Эйхенбаумовские чтения-5.
Художественный текст: история, теория, поэтика.
Материалы международной конференции
по гуманитарным наукам.
"Белая совесть, заповедь лжи…":
Анна Ахматова глазами Сергея Рудакова
На сегодняшний день известно более двухсот прижизненных изображений Анны Ахматовой1. В их числе - ряд силуэтов: это две работы Елизаветы Кругликовой 1910-х гг.; работа Евгения Белухи для обложки антологии "Образ Ахматовой" (1925), составленной Эрихом Голлербахом; работа самого Голлербаха для книги 1927 г. "Город муз" (сдвоенное изображение: Анна Ахматова и Николай Гумилев смотрят друг на друга); работа Василия Калужнина 1920-х гг. - Ахматова стилизована под Данте; три работы Нины Коган первой половины 1930-х гг. и, наконец, два силуэта 1936 г. Сергея Рудакова. Хотя Ахматову продолжали изображать до конца ее жизни, более поздних силуэтов, видимо, не существует. Возможно, потому, что искусство силуэта - это, прежде всего, искусство "острых" изображений, а облик Ахматовой, начиная со второй половины 1930-х гг., постепенно терял остроту линий. Впрочем, один поздний силуэт все-таки можно вспомнить: это неумелый рисунок самой Ахматовой. В одной из записных книжек ею зарисована обложка предполагаемого сборника "Маятник" (1964): обозначенный спиралевидными линиями фон, маятник, зловещий женский силуэт в профиль, с узнаваемым "ахматовско-дантовским" носом2. Тема двойника с "бурбонским профилем" не казалась ей исчерпанной3.
Работы Рудакова - это также изображения головы в профиль, что типично для искусства силуэта (силуэты Коган, однако, изображают фигуру Ахматовой целиком и в довольно сложных ракурсах). В отличие от виртуозно выполненных работ Кругликовой, Белухи и Коган, это, скорее, старательные работы дилетанта. Но они обладают грубоватой выразительностью, а также интересны как документ.
"талантливым литературоведом-текстологом"4, которому сталинская эпоха не дала состояться. Писал неплохие стихи, считал их достойными стоять в одном ряду со стихами Осипа Мандельштама, Бориса Пастернака, Анны Ахматовой. С марта 1935 по июль 1936 г. находился в ссылке в Воронеже, где близко общался с семьей Мандельштамов. Рудаков работал с Мандельштамом над комментарием к его стихам, считая себя едва ли не соавтором "Воронежских тетрадей". Обстоятельства заставили честолюбивого литератора освоить специальность чертежника или проектировщика, и это давало ему кусок хлеба в Воронеже. Художественного образования у Рудакова не было, но некоторый художественный опыт был. По словам Надежды Мандельштам, в Воронеже он "рисовал тушью силуэты, не хуже пропойц, промышлявших этим на бульварах, и с гордостью демонстрировал нам свои шедевры"5. Ср. письма Рудакова к жене Лине Финкельштейн от 22 января 1936 г.: "…они оба дико хвалили мои профили - силуэты и даже робко молвили о "пересмотре" точки зрения на мои пейзажи. Все это мне тем интересно, что он дается рисоваться. Знаешь ли ты альбом писателей (профилей) работы Кругликовой. М<андельштамы> говорят, что у меня лучше. Вот сделаю своего Оську как следует"6. Из письма Рудакова к жене от 28 января 1936 г. можно предположить, что он выполнил силуэты четы Мандельштамов или, по крайней мере, Осипа Эмильевича7: "…Сегодня Оськи мне устроили скандал из-за профилей. Им они в первые показы нравились. А сегодня, по О<сипу>, - "нет разговора линий", по Н<адин> - "нет лепки черепа и центра"(!?)"8
В 1935 г. Мандельштамы ждали приезда Ахматовой. С ними ждал и Рудаков. Он видел Ахматову прежде, был поклонником ее таланта и еще более - таланта Гумилева. Он надеялся сблизиться с Ахматовой и получить возможность работать с гумилевским архивом. Ахматова приехала только 5 февраля 1936 г. В этот день Рудаков писал жене: "Линуся, основное событие дня - приезд Анны Андреевны. <…> Анна Андреевна - в старом, старом пальто и сама старая. Вид кошмарный. <…> Она снимает шляпу и преображается. Это то, о чем я говорил тебе на пушкинодомской встрече. Когда она оживлена, лицо прекрасно и лишено возраста. Чудные