Рубинчик Ольга: Анна Ахматова и советская цензура (статья вторая)

Печать и слово Санкт-Петербурга. Сборник научных статей.
Петербургские чтения. СПб., 2005. С. 174-191.

Анна Ахматова и советская цензура

Статья вторая

Запрет 1940 г. относился к сборнику "Из шести книг", но не к стихам Ахматовой вообще. Тем более что вскоре она стала писать стихи о войне, на время примирившие ее с государством. Для Ахматовой в творческом плане, вероятно, ничего не изменилось: она была со своим народом в годы террора - и осталась с ним в годы войны.

В 1943 г. в Ташкенте, где Ахматова находилась в эвакуации, после года цензурной волокиты "Советский писатель" выпустил книгу "Избранное" ("Запрещали ее, по словам А. Н. Тих<онова>, 8 раз"1). Тираж - 10 тысяч экземпляров. Стихи в сборнике были расположены - не по желанию Ахматовой - тематически. Первую, основную часть сборника составили стихи о войне. Это была "горячая весть": Ахматова получала множество читательских писем, в том числе, письма с фронта. Она писала Томашевским: "Книга моя маленькая, неполная и странно составленная, но все-таки хорошо, что она вышла. Ее читают уже совсем другие люди и по-другому"2. Но Надежда Мандельштам сообщала с ее слов: "У нее выходит плохая книжка"3.

В книгу вошли и "крамольные" стихи. Так, стихотворение "Все души милых на высоких звездах…", написанное осенью 1921 г., было помещено с датой "1941" и названием "Возвращение". Но не была опубликована ни поэма "Путем всея земли", ни - главное - "Поэма без героя", первая редакция которой уже существовала4. Ахматова дарила друзьям рукописные и машинописные экземпляры "Поэмы без героя", авторизовала сделанные ими списки. Это был, по сути, самиздат.

Ахматова продолжала работать над "Поэмой" до 1964 г., постоянно переделывая уже по видимости готовое произведение. Можно предположить, что если бы на каком-то этапе "Поэма" была напечатана, Ахматова сочла бы ее законченной. А существование в рукописи влияло на саму художественную ткань произведения. Параллельно с "Поэмой" в Ташкенте Ахматова работала над драмой "Энума элиш"5, в которой предвосхищалось будущее судилище над автором. Естественно, опубликована драма не была. Ахматова сожгла ее после войны. А когда в 1960-е гг. попыталась восстановить, результатом стали наброски нового произведения.

В предисловии к сборнику 1946 г.6, где перечислены книги Ахматовой, "Избранное" не названо. Скорее всего, такая "дискриминация" - ее собственное решение.

В военные и первый послевоенный годы Ахматова была на вершине официального признания и читательской любви. В 1946 г. должно было выйти 3 (!) ее сборника.

Один из них: Стихотворения Анны Ахматовой. 1909-1945. М. -Л.: ОГИЗ, Гослитиздат, 1946 - готовился под редакцией Владимира Орлова и был подписан к печати 11 марта 1946 г. Сборник, в картонной обложке, с портретом Ахматовой работы Георгия Верейского, должен был выйти тиражом 10 тысяч экземпляров. Бóльшую его часть занимали стихи из ранних книг, самых "цензуроопасных" среди них не было. Затем шли разделы "Ива" и "Нечет". Ахматова включила в "Иву" два стиха из "Реквиема": "И упало каменное слово…" (с датой "1934" вместо "1939") и "Уже безумие крылом…" (1940 г., с цензурными искажениями и названием "Другу"7). Вошли в сборник также "Воронеж" (1936, все тот же "цензурный" вариант), "Данте" (1936), "Клеопатра" (1940), "Третий Зачатьевский" (1940), фрагмент из "Поэмы всея земли". В новом разделе "Нечет" оказались, в основном, стихи о войне. Среди них, в "Ленинградском цикле", была помещена часть "Эпилога" из "Поэмы без героя" (название не указано). Ахматовой удалось включить в книгу стихотворение "Уж я ли не знала бессонницы…" - о захваченной Советским Союзом Финляндии. Это стихотворение из цикла "В сороковом году", где оно стоит рядом со стихами о захваченном фашистами Париже, о бомбежках Лондона. Вне цикла оно едва ли могло быть понято как посвящение опустевшей финской земле ("И что там в тумане - Дания, / Нормандия…").

