Печать и слово Санкт-Петербурга. Сборник научных статей.
Петербургские чтения. СПб., 2005. С. 174-191.
Анна Ахматова и советская цензура1
Статья первая
Через год после смерти Ахматовой в "Звезде" (1967, № 4) вышла статья "Анна Ахматова и царская цензура". Автор Л. Генин клеймил царскую цензуру, приводя единственный пример: он сравнивал цикл из двух стихов "Июль 1914" в журнале "Аполлон" (1914, № 6-7) с публикацией того же цикла в альманахе "В тылу" (Пг.,1915). Если в "Аполлоне" стихи были опубликованы полностью, то в патриотическом альманахе "В тылу" б?льшая часть текста была заменена отточиями, т. к. гранки альманаха были просмотрены военной цензурой, в то время получившей указание "не пропускать в печать мрачных описаний ужасов войны, дабы охранить настроение общества"2.
Замечу, что цикл "Июль 1914" без искажений был опубликован в книге Ахматовой "Белая стая" (сентябрь 1917 г.) А вот в последнем прижизненном сборнике "Бег времени" (1965) этот цикл отсутствовал, хотя Ахматова пыталась его включить3. Из внутренней рецензии Ильи Авраменко на рукопись "Бега времени": "Мотивы покаяния, монашеской схимы и отрешенности, мотивы скорби, тоски, - слишком преобладают <…> Было бы глубоко невежественным утверждать, что тема смерти противопоказана современной поэзии <…> Наш век, наше время - коммунистическое. Отсюда и выводы. У А. Ахматовой эта тема лишена устоев гражданственности: …Я руками обоими4 сжала / На груди цепочку креста. (110 стр.) / …Богородица белый расстелет / Над скорбями великими плат. (120 стр.)"5 Таким образом, публикуя цикл "Июль 1914" в статье о царской цензуре, Генин пробивал брешь в цензуре советской6.
До Октябрьской революции вышли три книги Ахматовой, и ни одна не пострадала от цензуры. Без вмешательства цензуры были напечатаны и две последующие книги (обе в 1921 г.) - "Подорожник" и "Anno Domini MCMXXI"7 (лат. - "В лето Господне 1921"). Это был вызов новому режиму: похороны эпохи, плач по Гумилеву и Блоку.
Через год вышло второе издание книги, которая теперь называлась просто "Anno Domini"8 и включала в себя, помимо прежнего состава произведений, раздел "Новые стихи". Открывался сборник стихотворением "Согражданам" ("Петроград, 1919"), за ним шло "Предсказание" (1922), звучавшее как диалог с расстрелянным Николаем Гумилевым. Из-за типографских трудностей книгу, подготовленную в Петрограде совместно издательствами "Петрополис" и "Алконост", отпечатали в Берлине. Ахматова вспоминала, что книга не была допущена на родину. В тех экземплярах, которые все же попали в Россию, первые страницы ("Сограждане", "Предсказание") были вырезаны.
"То, что там были стихи, ненапечатанные в СССР, стало одной третью моей вины, вызвавшей первое пост<ановление> обо мне (1925)…"9 Другой причиной, вызвавшей постановление, по мнению Ахматовой, была статья Корнея Чуковского "Ахматова и Маяковский"10. Чуковский противопоставлял "наследницу всех драгоценнейших дореволюционных богатств русской словесной культуры" "порождению нынешней революционной эпохи" и приходил к выводу, что "настало время синтеза обеих стихий"11. Однако для властей вопрос встал иначе: Ахматова или Маяковский. Третьей причиной постановления Ахматова считала свое выступление17 апреля 1924 г. в Москве на вечере "Русского современника", где прочла "Новогоднюю балладу". "Она была напечатана в № 1 "Русского современника" (без заглавия), и очень дружески ко мне расположенный Замятин с неожиданным раздражением сказал мне, показывая пачку вырезок: "Вы - нам весь номер испортили""12. "Меня перестали печатать в журналах и альманахах, приглашать на лит<ературные> вечера. (Я встретила на Невском М. Шаг<инян>. Она сказала: "Вот вы какая важная особа. О вас было пост<ановление> ЦК: не арестовывать, но и не печатать".)"13. Дата и текст постановления до сих пор неизвестны. Возможно, решение было устным; или имелась в виду резолюция ЦК РКП(б) "О политике партии в области художественной литературы", принятая 18 июня 1925 г.: Ахматова могла быть отнесена к не названным по именам "антиреволюционным элементам"14.