волосы. Очень похудела, что дает стройность (?). Пока не привык - минуты потускнения, просто страшные, почти безобразные"9. Общение Рудакова с Ахматовой продолжалось все дни ее пребывания в Воронеже. Из письма от 6 февраля: "Уже нет ни тени натянутости. Мы с Анной Андреевной просматривали куски моей текстологии. Она вроде Оксмана в смысле авторитета. Она, кажется, не ждала увидеть то, что нашла. <…> Лика, как она изумительно красива. Ты можешь себе представить, что идешь под руку с Гумилевым? Вот то, что, ты представишь, я испытывал…"10 7 февраля: "Здесь начинается Оськино благородство. Он рассказал Анне Андреевне о моих стихах - и они организованно стали устраивать мое чтение. <…> Заставили читать еще больничные - Лика (о, человеческое, женское уменье!) - Анна Андреевна <…> смотрела в упор мне в глаза - к последней строфе (нет, не просто, а как у Сумарокова, как у меня) - опустила ресницы. Это иллюстрация, оценка - словами не рассказуемая. <…> Анна Андреевна: "Удивительная работа над словом, полнота, которая создает, может быть, излишнее затруднение - вещи кажутся длиннее, чем есть, огромнее" <…>
Вечер - чтенье Данта, разговоры. Шуток много. Вместе они очень веселые"11. 8 февраля: "…Анна Андреевна уже собирается ехать. Это вчера дало трещинку в спокойствии. Сегодня хуже - все переволнованы. Чудно, что в воззрениях на Оську мы с нею согласны. Она страшная умница. Сегодня мы с нею готовили щи - вышло очень вкусно. <…> Жаль, если не удастся большой профиль сделать. Может быть, завтра. Сегодня секретный вариант"12. 9 февраля: ""Довольно мне пред гордою полячкой унижаться" - Китуся, кажется, в "Борисе" говорится так. А вот мои стихи:
Чучела лисья - детский кошмар,
Пыльного меха желтый пожар -
Ты за диваном крадешься ползком.
Прячась украдкой по голым кустам
Тьмою метельной мерещишься нам -
Белая совесть, заповедь лжи
9. II. 36. Воронеж.
<…> можно ли на 30-м году работы включить на равных себе правах новое явление? Трудно. И тут публикой, народом, а не ценящими мастерами - быть они не способны. В этом роде, только логично, - в разговоре сказал это. Они пообалдели. Это о пушкинском стихе. А мое сегодняшнее - как демонстрация силы, оно, собственно, независимо от всего сказанного. Оно само о себе. О лисе - реальные комментарии у Ирины (вообще в семье). Не путать с Лисенком, с тем, что мама и ты меня зовете "Лис""13. 10 февраля: "С А<нной> А<ндреевной> много говорили о работе. Доверие беспредельное - только время и Ленинград, и все задуманное будет сделано. Мы друг друга с полуслова понимаем, будто я с ними в Цехе поэтов был, или она с Гришкой у меня семинарий по Гумилеву проходила. <…> Лина, познанный Оська, все с ним связанное - это очень много, но спокойная, вечная гениальность Ахматовой мне дала столько, сколько мог я сам придумать. <…> о любви так можно говорить с любимой, как мы о поэзии"14. 11 февраля: "…уехала Анна Андреевна. Киса, всякие поклонения великим - вещь и глупая, и безвкусная. Об Ахматовой - известно, что это адресат целого культа. И что же? Шесть дней знакомства сделали так много. Кит, я сделал покражное преступление. Взяв у сестры Толмачева "Anno Domini" - дал А<нне> А<ндреевне>, а она сделала мне надпись: "Сергею Борисовичу / Рудакову / на память / о моих Воронежских / днях / Ахматова / 11 февр. 1936. / Вокзал" <…> Законченного профиля так и не сделал (вот это вина Надьки)"15.
Силуэты Ахматовой выполнены Рудаковым на двух сторонах одного листа. Видимо, Рудаков, сделав один силуэт, затем обвел просвечивающее изображение по контуру на обороте. Силуэты все же отличаются друг от друга: один целиком закрашен тушью, на другом прорисованы волосы и намечен ворот платья. Обе работы кажутся законченными, однако из письма от 11 февраля следует, что Рудаков их таковыми не считал и не был доволен результатом. Под одним из портретов стоит дата "II. II. 36", которую, судя по дате на процитированном письме (а именно в нем в последний раз упоминается ахматовский силуэт), нужно читать так: 11 февраля 1936 г.