Ахматова, конечно, не могла быть довольна и этим сборником. В Музее Ахматовой хранится его корректура8. Рукой автора проставлено несколько посвящений, эпиграфов. В оглавлении "Вечера" и "Четок" карандашом поставлены галочки и минусы, и минусов - очень много (в "Четках" - только минусы, возле 23 стихотворений). К этому времени Ахматова уже не любила свои ранние стихи: ее раздражала мысль, что с поздними стихами читатель почти не знаком и не может увидеть в ней нового, зрелого поэта. Ахматовские минусы ничего не изменили - стихи были напечатаны без учета этих помет.

Но книга не вышла: после постановления от 14 августа 1946 г. готовый тираж пошел под нож. Сохранилось несколько экземпляров, один из которых находится в Музее Ахматовой. Он был подарен к открытию музея в 1989 г. Владимиром Ивановичем Пинчуком. Привожу фрагменты его рассказа о том, как к нему попала эта книга9:

"Книжка эта у меня оказалась в сорок шестом году, в печальный год разгрома литераторов. В том числе, Анны Андреевны. Я работал начальником, ну тогда еще, районного отдела Госбезопасности. Фрунзенского района: Фонтанка, 74. На территории этого района есть типография <…> Ивана Федорова. <…> А наш отдел обязан был по профилю своей работы интересоваться сохранностью множительных средств. <…> Ну и вообще, чтоб типография работала в заданном режиме. И вот мой подчиненный - я все-таки начальник - принес неожиданно для меня книжку. <…> Ценность ее для меня не была тогда еще известна. <…> И она у меня лежала. Я не буду привирать и добавлять себе очки, что я, оставив все дела, забросив государственную безопасность в районе, увлекся чтением Ахматовой. <…> Как мне потом стало известно, весь этот тираж в сорок шестом году был уничтожен.

О. Р. - Эта книжка хранилась у вас дома?

<…> Наверно, нехорошо, что в типографии дарят книжки. Но все-таки это обслуживающий типографию оперуполномоченный, такой Миша Никитин.

- То есть это был ему подарок?

- Ему подарок. Но он знал, что начальник у него с закидоном и он, наверное, стихами интересуется. И он мне подарил.

- Вы оставили книжку у себя и даже не читали ее? [Многие страницы книги остались неразрезанными. - О. Р.]

- <…> Нет, ну я кое-что читал. <…> Я потом, когда уже сдавал ее, хоть составил оглавление. Оно у меня лежит. <…> Ну, сейчас-то у меня есть что читать.

- Как же вы рискнули оставить у себя эту книжку, когда вышло ждановское постановление?

- Ну, во-первых, я как-то считал, что не обязан за этой линией следить. <…> Ну, потом, знаете ли, если и рождались какие-то мысли о том, что чего-то нельзя, то считалось, что я-то власть <…>, мне-то можно это держать. <…> И потом, сказать откровенно, не очень было убедительно все-таки (я не совсем мальчишкой был), что они что-то натворили. Ну, тогда меня проблема интимной жизни, вот как сейчас подают, вот это заявление ждановское: "Полумонахиня-полублудница"… Но это не ждановское, это он взял, по-моему, у Эйхенбаума из книжки?10

- Да.

- Меня это как-то не очень интересовало. Нет, я жизнью не рисковал. <…> Ну, с удовольствием пришел на открытие музея, увидел, что вторая колонка дарителей начинается моей фамилией. <…>

С Анной Андреевной, в связи с моим постом тогдашним, у меня связано еще одно воспоминание <…> Я был членом бюро Фрунзенского райкома. Эта публика выступала перед аудиторией <…> Я попал на объединенное партийное собрание <…> в ателье, куда свели коммунистов, работающих в этих ателье. По вопросу о постановлении <…> Я, не мудрствуя лукаво, доложил, что вот есть такое постановление, ничего не добавлял. <…> Зощенко я просто любил <…> он мне был ближе. Я к тому времени еще начал только экстерном готовиться на юридический факультет, <…> общий мой горизонт был небольшой, поэтому об Ахматовой я … ничего не говорил вообще <…> То есть это был формальный акт. <…> Зная, что доклад сделал начальник районного отдела МГБ, они решили этого начальника вместе с Ахматовой и Зощенко пожурить. Мне был задан вопрос <…>: "Все, что вы сказали правильно. Но кто в етом виноват? <…> Где же были чекисты-дзержинцы? Не они ли просмотрели <…> Зощенко и Ахматову?" Ну, это любопытно, конечно, в том плане, что если уж навалились, так давай".

