Ахматовский вестник (Латвия. Валка) - 1990. - 21 июн.
Наш визит к Ахматовой
Осенью 1926 года мой "единственный в мире друг", как и тогда его называл, Анатолий Николаевич Мельников (погиб смертью героя в Великую Отечественную войну) предложил мне пойти к Ахматовой, чтобы просить ее выступить с чтением своих стихов в нашем студенческом клубе ЛСХИ. Здесь выступали С. Есенин, А. Толстой, В. Шишков, В. Маяковский и многие другие. Поэтому нам казалось, чти согласится и Анна Андреевна. Анатолий знал, что А. А. живет в полуциркуле Екатерининского дворца (ныне известно, что она жила, вернее гостила там и в 1925 году, тоже осенью, о чем свидетельствует ряд фотографий).
Анна Андреевна приняла нас довольно любезно Поздоровалась, подав руку. Но я не могу, как Расул Гамзатов, похвастать, что "трепетно Ахматовой при встречах я царственную руку целовал", потому что мы просто не умели этого делать - в нашей среде это не было принято. Любезность Ахматовой была, однако, как то сдержанна. Перед нами была "королева". А когда мы сказали о своей просьбе, она категорически отказала: "Не просите". Было ясно, что дальнейшие просьбы недопустимы. На обратном пути мы назвали ее "гордячкой", может быть, потому что она отказалась читать стихи в нашем клубе. Но позднее из ряда воспоминаний (Чуковского, Ардова и других) я узнал, что с незнакомыми людьми Анна Андреевна, как правило, вела себя "неприступно-величаво". Много позднее воспоминания об этой встрече я выразил в акростихе:
Анна, пушкинцам родная
Худощава, не простая
Много бед она терпела,
А фортуна мало грела.
Только... слава ее вечна.
Она будет бесконечна!
Величава, хороша
Анны русская душа.
Почему Анна Андреевна отказала тогда в нашей просьбе? Возможно, мы не знали, что ее запретили печатать в 1925 году. Может быть, мы и знали это, но считали, что одно другому не препятствует. Но она думала иначе: видимо, считала, что не может выступать.
Все же у нас с ней был небольшой разговор. Полностью его я, конечно, не помню. Смеюсь над собой: я больше запомнил попугая, сидевшего в клетке. И теперь, в конце жизни, мне не дает покоя вопрос: чей это был попугай? Дело в том, что, как мы выяснили позднее, Ахматова тогда жила не в своей квартире, а гостила в дачной комнате своих друзей Рыбаковых с их домработницей, когда они уезжали на юг, к Черному морю. О. И. Рыбакова (дочь) не помнит, был ли у них попугай. Но, может быть, это был тот, о котором Анна Андреевна писала: "Я теперь я игрушечной стала, Как мой розовым друг какаду"? Безответным остается для меня и другой вопрос: от кого у Анны Андреевны горбатый нос? Наследственность - дело очень сложное: в первом поколении у каждого человека - два потомка: отец и мать, во втором их - четыре (бабушки и дедушки), а в двенадцатом - 4096! (Некоторые потомки Анны Андреевны известны и в двенадцатом колене: Мотовилов, Хозяш Чагодаев)
не могли с ней спорить, хотя, будучи атеистами, могли сказать, что Бог ничем себя не oбнаруживает, не помогает людям избавиться от несправедливостей, от страданий (даже массовых) невинных людей. Значит - его нет. Запомнилось, что Анна Андреевна говорила: "Детское Село - мой любимый город. Душой отдыхаю в нем".
Других встреч с Ахматовой у меня не было. Лишь много позже я осознал, какой счастливый случай - встречу с Ахматовой подарила мне судьба, и как плохо я им воспользовался!