Ахматова, скорее всего, не узнала о существовании силуэтов. Рудаков не привел в письмах ее оценку, а она никогда не упоминала эти изображения в списках своих портретов. Между тем, силуэты Рудакова не хуже многих других ахматовских изображений. Во всяком случае, они имеют сходство с "бурбонским профилем" - может быть, излишне подчеркнутое. Из сложного комплекса своих представлений об Ахматовой Рудаков, видимо, стремился отразить в силуэтах прежде всего "спокойную, вечную гениальность".
прочитаны Ахматовой. "Гордая полячка" из пушкинского "Бориса Годунова" должна была узнать себя в лисьем профиле пыльного чучела - так Рудаков отомстил ей за первоначальное разочарование: приехала в старом пальто16 "и сама старая". Адресат в стихах прямо не назван, но Ахматова наверняка поняла, что это она: "Белая совесть, заповедь лжи / Людям о нашей судьбе расскажи".
Ахматова приняла вызов: некоторые элементы этого портрета были включены ею в автопортрет. Эхо строк Рудакова можно услышать в первых двух строках стихотворения "Вместо посвящения" (1963) из цикла "Полночные стихи": "По волнам блуждаю и прячусь в лесу, / Мерещусь на чистой эмали…" Ср.: "Прячась украдкой по голым кустам / Тьмою метельной мерещишься нам…" Даже лиса из стихотворения Рудакова нашла здесь отзвук: "в лесу"17. Замечу, что перекличка с Рудаковым никак не отменяет другого адресата (или адресатов) стихотворения и цикла.
Для Ахматовой было характерно повышенное внимание к посвященным ей стихам: она вглядывалась в "зеркала" - и новые отражения находили отклик в ее творчестве. Характерна была для нее и форма, обозначенная Романом Тименчиком как "отсроченный ответ"18. "Поздний ответ" назвала этот жанр сама Ахматова в стихотворении, посвященном Марине Цветаевой (1940, 1961). В нем также слышится эхо Рудакова: и в построении стихотворения как перечисления действий, и в характере этих действий. Ср. также ахматовское "Что ты прячешься в черных кустах?" с рудаковским: "Прячась украдкой по голым кустам"; образ полночной тьмы и "Вьюги, наш заметающей след" со строкой "Тьмою метельной мерещишься нам". Возможно, у Рудакова метельная тьма - из стихотворения Цветаевой, посвященного Ахматовой в 1916 г.: "…Ты черную насылаешь метель на Русь…" И сходство мотивов привело к включению "рудаковского элемента" в стихотворение, в котором Ахматова и Цветаева - двойники, адресованное одной можно адресовать другой19.
Взаимоотражение в стихах Ахматовой и Рудакова не кажется странным: не только для Рудакова, но и для Ахматовой воронежское знакомство не было пустячным эпизодом. После возвращения Рудакова в Ленинград их общение продолжилось, Ахматова отдала Сергею Борисовичу для изучения хранившиеся у нее материалы Гумилева20. В 1959 г. доброе отношение Ахматовой к Рудакову было поколеблено: она познакомилась с некоторыми его воронежскими письмами к жене: "…он заявляет, что сто стихов (строчек) Мандельштама написаны им, Рудаковым, вернее, сотворены из какой-то мертвой массы, что они втроем (он - Рудаков, Вагинов и Мандельштам) составляют всю русскую поэзию, что - о, ужас! - потомки будут восхищаться Мандельштамом, меж тем как им надлежит восхищаться Рудаковым…"21 Закончить свой доклад, однако, я хочу не этим неизбежным диссонансом. Напомню о том, что не только образ Ахматовой остался в творчестве Рудакова, но и Рудаков остался в творческой памяти Ахматовой. И не только в отдельных строках, но и в стихотворении "Памяти друга", написанном в 1945 г. и в одном из автографов имеющем посвящение Сергею Борисовичу Рудакову22, погибшему на фронте в 1944 г.
Примечания
"Анна Ахматова в портретах современников", размещенная на музейном сайте. Каталог включил в себя всю прижизненную иконографию Ахматовой, собранную сотрудниками музея на тот момент. Это 192 работы 69 художников. Каталог нуждается в дополнениях и уточнениях. В конце 2004 г. под грифом Музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме выйдет также альбом избранной прижизненной иконографии поэта. И в компьютерном каталоге, и в альбоме приводятся силуэты Ахматовой работы Сергея Рудакова. Силуэты хранятся в фондах Музея Ахматовой.