За месяц до постановления, 9 июля 1946 г., был подписан к печати еще один ахматовский сборник: Избранные стихи. 1910-1946. М.: Правда, 1946. (Б-ка "Огонек"). Ответственный редактор - Алексей Сурков. По внешнему виду это была "Ахматова для бедных": тонкая обложка, плохая бумага, без портрета. Но тираж книги превосходил все прижизненные издания Ахматовой: 100 тысяч экземпляров. То есть сборник был рассчитан на широкую популяризацию признанного поэта. В качестве предисловия была дана краткая биография Ахматовой, похожая на ее автобиографии, но о поэте говорилось в третьем лице. В предисловии есть такие фразы: "В 1936 году А. Ахматова снова начала писать стихи. В 1940 году вышел сборник ее стихов "Из шести книг"". Эта фразы должны были завуалировать тот факт, что до 1940 г. Ахматову не печатали. Сборник "Избранные стихи" не поделен на книги. Произведений последних лет здесь немного, треть из них посвящена войне. Новое по сравнению со сборником под редакцией Орлова: помещены стихи из цикла "Cinque". Готовый тираж "сурковского" сборника также пошел под нож. Сохранилось несколько экземпляров11. В Музее Ахматовой есть экземпляр из архива Михаила Латманизова, которого Ахматова считала своим библиографом. Сборник был подарен ему 21 ноября 1964 г.

К 1946 г. относится также история ахматовского сборника "Нечет". Он должен был стать "Седьмой книгой" - первым за долгие годы изданием новых стихов Ахматовой. Именно новых: временные границы - 1936-1946 или 1940-194612. Перед читателями предстал бы поэт во многом незнакомый. Летом 1946 г. в машинописном виде "Нечет" был сдан в издательство "Советский писатель", а в 1952 г. был возвращен автору "за истечением срока архивного хранения". На чистых страницах возвращенной рукописи Ахматова записывала стихи последующих лет13.

1946 г. был для Ахматовой годом величайшей славы и величайшего бесславья. Он воплощал в себе весь абсурд советской действительности, в которой человек был лишен возможности хоть как-то распоряжаться своей судьбой, оказывался во власти стихий, бушевавших под видимостью железного порядка, зависел от верховного божества, гнев и милость которого были непредсказуемы. Человек, книга, рукопись могли спастись только волей случая.

В 1949 г. вновь был арестован Лев Гумилев. Причину Ахматова видела в себе. После ареста сына она сожгла - в очередной раз - бóльшую часть своего архива. И совершила поступок, которого не совершала ни разу более чем за тридцать лет своих отношений с советской властью: написала (не без помощи друзей) цикл стихов о счастливой жизни в СССР и о Сталине - "Слава миру!" Цикл был опубликован в 1950 г. в журнале "Огонек", к 70-летию со дня рождения вождя. Но Сталин не освободил сына Ахматовой. Результатом было лишь восстановление членства Ахматовой в Союзе писателей - и первый инфаркт (1951).

Не помогла сыну и попытка Ахматовой выпустить сборник "Слава миру!", рукопись которого Ахматова сдала в издательство "Советский писатель"14. Кроме одноименного цикла, в сборник вошли стихи о войне и переводы. Рукопись, перекроенная несколько раз, несмотря на покровительство могущественного Суркова почти три года пролежала в издательстве. Многочисленные рецензенты боялись рекомендовать к печати подозрительную книгу опального поэта, они предлагали Ахматовой продолжить работу по перестройке мировоззрения.