"Между 1925-1939 меня перестали печатать совершенно. (См. критику, начиная с Лелевича 1922-33.) Тогда я впервые присутствовала при своей гражданской смерти", - вспоминала Ахматова в 1960 г., составляя список своих уничтоженных и запрещенных книг15"второе" (если иметь в виду современное определение "вторая культура"), "теневое" собрание сочинений Анны Ахматовой.
В июле 1924 г. Ахматова заключила договор о выпуске двухтомника своих стихов16. Двухтомник не вышел. Однако судьба его решилась далеко не сразу17.
15 октября 1926 г. Павел Лукницкий писал в письме Льву Горнунгу18: "Весьма вероятно, что скоро выйдет в издательстве "Петроград" двухтомное собрание стихотворений АА, то, которое, казалось, погибло в типографии по цензурным причинам. Гессен (издатель "Петрограда") просил АА срочно прокорректировать издание. АА поручила корректуру первого тома мне, что я и сделал с колоссальным удовольствием и чувством благодарности к АА за оказанную честь. Собрание это будет называться "Анна Ахматова. Стихотворения ". <…> Стихотворения расположены в хронологическом порядке. Есть два-три стихотворения не напечатанные до сих пор - и превосходные"19.
Корректура, о которой писал Лукницкий, была передана в Музей Ахматовой в Фонтанном Доме20 его вдовой Верой Лукницкой. Это две книжки в матерчатых переплетах (в первой - помета Лукницкого: "Переплетено в III. 1964"). Ахматова подарила их ему в 1920-е гг., а в 1960-е гг., когда после многолетнего перерыва возобновилось их общение, сделала надпись в первой книге: "Павлу Николаевичу Лукницкому на память о его работе в двадцатых годах Ахматова". Лукницкий обозначил на этой странице место и время их встречи: "Москва I апреля 1964"21. Здесь же - владельческая надпись Лукницкого и крупно: "ACUMIANA"22 - название, которое Лукницкий дал этой их общей работе. Его же рукой написано: ""Собрание стихотворений" / (не изданное) / 1926 год / корректура II тома и част'/ корректуры I тома / корректуру (авторскую) по / просьбе АА держал я, а / потом советовался с АА / по всем возникшим у меня / вопросам, и она отвечала мне. / П. Лукницкий". Дальше - 7 страниц корректорских замечаний Лукницкого и пояснение: "Все переписано мною с моих же листов 1926 года, с ответами АА. на мои вопросы". В набранных типографским способом текстах, - многочисленные корректорские пометы, сделанные, возможно, не только Лукницким. На свободных листах Павлом Николаевичем записано 32 стихотворения из числа опубликованных в "Вечере" и "Четках". На страницах книги - штамп: "Военная типография Упр. Дел. НКВМ и РВС", внутри штампа - дата: 20/ХI 1926. В первом томе много "религиозных" стихов, но слово Бог теперь пишется с маленькой буквы (в "Anno Domini" этого еще не было). И там, где напечатана большая буква, ошибка исправлена. Вот диалог Лукницкого с Ахматовой, записанный им среди корректорских замечаний:
Стр. 135. "Смоленской" - с маленькой буквы разве?
"- Увы, да".
Речь здесь - об иконе Смоленской Божьей Матери в стихотворении памяти Блока "А Смоленская нынче именинница…". Последнее стихотворение первого тома - "Утешение" (1914), с эпиграфом из Гумилева: "Там Михаил Архистратиг / Его зачислил в рать свою".
Под тем же переплетом находится и второй том: 1915-1922. Корректорских помет в нем нет. Они - в другой книжке, заключающей в себе только второй том. Здесь - обильная правка. На 6-ой странице напечатано: "Анна Ахматова / Стихотворения / Том второй / 1927 / Издательство "Петроград" / Ленинград-Москва". Исправлено на "Собрание стихотворений". На 7-ой странице указано, что книга отпечатана в той же Военной типографии в количестве 4 000 экземпляров. "Ленинградский Гублит № 000".
Помещены в двухтомнике только стихи, созданные по1922 г. Но нет и ряда стихов 1921-1922 гг., вероятно, отвергнутых цензурой на предыдущих этапах. Несмотря на это, по тональности второй том близок к "Annо Domini". Под стихотворением "Страх, во тьме перебирая вещи…" - дата "25 августа 1921", прямое указание на день гибели Гумилева. Ахматова сохранила посвящения: "Колыбельная" - "Н. Гумилеву"; "Да, я любила их, те сборища ночные…" - "А. Л." (композитору Артуру Лурье, недавнему комиссару Наркомпроса по музыке, а с 1922 г. эмигранту); стихотворение "По твердому гребню сугроба…" дано с посвящением "Б. А." (художнику-мозаичисту Борису Анрепу, эмигрировавшему после Февральской революции). На первой странице второго тома - карандашный автограф Ахматовой: "Знаешь сам ты и в море не тонешь. / 2 августа 1927 / Фонтанный Дом". Это строка из посвященного Анрепу стихотворения "Ты - отступник: за остров зеленый…" Возможно, строка была переадресована Лукницкому23, который вскоре "из барских садоводств поэзии"24 ушел в преуспевающие советские писатели.
Было бы странно, если бы такое "Собрание стихотворений" вышло в 1927 г. в Советской России. Однако и до конца запрещено оно все еще не было. В октябре 1928 г. Лукницкий записал: "Я принес АА корректуру двух томов <…>, оставшуюся от из<дательства> "Петроград", чтобы АА дополнила и приготовила для перепечатки на машинке, сдачи в Гублит и нового набора собрания ее стихотворений, которое решило издать в 2-х томах Кооперативное Издательство Писателей"25. 3 января 1929 г. Лукницкий сообщил Горнунгу: "Собрание ее стихотворений разрешено на том условии, что из 1-го тома будет выброшено 18 стихотворений, а из 2-го - 40. Иначе говоря, собрание издаваться не будет (если условия не будут изменены, на что надежды почти нет)"26. 19 июня 1931 г. японский русист Кандзо Наруми занес в дневник свой разговор с Ахматовой: ""Когда-то я видел анонс, сообщающий, что в Издательстве писателей в Ленинграде выйдет двухтомник ваших стихотворений. Когда он выйдет? Я его очень жду!" Ее ответ был ясным и коротким: "Не напоминайте мне об этом! Никогда их не будет. Они меня не любят""27. В РГБ хранится авторизованная машинопись того же "Собрания стихотворений". По предположениям Н. Г. Гончаровой, описавшей две тетради с машинописным текстом, они показывают этап работы, относящийся к 1928-1931 гг. (не позднее 1932)28. Однако надежды на то, что может выйти двухтомник, видимо, не угасали до 1935 г. В перечне несостоявшихся книг Ахматова указывала: "Двухтомное собрание стих<отворений>. 1935 (?). Договор с Федором Левиным. "Сов<етский> пис<атель>". Москва. Рукопись возвращена"29.
"Уже готовый двухтомник издательства Гессена ("Петроград") был уничтожен…"30
До "Anno Domini" книги Ахматовой выходили такими, какими она хотела их видеть. Двухтомное собрание ее стихотворений не вышло, видимо, потому, что она не хотела выпустить его покалеченным. Начиная с договора, заключенного 21 апреля 1935 г. с издательством "Советский писатель"31, Ахматова как будто сдала свои позиции. Лидия Гинзбург заметила по этому поводу: "А. А. Подписала с издательством договор на "Плохо избранные стихотворения", как она говорит"32"потребовали, чтобы: 1. Не было мистицизма. 2. Не было пессимизма. 3. Не было политики. - Остался один блуд, - говорит она"33. "Мистицизм", "пессимизм", "блуд" - пункты обвинения, "инкриминируемые" Ахматовой советской критикой.
В 1930-е гг. Ахматова начала переводить. 29 сентября 1936 г. в газете "Литературный Ленинград" был напечатан выполненный ею перевод стихотворения Е. Чаренца "Моей матери" с припиской: "Гонорар за перевод этого стихотворения прошу перевести в фонд помощи женам и детям героического испанского народа, мужественно борющегося против фашистов за свободу и независимость своей страны. А. Ахматова"34. Это дало возможность опубликовать интервью с Ахматовой "Над чем я работаю". В интервью говорится, в основном, о пушкиноведческих статьях и о переводах, но есть и такое высказывание: "Я писала лирические стихи. Мною подготовлен к печати сборник "Избранное" (для издательства "Советский писатель"), в который вошли не только ранее изданные стихотворения из всех моих книг, но и стихи 1930-1935 гг."35.
В составленном в 1935 г. сборнике, естественно, не было стихотворений "Привольем пахнет дикий мед…" (1933), "Заклинание" (1935) и т. п. Не было и "Эпиграммы": "Здесь девушки прекраснейшие спорят / За честь достаться в жены палачам. / Здесь праведных пытают по ночам / И голодом неукротимых морят" (сер. 20-х). (Подобные стихи даже в рукописях не существовали, Ахматова хранила их в памяти и доверяла двум-трем близким друзьям.) Но хотя Ахматова соглашалась на крайнюю "избранность" стихотворений, сборник 1935 г. не вышел. Ибо "самое голосоведение Ахматовой"36 "советскому человеку". От неосуществленной книги остался машинописный экземпляр "Избранных стихотворений" со штампом издательства "Советский писатель"37. Это так называемая "Черная тетрадь" - переплетенный оригинал сборника, сданный в издательство, а затем, за ненадобностью, возвращенный автору. Ахматова вписывала туда новые стихи, а также вносила правку в старые38.
В феврале 1939 г. на приеме в честь писателей-орденоносцев Сталин спросил об Ахматовой. Видимо, "т. Сталин интересовался "почему не печатается Ахматова""39. Этого оказалось достаточно для того, чтобы запрет на печатание ее книг был снят, несмотря на то, что ее сын находился в заключении, а на саму Ахматову именно в 1939 г. было заведено "Дело оперативной разработки" "с окраской: "Скрытый троцкизм и враждебные антисоветские настроения", где содержались материалы, собираемые органами Госбезопасности в течение многих предшествующих и последующих лет"40.
В мае 1939 г. "Московский альманах" попросил у Ахматовой стихи для публикации. Это была инициатива Константина Симонова, входившего в редколлегию альманаха41"Она пришла сама <…> посоветоваться. <…>
- Вот уже двадцать лет так. <…> Каждый раз опять и опять удивляются моим новым стихам: они надеялись, что на этот раз, наконец, у меня окажется про колхозы.
<…> Мы начинаем вместе, по памяти, перебирать стихи. Я кое-как пытаюсь слепить цикл"42. Ситуацию определило письмо Александра Фадеева в редакцию: "Альманах по существу должен быть альманахом молодежи. <…> Поэтому я предлагаю изъять из альманаха вещи "стариков" (Асеева, Зощенко, Ахматовой). <…> первая же книга альманаха получит плохой политический резонанс"43. Публикация не состоялась.
В мае 1940 г. один из них вышел. Это был сборник "Из шести книг"44, с портретом Ахматовой работы Николая Тырсы. Сборник был подготовлен издательством "Советский писатель", тираж - 10 тысяч экземпляров (ср.: тираж первой книги Ахматовой "Вечер", 1912 г., - 300 экземпляров). В сборнике была хорошо представлена ранняя лирика Ахматовой, был также ряд стихов второй половины 1920-х - 1940-го г. (раздел "Ива"45"Реквием" (1935-1940), поэма "Путем всея земли" (1940) и мн. др., но все же Ахматовой удалось сделать сборник многослойным: начиная с этой книги, прижизненные издания Ахматовой рассчитаны на читателя, читающего между строк.
Так, в сборнике было опубликовано стихотворение "Воронеж", посвященное Осипу Мандельштаму, но без посвящения и без последней строфы: "А в комнате опального поэта / Дежурят страх и Mуза в свой черед. / И ночь идет, / Которая не ведает рассвета". Без этой строфы стихотворение оказывалось посвящено не поэту, а лишь городу, и обретало мажорный лад. Но перед завершающей строфой (И тополя, как сдвинутые чаши…") была помещена строка отточий. "Свой" читатель должен был обратить внимание и на дату под стихотворением: 1936. В это время в Воронеже находился в ссылке Мандельштам, и Ахматова его навещала. Рядом со стихотворением "Воронеж" Ахматова поместила стихотворение "Данте", написанное в том же 1936 г., но в книге оно дано без даты. В соседстве эти стихи обретали дополнительные значения. "Но босой, в рубахе покаянной, / Cо свечой зажженной не прошел / По своей Флоренции желанной, / Вероломной, низкой, долгожданной…" Данте для обоих поэтов - одно из ключевых имен мировой культуры. Когда-то Мандельштам посвятил Ахматовой строки: "Ужели и гитане гибкой / Все муки Данта суждены?" Теперь она адресовала слова о муках Данта - ему. Конечно, очень немногие читатели знали о воронежской ссылке Мандельштама. Но у Ахматовой не было выбора - она обращалась к этим немногим.
"Из шести книг" есть стихотворение, посвященное гибели Николая Гумилева: "Заплаканная осень, как вдова…" (без даты и, естественно, без посвящения); есть стихотворение из "Реквиема" - "И упало каменное слово…", которое без названия ("Приговор") читалось как любовное; есть и ряд других "опасных" стихов. О том, чего стоило Ахматовой это тайное проявление отваги, свидетельствует эпизод, записанный Чуковской: "Зазвонил телефон. Анна Андреевна подошла к нему и вернулась совершенно белая.
- Вы только подумайте, какой звонок! Это оттуда. Это, конечно, оттуда. Женский голос: "Говорю с вами от имени ваших почитателей. Мы благодарим вас за стихи, особенно за одно". Я сказала: "Благодарю вас" - и повесила трубку. Для меня нет никакого сомнения…
<…> я попробовала сказать, что ведь мы сами подставляем под одно стихотворение - именно "И упало каменное слово", а ей, быть может, понравилась "Сказка о черном кольце" или еще что-нибудь. Но мои слова вызвали только ярость"46.
"Это не моя книга… Да, да, Лидия Корнеевна, я отлично помню: составляла я сама вместе с Люсей Гинзбург, редактор - Тынянов, корректоры - вы и Тамара Григорьевна [Габбе - О. Р.]… Уж чего, кажется, лучше? Но ведь там меня нет!"47 Ср. с записью Марины Цветаевой: "Вчера прочла - перечла почти всю книгу Ахматовой и - старо, слабо. <…> А хорошие были строки… Непоправимо-белая страница… Но что она делала с 1914 г. по 1940 г.? Внутри себя. Эта книга и есть "непоправимо-белая страница""48. Цветаева недавно вернулась из эмиграции, ей, вероятно, трудно было понять, что поэт в СССР не волен печатать то, что пишет.
Весть о том, что вышла книга Ахматовой, имела огромный резонанс среди читателей. По инициативе Алексея Толстого, Бориса Пастернака, Александра Фадеева и др. книга была выдвинута на Сталинскую премию. Но власти спохватились быстро. Управляющий делами ЦК ВКП(б) Д. В. Крупин 25 сентября 1940 г. послал докладную на имя секретаря ЦК А. А. Жданова: "…Стихотворений с революционной и советской тематикой, о людях социализма в сборнике нет. <…> Два источника рождают стихотворный сор Ахматовой и им посвящена ее "поэзия": бог и "свободная" любовь, а "художественные" образы для этого заимствуются из церковной литературы"49. Жданов оставил на докладной свою резолюцию: "Т. т. Александрову и Поликарпову. <…> Как этот Ахматовский "блуд с молитвой во славу божию" мог явиться на свет? Кто его продвинул? Какова также позиция Главлита? Выясните и внесите предложения. Жданов"50"Об издании сборника стихов Ахматовой". Объявлялся выговор ряду лиц, в том числе, и политредактору Главлита Ф. С. Бойченко, т. е. цензуре. Предлагалось усилить политический контроль за выпускаемой в стране литературой. А книгу Ахматовой - "изъять". К этому времени тираж уже почти разошелся. Поэтому книгу изъяли, прежде всего, из библиотек.
Постановление 1940 г. не афишировалось, в отличие от постановления 1946 г., при подготовке которого оно было использовано. Ахматова не знала о нем. Она считала, что Сталин обиделся на стихотворение "Клевета". Была у нее и другая версия: "…я сама во всем виновата. <…> Издательство отобрало стихи и отвезло в Москву. Там утвердили. Тогда я самовольно включила туда новые <…> Потом редактор включил еще около 30 старых стихотворений. И получилась книга, вовсе не похожая на ту, которую разрешили и хотели видеть. <…> И если бы я этого не сделала, <…> Лева был бы дома"51.
Второй сборник - "Стихотворения в одном томе", - готовившийся в Гослитиздате и запаздывавший по сравнению со сборником "Из шести книг", не вышел, хотя уже в июле 1940 г. была готова верстка52.
Примечания
1. Статья была написана в 1997 г. и дополнена с учетом новейших публикаций в 2003 г. Поскольку в 1993-2003 г. автор статьи была научным сотрудником Музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме, акцент сделан на материалах, хранящихся в архиве музея. Музей Ахматовой в дальнейшем - МА.
3. В советское время при жизни Ахматовой этот цикл был опубликован один раз: в сборнике "Из шести книг" (1940), вскоре после выхода запрещенном.
4. Так у Авраменко.
5. Цит. стихотворения "Побег" (в котором темы смерти нет) и "Пахнет гарью. Четыре недели…" (из цикла "Июль 1914"). Рецензия Авраменко сохранилась в материалах издательства "Советский писатель" по "Бегу времени" - из архива редактора сборника Минны Дикман (МА, ф. 1, оп. 1, д. 27).
"Anno Domini MCMXXI" указан 1922 г.
8. Книга "Anno Domini" была отпечатана в Берлине в октябре 1922 г. (см.: Черных В. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. Ч. II. М., 1998. С. 52). На обложке "Anno Domini" - 1923 г.
9. Записные книжки Анны Ахматовой (1958-1966). М. - Torino, 1996. С. 378-379.
10. Впервые: Дом искусств. 1921. № 1. См. также: Анна Ахматова: pro et contra. Антология. Т. 1. СПб., 2001.
11. Цит. по: Анна Ахматова: pro et contra, с. 234-235.
13. Там же, с. 28.
14. О партийной и советской печати. М., 1954. С. 345.
15. Записные книжки, с. 28; список - с. 28-29.
16. Лукницкий П. Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. Т. I. 1924-1925. Paris, 1991. С. 22.
""Фаты либелей" Анны Ахматовой" (М. -СПб., 2000), с. 233-236.
18. Лукницкий и Горнунг собирали материалы о Гумилеве, обоим помогала Ахматова: Горнунгу, жившему в Москве, меньше, Лукницкому, с которым почти ежедневно встречалась с конца 1924 по 1929 гг., постоянно.
19. Лукницкий П. Из дневника и писем // Воспоминания об Анне Ахматовой. М., 1991. С. 163.
20. МА, КП-1454/1, 2, № 21-22.
21. Гончарова ошибочно полагает, что корректура двухтомника до 1964 г. хранилась у Ахматовой (Гончарова, с. 235). Ср. относящуюся к 1 апреля 1964 г. запись Лидии Чуковской: "Павел Николаевич щелкнул замочком портфеля, извлек оттуда нечто красиво переплетенное и протянул Анне Андреевне. Вслед - перо. <…> Ахматова быстро сделала надпись. И нечто переплетенное исчезло в недрах портфеля" (Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. 1963-1966. Т. 3. М., 1997. С. 193). Так что сохранением этого раритета, как и многих документов, относящихся к Ахматовой и Гумилеву, мы обязаны Лукницкому.