2. Записные книжки Анны Ахматовой (1958-1966). М. -Турин, 1996. С. 749.
3. Ср. стихотворение Ахматовой "А в зеркале двойник бурбонский профиль прячет…". Ср. также слова Ахматовой, сказанные Чуковской в 1940 г.: "…а вообще-то писать меня не стоит, эта тема в живописи и графике уже исчерпана" (Чуковская Лидия. Записки об Анне Ахматовой. В 3-х тт. М., 1997. Т. 1. С. 158).
4. Из характеристики Рудакова, написанной Тыняновым по его просьбе для скорейшего освобождения его из ссылки (О. Э. Мандельштам в письмах С. Б. Рудакова к жене (1935-1936) // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1993 год. Материалы об О. Э. Мандельштаме. СПб., 1997. С. 118). В этом же издании см. обширную статью о Рудакове, написанную Е. А. Тоддесом и А. Г. Мецем, стихи Рудакова и его трактат "Город Калинин".
5. Мандельштам Надежда. Воспоминания. М., 1999. С. 326.
7. Силуэты четы Мандельштамов работы Рудакова на сегодняшний день неизвестны (за эту справку благодарю Александра Меца). Известен, однако, обладающий живой выразительностью карандашный портрет Мандельштама, выполненный Рудаковым 24 апреля 1935 г. Этот портрет, хранившийся у Николая Харджиева, ныне находится в Амстердаме (Foundation Chaga-Khardgiev, № 155). Опубликован, см.: Лангерак Т. Два рисунка С. Б. Рудакова // Филологически записки: Вестник литературоведения и языкознания. Вып. 16. Воронеж, 2001. С. 163 (за сведения благодарю Александра Крюкова).
8. То же изд., с. 131.
9. Там же, с. 136-137.
10. Там же, с. 138.
12. Там же, с. 141.
13. С. 141-143. Ирина - сестра Рудакова.
14. Там же, с. 143-144. Гришка - Г. М. Леокумович, ленинградский знакомый Рудакова.
"Она была одета в зимнее пальто бледно-песочного цвета с мелкой темной пестринкой. Небольшой воротничок коричневого меха оттенял матовую бледность лица. Меховые манжеты почти скрывали кисти рук. Свободного покроя; со спущенными плечами, пальто расширялось книзу, напоминая колокол. Оно не было модным. Такой фасон носили в конце двадцатых годов…" (Русанова Т. А. Нечаянная встреча // Русанова А. А., Русанова Т. А. Встречи с Ахматовой и Мандельштамом. Воронеж, 1991. С. 4). Цвет пальто, меховая отделка, устарелость фасона могли послужить Рудакову толчком для возникновения образа лисьего чучела.
17. Ср. "двойчатку" "в лесу" и "лису" в стихотворении Ахматовой "Отстояли нас наши мальчишки…" (1940-е гг.). "Лисья" тема у Ахматовой рассмотрена в статье Романа Тименчика "Храм Премудрости Бога: стихотворение Анны Ахматовой "Широко распахнуты ворота…"" (Slavica Hierosolymitana. Jerusalem, 1981).
18. "Отсроченный ответ, "поздний ответ" можно считать индивидуальным ахматовским жанром программной лирики" (из доклада "Память Ахматовой", сделанного Тименчиком на конференции в Музее Анны Ахматовой в Фонтанном Доме в 2000 г.)
"31 августа"), в которых есть "ахматовские" реалии (Ленинград, Киев, Царское Село ), как будто бы и для него Ахматова и Цветаева были нераздельно связаны, как в стихотворении "Поздний ответ". "Ахматовские реалии" (царскосельские) есть и в стихотворении 1940 г. "И вот теперь - в часы уединенья…": "Чтоб вечность саду дивному дала, / Зовите нимфу Царского Села".
20. Мандельштамы также передали Рудакову часть своего архива. После смерти Рудакова рукописи Гумилева и Мандельштама остались у вдовы Сергея Борисовича, которая их частично распродала, частично уничтожила. Сохранившуюся часть архива дочь Рудакова передала в Пушкинский Дом. (Об этом см., например, в указ. изд., в статье о Рудакове, с. 11.)
"Рудаков" (там же, с. 11-12).
22. Об этом: Герштейн Э. Г. Мемуары. СПб., 1998. С. 76. Ср. "Памяти друга" со стихотворением "Отстояли нас наши мальчишки…", где тема погибших может включать в себя память о Рудакове (см. примеч. 16).