После смерти Сталина сборник "Слава миру!" был переделан в "Избранное" и 21 октября 1953 г. снова сдан в издательство. Ядром остался все тот же злополучный цикл, но не целиком и без стихов о Сталине. Редактор - Сурков - пытался включить в новый сборник раннюю и позднюю лирику Ахматовой. Но нашлись силы, выступившие против расширения сборника. В частности, Симонов - по словам Ахматовой, предлог был такой: "…если напечатать стихи до 46 года и после - сразу будет видно, что после 46 года я стала писать хуже"15. Но книга не вышла ни в каком варианте, и Ахматова едва ли не была этому рада: "Может быть, единственно хорошее, что случилось со мной в этом году <…> это что книга не вышла, - сказала она Чуковской. - Вы и еще человек десять читателей, знающих все, мною написанное, любили бы и ее, восстанавливая в уме все пропуски. Но те, кто читал бы впервые… Полное разочарование, полное…"16

При жизни Ахматовой появились в печати еще три ее книги.

С 1953 г. пять лет длилась волокита с выпуском сборника "Стихотворения" (М.: Гослитиздат, 1958. 25 тысяч экземпляров). Суркову, его составившему, удалось чудо: он выпустил прекрасную книгу (все-таки это была Ахматова), полностью изъяв тему Бога и в значительной степени победив трагическое звучание ахматовской поэзии. Остались: любовь, природа, война, отчасти - Петербург, размышления о творчестве. В сборнике (как и в последующих) было несколько стихотворений из цикла "Слава миру!" Их публикация была платой за то, что читатель вновь слышал голос Ахматовой. Для Ахматовой начался новый этап борьбы с цензурой: даря книгу, она правила ее, как могла. В частности, заклеивала страницы со стихами "Песня мира" и "Прошло пять лет…" и записывала на вклеенных листах другие стихи. В Музее Ахматовой есть ряд экземпляров с такой правкой. Борясь с цензурой "кустарным" способом, Ахматова всякий раз создавала отчасти новую книгу: характер правки зависел от степени близости адресата, степени доверия к нему. Одновременно с выходом книги Ахматова составила список добавлений к ней: это были не вошедшие или выброшенные при редактуре стихотворения. По словам исследователя, <Добавления> "можно рассматривать как своеобразный потаенный текст книги"17. В списке были многие стихи из "Реквиема", стихи памяти Бориса Пильняка ("Все это разгадаешь ты один…", 1938), памяти Мандельштама ("Я над ними склонюсь, как над чашей…", 1957) и др.

В "оттепель", после возвращения из лагеря сына (1956), Ахматова стала больше доверять бумаге: с 1958 г. она начала вести записные книжки. Еще раньше, с 1957 г., она стала составлять многочисленные планы новых книг. Это нереализованные книги прозы, в которых, наряду с написанными, фиксируются ненаписанные (или утраченные) статьи, воспоминания. Это и книги стихов: ранние, предварительные планы будущих книг и заведомо непечатные сборники "непроходной" лирики (своего рода "Дикое мясо"18"Последняя книга", "Другая книга", "Мои полвека" и т. п. Не имея возможности остановиться на этих важных документах, отсылаю читателя к уже названной книге Гончаровой, где эти планы представлены и прокомментированы, и к "Записным книжкам Анны Ахматовой".

В 1961 г. в серии "Библиотека советского поэта" вышел еще одни сборник стихов Ахматовой, значительно более полный, чем в 1958 г. (Стихотворения. М.: Гослитиздат. 50 тысяч экземпляров). В нем, например, впервые было опубликовано стихотворение памяти Пильняка - правда, без посвящения и с неверной датой: 1942 вместо 1938. Первая строка этого стихотворения - "Все это разгадаешь ты один…" - своего рода ключ к творчеству Ахматовой советского периода. Ахматова обращалась к погибшему, но ее слова служили и ориентиром для читателя: он мог попытаться прочесть книгу во всей, говоря словами Арсения Тарковского, "будущей ее полноте"19, разгадать ахматовскую тайнопись. Но разгадать один, ни с кем не делясь.

Ахматова хотела, чтобы ее поняли, и боялась этого. В "Поэме без героя" несколько раз повторена подсказка: "Это тайнопись, криптограмма…", "У шкатулки ж тройное дно", "Но сознаюсь, что применила / Симпатические чернила, / Я зеркальным письмом пишу…". "Симпатические чернила" - это не только органичный для поэта художественный прием, это еще и вынужденный способ самовыражения: "И другой мне дороги нету, - / Чудом я набрела на эту / И расстаться с ней не спешу".

