшевской, с которой Ахматова не раз говорила о Маяковском (см. указ. изд., с. 264, 266), первоначально было посвящено стихотворение "Маяковский в 1913 году" (см.: Ахматова 1996, т. 1, с. 419). В дневнике Ахматовой есть запись: "Прошу Мишу Ардова записать хоть кусок чтения поэмы его мамой" (Записные книжки, с. 248). Т. Айзенман запомнила ахматовскую фразу: "Нина читает "Поэму без героя" лучше всех" (Герштейн Э. Г. Беседы…, с. 270). Испытавшая на себе гнет эпохи (у нее были репрессированы родители), Ольшевская была в числе тех, кто поддержал Ахматову после ждановского постановления. В план главы "Мои современники" неосуществленной книги "Пестрые заметки" Ахматова включила и Нину Ольшевскую. Посвященный ей рассказ должен был называться "И все-таки победительница". Рядом с планом - набросок: "Концовка Н. Ольшевской. <…> Когда (вчера) я рассказала ей мою концепцию, она продолжала мыть ванну своими смуглыми тонкими и сильными руками и совершенно равнодушно сказала: "Ну, хорошо, пусть так…" И все" (Записные книжки, с. 150). Ольшевская находилась с Ахматовой в последние дни ее жизни. За четыре дня до смерти Анна Андреевна сделала надпись на "Беге времени": "Моей Нине, которая все / обо мне знает, / с любовью /Ахматова / 1 марта / 1966 / Москва" (Ардов В. Е. Этюды к портретам, с. 53).
38. "Ребятки ардовские". Алексей Владимирович Баталов (р. 1928) - народный артист СССР, преподаватель, мемуарист, сын Н. Ольшевской от первого брака; Михаил Викторович Ардов (р. 1937) - в молодости журналист, с 1980 г. - священник, настоятель одного из московских храмов, прозаик, мемуарист; Борис Викторович Ардов (р. 1940) - в молодости актер, впоследствии преподаватель ВГИКа, кандидат искусствоведения, мемуарист. А. Баталов, М. Ардов и Б. Ардов опубликовали свои воспоминания об Ахматовой: Ардов М., Ардов Б., Баталов А. Легендарная Ордынка. Сборник воспоминаний. СПб., 1995. Об Ахматовой см. также: Ардов М. В. Вокруг Ордынки (портреты) // Ардов М. В. Вокруг Ордынки. СПб., 2000. А. Баталов - автор живописного портрета Ахматовой (1952), Б. Ардов - ее карандашного портрета (нач. 1960-х), см. Каталог.
"Ольшевский Михаил: Интервью. "Смена", июль 1965"; "Интервью ("Русские новости", "Смена" и т. д.) брал Михаил Ардов" (там же, с. 631, 676; публикация в "Смене", 1965, 6 июля: Ольшевский М. Мысли, планы, дела… Беседа с Анной Ахматовой). В качестве подготовительного материала для статей М. Ардова Ахматова делала в дневнике записи "Для Миши" (там же, с. 691, 695). 6 января 1966 г., лежа в больнице, Ахматова записала: "Миша пишет для Вост<очной> Германии. Сегодня опять придет читать" (там же, с. 693).
Атмосферу в доме Ардовых описывали многие мемуаристы, в частности Н. Ильина: "…было весело, непринужденно, пили чай… Ардов обращался с Анной Андреевной бесцеремонно, называя ее "мама" (с грузинским акцентом) и "мадам Цигельперчик" (с еврейским акцентом)… Нина Антоновна спрашивала с грубоватой заботливостью: "Лекарство опять не приняли?" Отодвигала масло: "Хватит, вам больше нельзя". Мальчики были весело-почтительны. Анна Андреевна <…> смеялась на шутки Ардова, и чувствовалось, что она привязана к Нине Антоновне и к мальчикам и что в этом доме ей хорошо" (Ильина Н. И. Анна Ахматова, какой я ее видела // Воспоминания, с. 571. См. также: Найман, с. 89-93 и др.).
39. Это стихотворение А. Кушнера до сих пор не публиковалось. Текст выверен по автографу, хранящемуся у автора, и целиком приводится с его любезного разрешения:
Но, может быть, чем хуже здесь,
Тем лучше там, куда однажды
От жара смертного и жажды.
Чем хуже здесь, тем лучше там.
И, невозможный в этом мире,
Навстречу выйдет Мандельштам,
И вольно жалоба польется.
А он одно твердит: "Забудь!"
Руками машет, и смеется,
И взор его вдали блуждает,
Где, так стараясь для него,
Флейтист на корточках играет.
27 апреля 1963
"Изящно, прелестно, очень мило <…> У вас поэтическое воображение…" (Кушнер А. С. У Ахматовой // Кушнер А. С. Аполлон в снегу. Л., 1991. С. 381). В 1963 г.: ""О вас в Москве говорят", - сказала как о чем-то важном, достойном быть отмеченным" (там же, с. 383). Однако похвалы не были безоговорочными: "Ваши стихи идут от живописи ХХ века: вещи, предметы, натюрморты. Но надо шире растворить двери, впустить в стихи читателя. Поэт не должен скрытничать, прятаться, - наоборот" (там же, с. 386). Л. К. Чуковской Ахматова сказала о Кушнере: "Интеллигентен, литературен, изящен. Однако, боюсь, нравится ему такое занятие: писать стихи" (Чуковская, т. 3, с. 243. 7 ноября 1964).
"Иногда мне кажется, - пишет Кушнер, - что книга "Ночной дозор", вышедшая летом 1966 года, а еще вернее - "Приметы" могли бы и в самом деле, уже без скидок на возраст, понравиться ей. Впрочем, как знать? Поздняя Ахматова, Ахматова 50-60-х годов, все дальше уходила от предметности, вещности, тончайшего психологического рисунка - к некоторой обобщенности чувств и образов, прежняя конкретность заменялась расширительным, переносным, символическим значением" (Аполлон в снегу, с. 390). Кушнеру ближе раннее ахматовское творчество, которому посвящено его эссе "Поэтическое восприятие мира": "И радуясь тому, что удалось сделать поздней Ахматовой, несмотря на весь ужас и унижения, пережитые ею, я все же хочу еще раз сказать: не заслоняйте раннюю Ахматову поздней, не противопоставляйте "гражданскую позицию и мужество" ее юному "таинственному песенному дару"" (Аполлон в снегу, с. 436-437).
На смерть Ахматовой Кушнер написал стихи "Волна темнее к ночи…", "Вчера, вернувшись с похорон…" (Кушнер А. С. Приметы. Л., 1969), "Поскольку скульптор не снимал…" (Аполлон в снегу, с. 387-388). Голос Ахматовой возникает в стихотворении "Отказ от поэмы" (Кушнер А. С. Письмо. Л., 1974). О ней - стихотворение "Библиотека поэта" (см. сб. стихов, посвященных Ахматовой: И в скольких жила зеркалах) и статья "Анна Андреевна и Анна Аркадьевна" (Новый мир, 2000, № 2).
О В. Муравьеве А. Кушнер сказал комментатору: "Я его очень любил. И мы с ним необыкновенно дружили в 60-е годы и даже еще в 70-е. Он был одним из самых близких моих друзей тех лет и одним из самых ярких людей, которых я знал".
40. <Наброски и варианты драмы "Энума элиш"> // Ахматова 1996, т. 2, с. 287.
"ревизии ахматовского мифа", обнажению "психологической, социальной и культурной подоплеки той технологии власти, которую Ахматова в определенном смысле разделяла с режимом" (указ. изд., с. 213). "Поединок Поэта с Тираном" Жолковский трактует как соперничество Ахматовой, доступными методами создающей собственный культ, с культом Сталина.
42. Ср. запись о "Реквиеме", сделанную 9 декабря 1962 г. Ю. Г. Оксманом: "Я очень удивился, прочитав в цикле политических стихов то, что считал прощанием с Н. Н. Пуниным, - "И упало каменное слово…". А. А. рассмеялась, сказав, что она обманула решительно всех своих друзей. Никакого отношения к любовной лирике эти стихи не имели никогда. (Я все-таки не совсем уверен, что это так.)" (Воспоминания, с. 643). Записи Чуковской, сделанные в 1939 г. и позднее, дают основания считать, что стихотворение "И упало каменное слово…" ("Приговор") изначально входило в состав "Реквиема" (Чуковская, т. 1, с. 37, 73, 179; т. 2, с. 229). 31 января 1940 г. Ахматова, как следует из позднейшего комментария Чуковской, показала ей "на минуту записанный" "Реквием": "чтобы проверить, все ли я запомнила наизусть. Тогда в цикл входили следующие стихи: "Уводили тебя на рассвете", "Тихо льется тихий Дон", "Показать бы тебе, насмешнице", "Семнадцать месяцев кричу", "Легкие летят недели", "Приговор"…" и др. (Чуковская, т. 1, с. 73).
43. "Faciant meliōra potentes" (лат.) - вторая часть латинского выражения "Feci qued potui faciant meliōra potentes": "Я сделал все, что мог; пусть сделает лучше, кто может". Стихотворная парафраза формулы, которой римские консулы заключали свою отчетную речь, передавая полномочия преемнику.
44. Строки из стихотворения Ахматовой "Поэт (Борис Пастернак)" (1936): "…За то, что мир наполнил новым звоном / В пространстве новом отраженных строф…".
Знакомство Ахматовой и Пастернака (1890-1960) произошло, видимо, в январе 1922 г., когда Пастернак приезжал в Ленинград. В апреле 1922 г. он говорил об Ахматовой с М. Цветаевой и назвал как ее "основную земную примету" "чистоту внимания" (Письмо Цветаевой Пастернаку от 29 июня 1922 г. // Переписка Бориса Пастернака. М., 1990. С. 302). Дружеские отношения двух поэтов, то более, то менее близкие, продолжались всю жизнь.
"Источник", 1999, № 1). В 1929 г. Пастернак написал стихотворение "Анне Ахматовой" ("Мне кажется, я подберу слова…"). Первоначальный вариант стихотворения, который был послан Ахматовой в письме от 6 марта 1929 г., а также ряд писем Пастернака к Ахматовой см. в изд.: Литературное наследство. Т. 93. Из истории советской литературы 1920-1930-х годов. М., 1983. Письмо от 28 июля 1940 г. посвящено выходу - после тринадцатилетнего перерыва - сборника Ахматовой "Из шести книг", а после запрещения этого сборника Пастернак писал: "Могу ли я что-нибудь сделать, чтобы хоть немного развеселить вас и заинтересовать существованьем в этом снова надвинувшемся мраке, тень которого с дрожью чувствую ежедневно и на себе" (указ. изд., с. 662. Письмо от 1 ноября 1940 г.). См. также два письма Ахматовой Пастернаку: Ахматова 1996, т. 2, с. 225-226.
В МА хранится автограф Пастернака на коробке папирос "Казбек": по памяти записана первая строфа особенно любимого им ахматовского стихотворения 1934 г. "Привольем пахнет дикий мед…" (У Пастернака - "Раздольем…". Ф. 5, оп. 1, ед. хр. 10). Там же - инскрипт на листе бумаги (ф. 1, оп. 4, д. 76): "Анне Андреевне / Ахматовой, / которая так много / простила людей, что / простит и 180 стра- / ниц совершенной дре- / бедени / со слабою надеждой, / что Китс и Верлен / может быть займут / ее / преданный и любящий / Б. Пастернак / 15. XI. 40 / Переделкино". Речь идет о книге "Избранные переводы" Пастернака, которая вышла в 1940 г. В ахматовской библиотеке МА находится книга: Гете. Фауст / Пер. Б. Пастернака. Л., 1953 (А-3740) - с автографом переводчика: "Дорогому другу Анне / Андреевне, моей великой / знакомой, милой, беско- / нечно милой и еще более бессмертной / Ахматовой / Б. Пастернак. / 7 января 1954 г. / Москва".
"Избранное" (<Ташкент>, 1943), Пастернак написал на него две рецензии, которые в СССР были опубликованы только в 1989 г. (Звезда, 1989, № 6. Перепеч. в кн.: Pro et contra, т. 1, с. 742-745).
Хотя Ахматова и считала, что "Мандельштам лучше" Пастернака (Лукницкий, т. I, с. 200. 17 июля 1925), однако называла "одним из крупнейших поэтов Европы ХХ века" (Чуковская, т. 2, с. 87. 20 января 1954), считала его книгу "Сестра моя - жизнь" "гениальной" (Записные книжки, с. 209).
С годами желание "перепастерначить" Пастернака, как сказано в стихотворении Ахматовой 1943 г. "А в зеркале двойник бурбонский профиль прячет…", а также убеждение, что Пастернак по-настоящему "не читал" и не любит ее стихи, несколько омрачило их отношения. Л. Чуковская отметила в дневнике, что Ахматова обиделась на очерк Пастернака "Люди и положения" (см.: Чуковская, т. 2, с. 270. 15 октября 1957). Способствовало охлаждению в отношениях и то, что Ахматова в целом не приняла роман Пастернака "Доктор Живаго". "Прочитала до конца роман Бориса Леонидовича. Встречаются страницы совершенно непрофессиональные. <…> И в этом же романе есть пейзажи… я ответственно утверждаю, равных им в русской литературе нет" (там же, с. 271. 4 декабря 1957); "Люди неживые, выдуманные" (там же, с. 273. 24 декабря 1957). О сходстве и различиях в творческой эволюции Ахматовой и Пастернака см.: Иванов Вяч. Вс. Ахматова и Пастернак. Основные проблемы изучения их литературных взаимоотношений // Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т. II. Статьи о русской литературe. М., 2000).
В тот день Ахматова продиктовала Томашевской один из вариантов стихотворения "И снова осень валит Тамерланом…" и написала под ним: "1949-1958. 25 окт. Ленинград" (там же, с. 73, 143, 153). Пастернаку, судя по записи Л. Чуковской, адресовано и стихотворение "Я всем прощение дарую…" конца 1940-х гг. (Чуковская, т. 3, с. 56. 31 мая 1963). Незадолго до смерти Пастернака Ахматова побывала в Переделкине: "Маруся [М. Петровых - О. Р.] сказала, что он плакал, когда ему сказали, что я приезжала узнать об его здоровии" (Записные книжки, с. 83. 15 мая 1960). Памяти Пастернака Ахматова посвятила стихи "Умолк вчера неповторимый голос…" (1960) и "Словно дочка слепого Эдипа…" (1960). О том, что предшествовало созданию стихотворения "Словно дочка слепого Эдипа…", см.: Чуковская, т. 2, с. 258-259. 11 июня 1957). Стихи вошли в цикл "Венок мертвым", в который включено также "И снова осень валит Тамерланом…" и стихотворение "Нас четверо" (1961), посвященное Пастернаку, Мандельштаму и Цветаевой.
К Пастернаку относятся многие дневниковые записи Ахматовой. Неоднократно зафиксирован его отклик на "Поэму без героя" и творчество Ахматовой в целом: "Пастернак Бор<ис> сравнивал мое творч<ество> с фигурами "русской". Лирика - прячась за платочком и отступая. Поэма - раскинув руки, - вперед" (Записные книжки, с. 210. См. также с. 109, 173, 183). Один из пунктов плана неосуществленной книги "Мои полвека" Ахматова обозначила так: "Пастернак в 1935 г. Письмо Сталину" (там же, с. 136. См. также с. 150). Незадолго до смерти, 7 февраля 1966 г., Ахматова записала: "Я знаю, что после Лозинского должна писать о Борисе" (там же, с. 709). Часть дневниковых текстов, вероятно, является набросками воспоминаний о нем (с. 128-129, 188, 297, 644), среди них - такой: "Я сказала Пастернаку: "Вы должны написать Фауста". Он смутился: "Т. е. как? - Перевести?" - "Нет, написать своего". Не оттуда ли слово доктор при Живаго?" (с. 128).
45. Строки из второй части "Поэмы без героя". В одной из записных книжек Ахматовой в строках "Скоро мне нужна будет лира, / Но Софокла уже, не Шекспира. / На пороге стоит - Судьба" последнее слово снабжено примечанием: "Рок, Ананке" (Тименчик Р. Д., Лавров А. В. Материалы А. А. Ахматовой в Рукописном отделе Пушкинского Дома // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1974 год. Л., 1976. С. 78).
Ср. другую запись Ахматовой: "Читательница о Триптихе [Первоначальное название "Поэмы без героя" - О. Р.]: "Это голос судьи. Это действительно лира Софокла"" (Записные книжки, с. 451). О древнегреческом поэте и драматурге (ок. 496-404 гг. до н. э.) написано также стихотворение Ахматовой из цикла "Античная страничка" - "Смерть Софокла" (1961). О Шекспире см. примеч. 4, с. 174.
46. Стихотворение "И это станет для людей / Как времена Веспасиана…" (1964) из цикла "Шиповник цветет".
Веспасиана Тит захватил Иерусалим и сжег Иерусалимский храм. Чтобы подчеркнуть наступивший с его воцарением мир, Веспасиан в 71 г. закрыл храм Януса и произвел закладку храма Мира. Войн все же в его правление было не мало. Веспасиан стремился поправить расстроенные финансы и поднять благосостояние государства, прославился великодушием, щедростью и заботой об искусствах и украшении Рима. В 74 г. изгнал из Рима философскую оппозицию - циников и стоиков, главным образом, за личные нападки на императора и монархию. Его сын Тит, назначенный им префектом преторианцев, раскрыл заговор Цецины. Благодаря своей разумной и осторожной политике Веспасиан, умирая, мог спокойно передать государство своему преемнику Титу.
47. Джойс Дж. Улисс. Пер. с англ. В. Хинкиса и С. Хорунжего. Коммент. Хорунжего. М., 1993. Глава "Вальпургиева ночь", с. 404.
В записной книжке Ахматовой в конце 1962 г. упомянутый Муравьевым фрагмент латинской фразы ("Liliata rutilantium te confessorum") был записан рядом с фразой из "Улисса", ставшей эпиграфом к циклу "Черепки": "You cannot leave your mother an orphan" - "Ты не можешь оставить свою мать сиротой" (Записные книжки, с. 266). Об этом эпиграфе см также примеч. 14, с. 153.)
48. О Берлине см. примеч. 8, c. 142-143. Эпизод, описанный Муравьевым (о том, как Ахматова дала ему прочесть книгу Берлина "The hedgehog and the fox"), она сама прокомментировала в разговоре с Л. К. Чуковской: "Я дала Володе Муравьеву почитать книгу того господина о Льве Толстом ("Тот господин" - у нее всегда "Гость из будущего", Исайя Берлин.) Он пришел в восторг. Объяснял мне, что это гениально. Я слушала молча и смотрела девственными глазами" (Чуковская, т. 3, с. 29. 17 февраля 1963).
Упомянутый В. С. Муравьевым сюжет о Берлине см. в издании: Кралин М. Артур и Анна. Роман в письмах. Л., 1990. С. 214-216. См. также в развернутом виде: Кралин М. Сэр Исайя Берлин и "Гость из будущего" // Кралин М. Победившее смерть слово. Статьи об Анне Ахматовой и воспоминания о ее современниках. Томск, 2000. См. рецензию Р. Тименчика на книгу М. Кралина в журнале "Новая русская книга" (2000. № 6-7).
"В ста зеркалах" ("Полосатая тетрадь"), в которую Ахматова складывала посвященные ей стихи (Рукописный отдел РНБ, ф. 1073, ед. хр. 599), опубликовано Л. К. Чуковской в "Записках об Анне Ахматовой", в рубрике "За сценой" (Чуковская. Т. 3. С. 366-367). Автограф стихотворения, подаренный В. Муравьевым МА: ф. 1, оп. 2, д. 86.
50. 20 октября 1963 г. Чуковская записала в дневнике, что накануне Ахматова прочла вслух ряд посвященных ей стихов, среди них - стихотворение Муравьева, и сказала о Владимире Сергеевиче: "Если окажется, что он, кроме всего прочего, еще и поэт - то, стало быть, он - человек-чудо. Чего только он не знает, чего не изучил! Познания удивительные. И всего двадцать три года - вы подумайте!" (там же, с. 95).
51. Ср. дневниковую запись самой Ахматовой: "…магия, вызывающая головокружение и называемая некоторыми (Л. Я. Гинзбург) запрещенным приемом: ("Не боюсь ни смерти, ни срама / Это тайнопись, криптограмма / Запрещенный это прием")" (Записные книжки, с. 148).
52. Строка из "Поэмы без героя", часть "Решка": Ахматова 1996, т. 1, с. 335.
53. О том, насколько существенны для Ахматовой были отклики Муравьева на ее творчество, говорят ее дневниковые записи.
"Полночных стихов": "Оттого что не названы ни любовь, ни все ее привычные атрибуты, неожиданно все становится гораздо обнаженнее (Вл<адимир> Муравьев)" (Записные книжки, с. 452. 30 марта 1964).
"Вл<адимир> М<уравьев> назвал мою прозу - бесстрашной. Бесстрашие - близость смерти. Самое страшное это забыть, что есть ужас, начать творить уют. Я всегда это говорила и в прозе, и в стихах" (указ. изд, с. 679. Октябрь 1965).
Запись от 25 октября 1965: "Вчера вечером - Володя Муравьев. Зреет на глазах. Хорош. Могуче о стихах. Совсем не в восторге от "Нечета"" (указ. изд, с. 681).
Сост., вступ. ст. Н. Харджиева, послесл. Р. Якобсона. Стокгольм, 1976), а также творчеством В. Маяковского (см.: Маяковский В. В. Полн. собр. соч.: В 12-ти тт. М., 1939-1949. Т. 1 / Ред., коммент. Н. Харджиева), В. Хлебникова, О. Мандельштама. Автор повести "Янычар" (М., 1933), книги "Судьба художника" (М., 1954) - о художнике Федотове и др.
Харджиев - друг Ахматовой с 1930 г. На подаренной ему книге "Бег времени" Ахматова написала: "Пусть эта книга будет памятником нашей тридцатипятилетней ничем не омраченной Дружбы. Николаю Ивановичу Харджиеву Анна Ахматова 30 октября 1965. Москва" (Бабаев Э. Г. А. А. Ахматова в письмах к Н. И. Харджиеву (1930-1960-е гг.) // Ахматовские чтения-2, с. 218). Ахматова советовалась с Харджиевым о своих стихах, прозе, переводах. По словам Ахматовой, Харджиев помогал ей писать исследование о "Золотом петушке" Пушкина: "Я лежала больная, с удовлетворением говорила Анна Андреевна, - а Николай Иванович сидел напротив, спрашивал: "Что вы хотите сказать?" - и писал сам" (Герштейн Э. Тридцатые годы // Воспоминания, с. 251). В статье "О переводах в литературном наследии Анны Ахматовой" Харджиев сообщил, что некоторые переводы, опубликованные под именем Ахматовой, выполнены им: "Мои переводы весьма далеки от совершенства, и я не хочу, чтобы они попали в литературное наследие такого поэта, как Ахматова" (Ахматовские чтения-2, с. 229).
"…удивительно понимает стихи. Он так же хорошо слышит стихи, как видит картины" (Чуковская, т. 1, с. 84). Подготовленную Харджиевым публикацию неизданных стихов Хлебникова Ахматова считала блестящей: Хлебников В. Неизданные произведения. Поэмы и стихи / Ред. и коммент. Н. Харджиева; Проза / Ред. и коммент. И. Грица. М., 1940. "Во всем Советском Союзе только два человека понимают Хлебникова - Николай Иванович и Лева", - сказала Ахматова о Харджиеве и своем сыне Льве Гумилеве (Герштейн Э. Мемуары. СПб, 1998. С. 202).
Н. И. Харджиеву было первоначально посвящено стихотворение Ахматовой "Воронеж", написанное после того, как в 1936 г. Ахматова навестила в Воронеже ссыльного Мандельштама. Впоследствии стихотворение обрело другое посвящение: О. М. <андельштаму>. Стихотворение Ахматовой "Про стихи Нарбута" (1940) в рукописи также имело посвящение Н. Х. <арджиеву>.
В 1940 г. Харджиев познакомил ее с некоторыми стихами В. И. Нарбута, которые она не знала. После этого Ахматова написала стихотворение "Это - выжимки бессониц…" и посвятила его Харджиеву. "Но он убедил ее "перепосвятить" это стихотворение памяти Нарбута" (Бабаев Э. Г. А. А. Ахматова в письмах к Н. И. Харджиеву (1930-1960-е гг.) // Тайны ремесла, с. 221).
Харджиев оставил краткое воспоминание о том, как в его квартире в начале июня 1941 г. произошла встреча Ахматовой и Цветаевой (там же, с. 205).
Харджиев - автор очерка "О рисунке Модильяни", посвященного портрету Ахматовой работы Модильяни. Ахматова высоко ценила этот очерк и приложила его в качестве послесловия к своим воспоминаниям "Амедео Модильяни". Вместе они были опубликованы в альманахе "День поэзии 1967" (М., 1967) и других изданиях. В списке своих портретов Ахматова упоминала рисунок Харджиева 1950-х гг. Что это за рисунок, комментатору неизвестно.
к ее стихам, неоднократно менялось. Это зафиксировано в дневниках Чуковской. "…Николай Иванович человек фанатический, и мои стихи нравиться ему не могут" (Чуковская, т. 1, с. 55. 15 октября 1939). Харджиев о верстке сборника "Из шести книг" (в передаче Ахматовой): "Я всегда любил вас, но раньше был равнодушен к вашим стихам. А теперь я понимаю, что ваши стихи даже лучше вас" (там же, с. 97. 3 мая 1940). О сборнике "Из шести книг": "Николай Иванович о моей книге высказался так: "Ну какая это книга! И зачем она вам нужна! Ни к чему". - Она рассмеялась. - Но я ведь не стала за это его меньше любить" (там же, с. 190. 31 августа 1940). По поводу "Поэмы без героя": "Люди, ищущие новых форм в искусстве - Харджиев, Т. Г. <аббе>, вы - в восторге от поэмы" (там же, с. 346. 2 декабря 1941). Про воспоминания о Мандельштаме "Листки из дневника": "Я прочла это Николаю Ивановичу. Он назвал меня "m-me Хемингуэй". Неужели я могу писать прозу? Никогда не могла" (указ. изд, т. 2, с. 369. 2 октября 1957).
56. О Н. Я. Мандельштам см. также: данное издание, с. 156, примеч. 19.
В воспоминаниях о Мандельштаме "Листки из дневника" Ахматова писала: "Летом 1924 года О. М. привел ко мне (Фонтанка, 2) свою молодую жену. <…> С этого дня началась моя дружба с Надюшей, и продолжается она по сей день" (Ахматова 1996, т. 2, с. 161). В 1965 г. Ахматова сказала Н. Струве: "Жена Осипа Эмильевича, Надежда Яковлевна, до сих пор мой ближайший друг, лучшее, что есть во мне" (После всего, с. 253). В 1962 г. в разговоре с Чуковской Ахматова заметила: "Ведь Надя не просто жена, она жена-декабристка <…> Никто ее не ссылал и вообще не преследовал, она сама поехала за мужем в ссылку" (Чуковская, т. 2, с. 520. 23 сентября 1962). В 1960-е гг. Ахматова хотела, чтобы Н. Я. Мандельштам написала статью об отношении к ее творчеству О. Э. Мандельштама - с тем, чтобы включить эту статью в книгу, в которой будут собраны посвященные ей статьи, стихи и пр. Задуманная книга не была осуществлена. План ее см.: Записные книжки, с. 539 и др.
В своих мемуарах Н. Мандельштам много писала об А. Ахматовой. Первая книга была создана еще при жизни Анны Андреевны, однако Ахматова ее не читала. Чуковская записала в связи с этим: "После кончины Ахматовой М. С. Петровых в разговоре со мной подтвердила, что А. А. "Воспоминаний" не читала, хотя Надежда Яковлевна и предложила ей ознакомиться с оконченной рукописью. "Ахматова была обижена: речь в воспоминаниях идет о событиях, весьма тревоживших ее сердце, а Надежда Яковлевна, общаясь с ней, ни разу не упомянула о своей работе"" (Чуковская, т. 3, с. 459).
Рассказ Н. Мандельштам об А. Ахматовой в том виде, в каком он был записан в первом, неопубликованном, варианте "Второй книги", можно прочесть в издании: Мандельштам Н. Я. Из воспоминаний // Воспоминания.
192 письма к Б. С. Кузину. СПб., 1999.
57. На протяжении многих лет Харджиев был другом Мандельштамов и Ахматовой и был предан им в самые тяжелые годы (см. об этом: Мандельштам Н. Я. Из воспоминаний // Воспоминания). Отзыв Мандельштама о Харджиеве: у Николая Ивановича "абсолютный слух на стихи и он хотел бы, чтобы именно такой человек издал его стихи…" (там же, с. 321). В 1973 г., после долгих мытарств, в Большой серии "Библиотеки поэта" вышел подготовленный Харджиевым том: Мандельштам О. "Стихотворения".
58. Слова Фета "Этой розы завои" Ахматова взяла эпиграфом к циклу стихов "Луна в зените". Подробнее об отношении Ахматовой к отдельным стихам Афанасия Фета - в воспоминаниях Э. Бабаева, относящихся к 1943-1944 гг.: "Однажды <…> Анна Андреевна перелистывала томик Фета. <…> прочла, как она сказала, "дивное фонетическое начало" стихотворения "Зеркало в зеркало, с трепетным лепетом…". Дважды читала, глазами и вслух, "Моего тот безумства желал…", заметив, что слово "завои" удивительно сливается с "воющей" интонацией всего стихотворения. Очень нравились ей стихи "с киевским лукавством" про "чернобровую вдову" - "Чуть вечернею порою осыпается трава…". На память читала "Alter ego" и другое стихотворение с "толстовским психологическим содержанием": "Ты не вспыхнешь, ты не побледнеешь…". Но самым удивительным для меня было чтение малоизвестного стихотворения Фета "На корабле". Оно мне очень напоминало отрывок из стихов [Ахматовой - О. Р.], написанных в Дюрмене, - "Смерть"…" (Бабаев Э. "На улице Жуковской…" // Воспоминания, с. 413).
Мнение Ахматовой о Фете сохранили и дневники Чуковской: "Мы заговорили о стихах - о Фете, Полонском, Случевском.
- Да, у всех них были дивные стихи - избранные, немногие, но самого первого класса" (Чуковская, т. 2, с. 161. 2 октября 1955). "Он восхитительный импрессионист. <…> Мне неизвестно, знал ли он, видел ли Моне, Писсарро, Ренуара, но сам работал только так" (там же, с. 71. 5 июля 1953).
"Чакона" Баха вошла в жизнь Ахматовой в 1915 г., когда Анна Андреевна услышала ее в гостиной царскосельского дома Гумилевых - в фортепьянном исполнении композитора Артура Лурье. Лурье - близкий друг Ахматовой, адресат ряда ее стихов, автор музыки на ее произведения. Он был для Ахматовой своего рода проводником в мир музыки. Впоследствии "Чакона" стала в произведениях Ахматовой знаком тайного присутствия друга ее молодости. Летом 1956 г. "Чакону" исполнил для Ахматовой альтист Федор Дружинин. Позже Ахматова пришла на концерт Дружинина и услышала "Чакону" еще раз. После этого и появились упоминания "Чаконы" в стихотворении "Сон", в набросках к стихотворению "Конец Демона" и набросках к драме "Энума элиш", в "Третьем и последнем посвящении" "Поэмы без героя".
Упоминания "Чаконы" являются знаком присутствия не только Артура Лурье (в1922 г. эмигрировавшего из советской России), но и Исайи Берлина - "Гостя из будущего" в "Поэме без героя". М. М. Кралин пишет по поводу "Третьего посвящения" "Поэмы": "Время действия в этом "Посвящении" - 5 января 1946, когда, в канун Крещенья, Ахматова гадает на того, кто когда-то играл "Чакону" Баха <…>, но вместо него приходит сэр Исайя Берлин, приходит, чтобы "заслужить" Постановление и проститься на 10 лет…" (Ахматова 1996, т. 1, с. 433). Р. Д. Тименчик в связи с тем же "Третьим посвящением" замечает: "В 1956 г. появляется третье посвящение с упоминанием Чаконы Баха, которую когда-то в Царском Селе играл Ахматовой А. С. Лурье и которую она слушала летом 1956 года (ожидая встречи с человеком, названным в поэме "гостем из будущего")…" (Тименчик Р. Очерк I. Музыка и музыканты на жизненном пути Ахматовой // Кац Б., Тименчик Р. Анна Ахматова и музыка. Л., 1989. С. 59).
Из драмы "Энума элиш": "Показывается Луна. Альт вдали играет Чакону Баха. Икс встает и начинает танцевать со своим отражением" (Ахматова 1996, т. 2, с. 270). В сомнамбулическом состоянии героиня драмы вызывает из пятна на стене некую мужскую Тень, а затем возникает Голос.
ЛГУ. Доктор филологических наук, профессор, заслуженный деятель науки РСФСР. Автор книг о Державине, Ломоносове, Новикове, Кантемире, Сумарокове и др.
"борьбе с космополитизмом", в частности, в "проработке" Е. Эткинда в 1949 г.: "Помню темпераментное выступление А. В. Западова (когда-то один из любимых учеников Гуковского, он раньше многих предал учителя, а теперь выпустил книгу "В глубине строки", посвященную его памяти); рассыпая цветы красноречия, он подробно говорил об антипатриотических извращениях в диссертации, об ошибке ученого совета, присудившего ее автору кандидатскую степень…" (Эткинд Е. Г. Записки незаговорщика // Эткинд Е. Г. Записки незаговорщика. Барселонская проза. СПб., 2001. С. 138).
Западова-Башинджагян Галина (Гаяне) Христофоровна (1905-1990) - преподаватель, жена А. В. Западова. Г. Х. Западова-Башинджагян познакомилась с Ахматовой около 1946 г.: она была домашней учительницей в доме Ардовых и там встречалась с Анной Андреевной. А. В. Западов был знаком с Ахматовой приблизительно с 1954-1955 гг. Приезжая в Москву, Ахматова не раз останавливалась у Западовых. См.: Толстяков А. Сюжет из Ахматовианы // Библиофил. М., 2000. N 2(3).
В МА, в ахматовской библиотеке хранятся книги А. Западова с автографами (А-3622, А-3623, А-3887, А-3888). В их числе: Западов А. Державин. М., 1958. Дарственная надпись: "Глубокоуважаемой / Анне Андреевне / Ахматовой / от преданного ей / всем сердцем автора / АЗ / 2. 6. 58. М." (А-3621).
61. Фредерик Шопен (1810-1849) был в числе композиторов, чья музыка оставила след в творчестве Ахматовой. Так, музыкальные воспоминания Ахматовой, относящиеся к весне 1917 г., отразились в наброске балетного либретто "Тринадцатый год" к "Поэме без героя": "[25 февраля 17 - на Невском Революция]. (Похороны - хвоя - Шопен)" (Ахматова 1998, т. 3, с. 288). Здесь речь идет об исполнении матросским оркестром "Marche funébre" Шопена в день похорон жертв революции. Отсюда и упоминание Шопена в первых строках "Поэмы". В 1958 г. Ахматова написала набросок стихотворения "При музыке", начинающегося строкой "Опять проходит полонез Шопена…".
62. Имеется в виду фильм "Личное дело Анны Ахматовой" (1989), снятый режиссером документального, научно-популярного и игрового кино Семеном Давыдовичем Арановичем (1934-1996). В фильм включены документальные съемки Ахматовой разных лет, а также кадры похорон, отснятые съемочной группой Арановича. Фильм "Личное дело Анны Ахматовой" - призер многих международных фестивалей. Этот фильм, как и ряд других фильмов об Ахматовой и ее современниках, можно посмотреть в видеогостиной МА.
главный редактор студии Ханеев, а также "люди в штатском" - сотрудники КГБ, выхватившие у операторов пленки и засветившие материал. (Часть материала чудом сохранилась.) Несмотря на это, съемки были продолжены в Доме писателей и на кладбище. После этого события Аранович был понижен в должности до ассистента режиссера, оператор высшей категории Аркадий Резентул был понижен до третьей категории, а оператора Анатолия Шафрана лишили возможности снимать, и он ушел со студии. Всем остальным сотрудникам студии, находившимся в соборе, был объявлен выговор. Отснятый материал пролежал на полке до столетия со дня рождения Ахматовой - до 1989 г. (Сведения о съемках содержатся в видеозаписи и магнитофонной записи вечера памяти С. Д. Арановича, который состоялся в МА в 1996 г.)
Кроме группы Арановича, съемки похорон осуществляли сотрудники КГБ, получившие из Союза писателей "сигнал" о возможных беспорядках. В МА находится пленка, сохраненная и подаренная музею кинооператором КГБ - Валерием Борисовичем Поляковым. В музее есть также магнитофонная запись рассказа В. Б. Полякова об этих съемках.
63. Михалков Сергей Владимирович (р. 1913) - автор стихов и пьес для детей, баснописец, очеркист. Автор текста двух гимнов Советского Союза, а впоследствии - гимна России. В 1946 г. на заседании президиума правления ССП СССР выступал с критикой в адрес Ахматовой: "Я не отнимаю у Ахматовой профессионального уменья, но она и до революции никогда не была в кругу своих современников выдающимся явлением. Как же могло случиться, что в наши дни в Ленинграде она, окруженная салонными девушками, получила вдруг нездоровую и незаслуженную популярность?" (Requiem, с. 247). В 1965-1970 г. Михалков - 1-ый секретарь правления Московской организации Союза писателей РСФСР; в качестве официального лица от Союза писателей был на похоронах Ахматовой.
64. Берггольц Ольга Федоровна (1910-1975) - поэт, прозаик, драматург, очеркист, мемуарист. Начинала как комсомольский поэт. С 1925 г. принадлежала к литературной группе "Смена". Занималась журналистикой. В начале 1930-х гг. вступила в партию. В 1938 г. в заключении погиб поэт Борис Корнилов - муж Берггольц в 1928-1930 гг. В декабре 1938 г. Берггольц была арестована и исключена из партии, в июле 1939 г. - освобождена и реабилитирована. В 1940 г. снова принята в партию. Стихи, написанные Берггольц в тюрьме, впервые были полностью напечатаны лишь в 1988-1990 гг., в собрании ее сочинений в трех томах (третий том которого не вышел). Во время блокады Ленинграда Берггольц работала на радио, писала стихи, поэмы и пьесы о войне. Ее второй муж, литературовед Николай Молчанов, в январе 1942 г. умер от голода. За поэму "Первороссийск" (1950) Берггольц получила Сталинскую премию. Наряду со стихами она писала автобиографическую прозу - "Дневные звезды" (1959), фрагменты незавершенной второй части этого произведения впервые опубликованы недавно (Берггольц О. Ф. Встреча. Дневные звезды. М., 2000). В начале оттепели Берггольц выступала с либеральными заявлениями. Была постоянным участником съездов СП СССР (кроме съезда 1959) и СП РСФСР. Дневники Берггольц, после ее смерти конфискованные и до сих пор полностью не напечатанные, показывают противоречие между подлинным образом мыслей поэта, понимавшего ложь официальной идеологии, и тем, что приходилось ей публиковать (см.: Нева. 1990. № 5; Звезда. 1990. № 5 и др.).
По устному свидетельству сестры поэтессы, Марии Федоровны Берггольц, О. Берггольц и А. Ахматова познакомились в 1927 или 1928 г. "Кланяюсь Анне Андреевне: я имела счастье быть ее другом - с того дня, когда девчонкой с косами пришла к ней, до дня ее смерти", - писала Берггольц в очерке "Попытка автобиографии" в 1972 г. (Берггольц О. Ф. Собрание сочинений: В 3-х тт. Л., 1988. Т. 1. С. 39). В сентябре 1941 г. Берггольц с Георгием Макогоненко (литературовед, в будущем - муж Берггольц и друг Ахматовой) записала для радио ее обращение к женщинам Ленинграда. См.: Берггольц О. Из книги "Говорит Ленинград" // Воспоминания. О том же: Макогоненко Г. П. …Из третьей эпохи воспоминаний // Об Анне Ахматовой.
"больше других, рискуя всем, открыто помогала Ольга Федоровна Берггольц" (Пунина И. Н. Сорок шестой год… // Воспоминания, с. 470).
15 июня 1956 г. на семинаре в московском Доме литераторов Берггольц выступила с предложением отменить постановления ЦК партии по вопросам литературы и искусства. (Текст выступления см. в издании: Берггольц О. Дневные звезды; Говорит Ленинград. М., 1990). "Относительно меня Оля всегда вела себя безупречно, - сказала Анна Андреевна. - И в 46-м, и вот теперь. Но неизвестно, какую волну поднимет ее выступление" (Чуковская, т. 2, с. 222. 10 августа 1956). После выступления Берггольц была подвергнута "проработке" на партийных собраниях в Ленинграде и Москве. Постановление было отменено только в 1988 г.
На траурном митинге у гроба Ахматовой 10 марта 1966 г. Берггольц говорила о ней как о "любимейшей дорогой учительнице" (Берггольц О. Из книги "Говорит Ленинград" // Воспоминания). Памяти Ахматовой Берггольц посвятила ряд стихов (см.: Берггольц О. Ф. Прошлого - нет! М., 1999. С. 142-145). Об Ахматовой также в кн.: Берггольц О. Ф. Встреча... С. 161-162, 230, 278.
Дружески относясь к Берггольц, Ахматова неоднозначно оценивала ее творчество. Об этом, в частности, - в дневниковой записи Чуковской от 9 января 1957 г.: "Я принесла ей [Ахматовой - О. Р.] прошлогодний августовский номер "Нового мира" со стихами Берггольц <…> Минуя дежурно-патриотические, я прочитала ей вслух три: "Взял неласковую, угрюмую", "Я тайно и горько ревную" и "Ответ".
Друзья твердят: - Все средства хороши,
Хоть часть трагедии,
хоть часть души…
А кто сказал, что я делюсь на части?
<…> - Хорошие стихи, - сказала Анна Андреевна. - Особенно первое: "Взял неласковую, угрюмую". Оля - талантливая, умеет писать коротко. Умеет писать правду. Но увы! Великолепно умеет делиться на части и писать ложь. <…> и потому сбивается…". (Чуковская, т. 2, с. 239-240). Дневниковая запись Чуковской от 13 апреля 1957 г. (там же, с. 252): Ахматова рассказала "с большим огорчением об Ольге Берггольц. Та, оказывается, погибает: пьет. <…>
".
В МА, в библиотеке Ахматовой в числе других книг Берггольц с инкриптами автора (А-3871, А-3873), хранится книга, подаренная Ольгой Федоровной в 1948 г.: Берггольц Ольга. Избранное. М., 1948 (А-3590). На титульном листе: "Анне Андреевне - / - с неизменной, глубокой любовью / Ольга / Лишь к твоей золотой свирели / В черный день устами прильну…". (Эти две строки из стихотворения Блока "Ты в поля отошла без возврата…" записаны Берггольц и на других ее книгах, подаренных Ахматовой.) В составе ахматовской библиотеки есть также книга: Корнилов Борис. Стихотворения и поэмы. М., 1963. Б-ка советской поэзии (А-3568); с надписью: "Анне Андреевне, / на память об одном / чудесном поэте, которого / она знала, - от автора предис= [Так у Ахматовой. - О. Р.] / ловия, с благодарностью за / него и за себя / Ольга Берггольц / 5/IV-63". В МА находится также книга: Ахматова Анна. Стихотворения (1909-1960). М., 1961 (Инв. № 3187). На титульном листе - дарственная надпись О. Берггольц: "Милой Оле / от старой Ахматовой / 5 апреля / 1963 / Ленинград".
65. О Н. Е. Горбаневской см. прим. 65 на с. 133-134.
66. Подробно о похоронах Пастернака см., например: Чуковская, т. 2, с. 397-401. 2 июня 1960 г.
67. А. Г. Найман пишет: "Празднование Женского дня 8 марта отодвинуло похороны на несколько дней. Что она умерла в день смерти Сталина, вспомнили позднее, 9 марта была гражданская панихида в морге института Склифософского, потом гроб запаяли и самолетом отправили в Ленинград. После отпевания и многочасового прощания с телом в Никольском соборе и гражданской панихиды в Союзе писателей, 10-го во второй половине дня ее похоронили на кладбище в Комарове" (Найман, с. 306).
Томашевская З. Б. О последних днях и похоронах Анны Андреевны Ахматовой // Петербург Ахматовой: семейные хроники. Зоя Борисовна Томашевская рассказывает. СПб, 2000.
Лившиц Е. К. Памятная записка // Об Анне Ахматовой. Л., 1990. И др.