Поиск по творчеству и критике
Cлово "BASILE"
Входимость: 1. Размер: 83кб.
Входимость: 1. Размер: 51кб.
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Входимость: 1. Размер: 45кб.
Входимость: 1. Размер: 4кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 83кб.
Часть текста: дошедших до нас, так как Ахматова неоднократно уничтожала свои рукописи, она сообщает, что помнит Петербург еще 90-х годов XIX века. Если учесть, что родилась она в июне 1889 года в Одессе, в двухлетнем возрасте перевезена была в Царское Село, а в Петербурге бывала наездами, то это не начало 90-х годов, а последние годы XIX века. В то время Петербург населяло около полутора миллионов человек. Из всех столиц европейских государств он занимал 5-е место по численности населения, уступая Берлину, Лондону, Парижу и Вене 3 . "... Это в сущности Петербург Достоевского" 4 , - писала Ахматова, справедливо считая, что с начала 80-х до середины 90-х годов XIX века город почти не изменился. Россия Достоевского. Луна Почти на четверть скрыта колокольней. Торгуют кабаки, летят пролетки, Пятиэтажные растут громады В Гороховой, у Знаменья, под Смольным. Везде танцклассы, вывески менял, А рядом: "Henriette", "Basile", "Andre" И пышные гроба: "Шумилов-старший". Но, впрочем, город мало изменился. Не я одна, но и другие тоже Заметили, что он подчас умеет Казаться литографией старинной, Не первоклассной, но вполне пристойной, Семидесятых кажется годов. Особенно зимой, перед рассветом Иль в сумерки - тогда за воротами Темнеет жесткий и прямой Литейный, Еще не опозоренный модерном, И визави меня живут - Некрасов И Салтыков… Обоим по доске Мемориальной... 2* Город, который она считала своим, населен дорогими ей писателями и поэтами. Она прекрасно знала и с детских лет любила Некрасова. Но именами Салтыкова и Некрасова не исчерпывается перечень тех, кто жил и бывал в разное время поблизости от дома, где многие годы жила Ахматова 3* ....
Входимость: 1. Размер: 51кб.
Часть текста: и тому же источнику - шекспировскому "Гамлету", стихотворения Мандельштама и Ахматовой, разделенные восемнадцатью годами, представляют собой два этапа исторической трагедии. В версии Мандельштама разрыв еще можно скрепить кровью культуры, "флейтою связать". В этом смысле Мандельштам ближе к Шекспиру, чей герой восклицает: "The time is out of joint. O cursed spite / That ever I was born to set it right"99 (в дословном переводе: "Сустав времени вывихнут. Проклятье, почему именно я был рожден, чтобы вправить его"). Подобно Шекспиру, Мандельштам в 1923 и позже, в 1936 годах (когда создавалась вторая редакция стихотворения), не сомневается в том, что временной разрыв преодолим. Парадокс ахматовского стихотворения заключается в том, что оно куда более безнадежно. Но сама Ахматова сделала буквально то, что провидел ее друг и соратник: она связала своей флейтой, своей тростниковой д удочкой распадающиеся времена. Время перечитать ахматовское стихотворение. Начнем со звука. Помянутый выше образ тростниковой дудочки здесь, разумеется, не работает. Слышится, скорее, колокол, чей звон Ахматовой подвластен (недаром Некрасов был ее любимым поэтом). "Когда погребают эпоху, / Надгробный псалом не звучит". Как ей удается добиться этой торжественной медленности произнесения? Дело ли тут в сцеплениях согласных, во всех этих, отрицающих резвость, "греб", "гроб" и "надгроб"? Скользить по этим строкам невозможно. Мы в состоянии только следовать заложенному в них темпу: каждое слово отдельно. Это какой-то новый паузник....
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Часть текста: свою долгожданную книгу об Ахматовой словами: «Однажды Анна Ахматова мимоходом назвала свои рабочие блокноты “Книгой жизни”» (Тименчик Р. Д. Анна Ахматова в 1960-е годы. М.; Toronto, 2005. С. 7). Этот метод идет от конкретного высказывания, ситуации, строки и, раскручиваясь, серпантином захватывает в свою орбиту ближайшие – ближние – удаленные, но в равной степени необходимые для понимания этой конкретной единицы явления и смыслы. Оборачиваясь и возвращаясь к начальной точке, эти явления и смыслы проявляют в ней творческий замысел поэта и ее собственную суть. Это метод строго контекстуальный, использующий преимущественно слова, оставленные поэтом, и даты, вычитываемые из его жизни и из его эпохи, и потому конкретный. Но это метод и всесторонне содержательный, то есть вписывающий отдельную строку / высказывание / упоминание и в мировой поэтический текст, и в историческую реальность того времени. Можно заметить, что, сочетая самоуглубленную предметность и открытость в общее культурное пространство, этот метод строго акмеистичен: исследователи акмеизма смотрят на него зрением, воспитанным самими акмеистами. Можно сказать, что это изучение капли и отражаемого в ней мира. Можно сказать, что это сочетание двух оптик – микроскопа и телескопа, дающее возможность увидеть явление во ...
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Часть текста: его дальность, появился взгляд сверху, которого ранее не было. Последняя строка могла бы служить эпиграфом к новой главе творчества Ахматовой, определившейся к сороковым годам. Корней Чуковский первым подметил новую струю историзма, назвав Ахматову "мастером исторической живописи". Сказано "это было по поводу отрывков из "Поэмы без героя". Однако первое вторжение больших исторических измерений в ахматовский стих можно отметить ранее. В 1923 году Ахматова начала писать поэму "Русский Трианон"50. Царскосельские мотивы привлекали ее издавна - и до конца жизни. Но поэма была задумана совсем в ином плане - отнюдь не личных переживаний, - с несвойственными прежней Ахматовой историческими масштабами и прямо высказанной социальной темой. И рушилась твердыня Эрзерума, Кровь заливала горло Дарданелл, Но в этом парке не слыхали шума, Лишь ржавый флюгер вдалеке скрипел. (Отрывок из поэмы "Русский Трианон") Стихотворению был дан, подзаголовок: "Воспоминания о войне 1914-1917 годов". На невзгоды первой мировой войны Ахматова откликнулась сразу же: "Сроки страшные близятся. Скоро - станет...
Входимость: 1. Размер: 45кб.
Часть текста: В заголовок этой статьи я вынес название ахматовского цикла, датированного 1940 -1960 годами - временем наиболее интенсивной и глубокой работы поэта. В этом цикле есть в своем роде единственное для Ахматовой стихотворение "Читатель". Вот его начало: Не должен быть очень несчастным И главное скрытным. О нет! - Чтоб быть современнику ясным, Весь настежь распахнут поэт. Это - важное признание. Оно, так же как и другие стихи этих лет, говорит об обращенности поэзии Ахматовой к человеку, о том, сколь существенна и взаимно важна связь поэта и его собеседника. Это звучит не навязчиво и не назойливо (как подчас любят делать поэты, настаивая на какой-либо своей излюбленной теме), но в достаточной мере четко. Наш век на земле быстротечен, И тесен назначенный круг, А он неизменен и вечен - Поэта неведомый друг. Ради существования этого друга-современника, ради душевного мира его - "весь настежь распахнут поэт". Очевидно, ради этого и существуют тайны ремесла и секреты мастерства. Иными словами: это - родственное постоянное внимание художника к его собеседнику, так явственно ощущаемое в зрелых и в поздних стихах Ахматовой, еще плохо и неверно прочитанных. Произносятся запоздалые похвалы с оговорками, снимающими эти похвалы, с извинениями на всякий случай. Стыдливое амнистирование, что ли... А поэт продолжает свой доверительный, честный, прямой, строгий разговор. Доброжелательный поэт, отводя удар от друга, принимает его на себя, на свое незащищенное сердце. В этом смысле прекрасный пример "Четверостишие" (1962): О своем я уже не заплачу, Но не видеть бы мне на земле Золотое клеймо неудачи На еще безмятежном челе. Вот облик поздней Ахматовой. В него надо хорошо вглядеться. ...
Входимость: 1. Размер: 4кб.
Часть текста: менял, А рядом: Henriette, Basile, Andre И пышные гроба - "Шумилов-старший". Но, впрочем, город мало изменился. Не я одна, но и другие тоже Заметили, что он подчас умеет Прикинуться старинной литографьей, Не первоклассной, но вполне пристойной, Семидесятых, кажется, годов. Особенно зимой, перед рассветом, Иль в сумерки - тогда за воротами Темнеет жесткий и прямой Литейный, Еще не опозоренный модерном, И визави меня живут - Некрасов И Салтыков... Обоим по доске Мемориальной. О, как было б страшно Им видеть эти доски! Прохожу. А в Старой Руссе пышные канавы, И в садиках подгнившие беседки, И стекла окон так черны, как прорубь, И мнится, там такое приключилось, Что лучше не заглядывать, - уйдем! Не с всяким местом сговориться можно, Чтобы оно свою открыло тайну (А в Оптиной мне больше не бывать). Шуршанье юбок, клетчатые пледы, Ореховые рамы у зеркал, Каренинской красою изумленных, И в коридорах узких те обои, Которыми мы любовались в детстве Под желтой керосиновою лампой, И тот же плюш на креслах... Все разночинно, наспех, как-нибудь... Отцы и деды непонятны. Земли Заложены. И в Бадене - рулетка. ................................. И женщина с прозрачными глазами (Такой глубокой синевы, что море Нельзя не вспомнить, поглядевши в них), С редчайшим именем и белой ручкой, И добротой, которую в наследство Я от нее как будто получила, - Ненужный дар моей жестокой жизни... .................................. Страну знобит, а старый эпилептик Все понял и на всем поставил крест. Вот он сейчас перемешает все И сам над первозданным беспорядком, Как некий дух, взнесется. Полночь бьет. Перо скрипит, и многие страницы...