"Из семи книг. Полвека" - включала в себя даже антисталинские "Стансы". Еще в 1956 г. Ахматова хотела дать их в "Антологию русской советской поэзии". Она спрашивала Чуковскую: "Как вы думаете, все догадаются, что это портрет, или вы одна догадались?". "Думаю, все", - ответила Лидия Корнеевна. "Тогда не дадим. <…> Охаивать Сталина позволительно только Хрущеву"20. Но и теперь, в 1961 г., "Стансы", как и многое другое, оказались не ко времени. Книгу отобрали у Орлова, который был ее редактором, и передали Суркову. Для "проходимости" книга вышла с сурковским послесловием, которое Ахматова назвала "повторением постановления, только без ждановских нецензурных слов"21. "Пусть эта смрадная книга идет в мир с бубновым тузом на спине", - сказала она22.

В начале 1960-х гг. Ахматова решилась обнародовать "Реквием". В дневниковой записи коллекционера Моисея Лесмана от 21 августа 1960 г. зафиксирован такой диалог: ""У вас есть "Реквием"?" - "Да, Анна Андреевна". - "Ну конечно, в каждой ленинградской квартире есть "Реквием"". По справедливости говоря, словом "каждая" вряд ли можно определить квартиру, в которой стоят на полках неслыханной редкости издания книг Анны Ахматовой…"23 Запись литературоведа Юлиана Оксмана от 9 декабря 1962 г. показывает, что широкое распространение "Реквиема" относится к более позднему времени: "Он впервые только вчера и переписан на машинке. <…> Но самое странное - это желание А. А. напечатать "Реквием" полностью в новом сборнике ее стихотворений"24"Реквием". "Реквием" стал ходить в самиздате - в рукописных и машинописных списках, в репринтных изданиях тиражом 3-10 экземпляров. В январе 1963 г. Ахматова передала его в "Новый мир". Однако попытки легализовать "Реквием" в СССР не удались (он был издан только в 1987 г.). В 1963 г. Глеб Струве и Борис Филиппов выпустили "Реквием" в Мюнхене; затем он вышел в ряде других стран.

Последней прижизненной книгой Ахматовой стал "Бег времени". Она работала над ним с осени 1962 г., по предложению издательства "Советский писатель". В августе 1963 г. Чуковская писала о первоначальном варианте сборника: "Отличный: там и "Поэма без героя", и "Реквием", и многие стихи тридцатых и сороковых годов, никогда не печатавшиеся"25. Но в таком виде "Бег времени" был "зарезан" рецензентами, прежде всего критиком Евгенией Книпович. В архивах сохранилось несколько вариантов книги. В 1964 г. шла речь о том, что это будет двухтомник. Затем снова вернулись к однотомнику. Виктор Кривулин, в то время начинающий поэт, однажды присутствовал при разговоре Ахматовой с редактором Минной Дикман и был поражен тем, как спокойно Ахматова "давала выкручивать руки": "И для меня это была школа: не нервничать. Меня это, правда, другому научило: вообще с цензурой не связываться. Если цензуруют, то лучше просто не печатать"26. "Бег времени" вышел осенью 1965 г. Это была самая полная, итоговая книга Ахматовой, прекрасно оформленная, с рисунком Модильяни на суперобложке. Однако в ней не было "Реквиема", "Путем всея земли", "Черепков", "Стансов" и мн. др., а из "Поэмы без героя" была опубликована только первая часть.

Ни сборник, который был запланирован осенью 1965 для Лениздата и должен был представить не только стихи, но и прозу Ахматовой27

"Habent sua fata libelli" ("Книги имеют свою судьбу" - лат.), - писала Ахматова по поводу полувекового юбилея многократно переизданной книги "Четки", которая "выплывала и из моря крови, и из полярного обледенения, и побывав на плахе, и украшая собой списки запрещенных изданий…"28 С 1912 по 1922 г. вышло пять книг Ахматовой; с 1922 до 1966 г. - еще пять, причем ей ни разу не удалось выпустить книгу новых стихов.

Ахматова говорила: "Мы живем под лозунгом: "Долой Гутенберга""29. Теперь Гутенбергу возвращены права. На сегодняшний день опубликован весь основной корпус ахматовского наследия - все, что сохранилось и известно. Публикуется и каждая новая находка. Другое дело, чем это оплачено.