"Акýма", данного Ахматовой Владимиром Шилейко в пору их брака.
23. Ср.: в конце 1930-х-нач. 1940-х гг. Ахматова подарила Владимиру Гаршину репродукцию своего портрета работы Юрия Анненкова, написав на обороте строки из стихотворения "Словно ангел, возмутивший воду…", посвященного Анрепу: "Памятен мне будет / Месяц вьюжный, / Северный встревоженный / февраль" (Петербург Ахматовой: Владимир Георгиевич Гаршин. СПб., 2002. С. 170-171).
24. Запись, сделанная Лукницким в октябре 1929 г. (Лукницкая В. К. Перед тобой земля. Л., 1988. С. 109).
25. Запись Лукницкого от 1 или 2 октября 1928 г. (Лукницкий П. Н. Дневник 1928 года. Acumiana. 1928-1929 / Публ. и коммент. Двинятиной Т. М. // Лица. 2002. № 9. С. 479). Запись от 6 октября 1928 г.: "Работа над корректурой двухтомника стихотворений…" (там же). Это опровергает утверждение Гончаровой, что Лукницкий не принимал участие в подготовке издания для Издательства Писателей (Гончарова, с. 235).
26. Лукницкий П. Н. Из дневника и писем // Воспоминания об Анне Ахматовой, с. 177.
28. РГБ, Отдел рукописей, 218-832. См.: Гончарова, с. 233.
29. Записные книжки, с. 29.
30. Ахматова А. Автобиографическая проза // Хейт А. Анна Ахматова. Поэтическое странствие. С. 257.
31. Об этом см.: Черных В. Летопись. Ч. III. М., 2001. С. 12.
33. Чуковский К. И. Дневник. 1930-1969. М., 1995. Т. II. С. 128.
34. Цит. по: Ахматова А. Сочинения: В 2-х тт. Изд. 2-е, исправл. и дополн. М., 1990. Т. 2. С. 456-457.
35. Там же, с. 249-250.
36. Недоброво Н. В. Анна Ахматова // Анна Ахматова. Поэма без героя. М., 1989. С. 266.
38. Об этом - примечания Черных в изд.: Ахматова А. Сочинения: В 2-х тт. Т. 1, с. 399-400.
39. Из объяснительной записки уполномоченного Леноблгорлита В. Фомина зам. нач. Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Д. Поликарпову об обстоятельствах выхода сборника Ахматовой "Из шести книг" (ГАРФ, ф. 9425, оп. 2, д. 20, л. 67-68. Цит. по: Черных, Летопись, ч. III, с. 49-42).
40. Калугин О. Дело КГБ на Анну Ахматову // Госбезопасность и литература на опыте России и Германии. М., 1994. С. 74.
41. Симонов в письме Виленкину 9 ноября 1976 г. (Симонов К. Собр. соч.: В 10-ти тт. Т. 12. М., 1987. С. 435).
43. Фадеев А. Письма. 1916-1956. М., 1973. С. 181.
44. Ср. с названием "4-я книга стихов", под которым записан черновой план книги Ахматовой в дневнике Гаршина (Петербург Ахматовой: Владимир Георгиевич Гаршин, с. 108-109). План относится к сер. 1939-нач. 1940 г. "4-я книга", - вероятно, если вести отсчет от революционного 1917 г., от сборника "Белая стая".
45. "Озаглавлено случайно, по первому стихотв<орению> "Ива"" (Записные книжки, с. 172). Подлинное название "Шестой книги стихотворений" Ахматовой, никогда не печатавшейся отдельно, - "Тростник". О сохранившихся планах "Тростника" см.: Гончарова, с. 242-246, 499-529.
46. Чуковская, т. 1, с. 178-179.
49. Бабиченко Д. Как запрещали Ахматову // Свободная мысль. 1991. № 18. С. 213.
50. Там же.
51. Чуковская, т. 1, с. 219-220.