стихи: о любви, о разлуке.

Примечания

1. "Записные книжки Анны Ахматовой", с. 29. Тихонов (Серебров) Александр Николаевич - литератор, во время войны работал в ташкентском филиале издательства "Советский писатель".

2. Томашевская З. Б. "Я - как петербургская тумба" // Об Анне Ахматовой. Л., 1990. С. 424.

"Избранные стихи. 1910-1940), относящиеся к 1942 г. Первый вариант отражает ахматовский замысел включить в сборник многие стихи последних лет и обширные фрагменты "Поэмы без героя". См.: Гончарова, с. 239-241, 488-498.

5. "Энума элиш" в пер. с древневавилонского означает "Когда у".

6. Невышедший сб.: Ахматова А. Избранные стихи. 1910-1946. М., 1946.

7. Посвящение "Другу" адресовано Гаршину: с тем же посвящением стихотворение записано в его дневнике (см.: Петербург Ахматовой: Владимир Георгиевич Гаршин, с. 118).

8. Корректура передана в музей М. Е. Кудрявцевым.

запись хранится в архиве МА.

10. Ср.: "Тут уже начинает складываться парадоксальный своей двойственностью (вернее, оксюморонностью) образ героини - не то блудницы, с бурными страстями, не то нищей монахини, которая может вымолить у Бога прощенье" (Эйхенбаум Б. Анна Ахматова. Опыт анализа. Пг., 1923. Цит. по воспроизведению в изд.: Анна Ахматова: pro et contra. СПб., 2001. С. 535).

11. Подробнее о сохранившихся экземплярах уничтоженных сборников 1946 г. см.: Гончарова, с. 246-250.

12. О вариантах "Нечета" в архивах ИРЛИ, РНБ и РГАЛИ см.: Гончарова, с. 250-252, 532-545. См. также: Макогоненко Г. О сборнике Анны Ахматовой "Нечет" // Вопросы литературы. 1986. № 2. С. 171.

13. Недавно "Нечет" был издан отдельной книгой (М., 2001).

"Слава миру" см. материалы, опубликованные М. М. Кралиным в изд.: Ахматова Анна. Сочинения: В 2-х тт. М., 1996. Т. 2. С. 49-61, 326-332.

15. Чуковская, т. 2, с. 77.

16. Там же, с. 99.

17. Гончарова, с. 264-265.

18. Муравьев: "…мы с ней составили оглавление сборника, который должен был называться "Дикое мясо". Она вот так это понимала" (Анна Ахматова: последние годы. Рассказывают Виктор Кривулин, Владимир Муравьев, Томас Венцлова. СПб., 2001. С. 47). Речь идет о воспроизведенном в книге автографе Ахматовой "Даты", где рядом с названиями стихов зафиксировано место и время их создания. Автограф был подарен Муравьевым Музею Ахматовой. Устное название списка - "Дикое мясо" - восходит к "Четвертой прозе" Мандельштама (М., 1991. С. 189): "Дошло до того, что в ремесле словесном я ценю только дикое мясо, только сумасшедший нарост: И до самой кости ранено / Все ущелье криком сокола, - вот что мне надо. Все произведения мировой литературы я делю на разрешенные и написанные без разрешения".

"…Я, Ваш поздний ученик…" (Из писем Арс. Тарковского к А. Ахматовой. 1958-1965) / Публ. Н. Г. Гончаровой // Вопросы литературы. 1994. № 6. С. 330.

20. Чуковская, т. 2, с. 207.

21. Глекин Г. В. Из дневниковых записей / Собрание Н. Г. Гончаровой // Гончарова, "Фаты либелей", с. 287.

22. Глекин Г. В. Из дневниковых записей о встречах с А. Ахматовой ("…Я, Ваш поздний ученик…", с. 331).

23. Лесман М. Она приглашает меня к себе / Публ. и пред. Р. Тименчика // Искусство Ленинграда. 1989. № 5.

… // Воспоминания об Анне Ахматовой, с. 643.

25. Чуковская, т. 3, с. 61.

27. См.: Хренков Д. Анна Ахматова в Петербурге - Петрограде - Ленинграде. Л., 1989. С. 7-8, 12-13, 20-21.

28. Записные книжки Анны Ахматовой, с. 376.

Раздел сайта: