Поиск по творчеству и критике
Cлово "FEAST"
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Входимость: 1. Размер: 86кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Часть текста: же небеса: Ты первый раз одна с любимым». Как справедливо замечено Лидией Гинзбург, «устрицы здесь нисколько не иносказательны, но значение слова поэтически емко. Контекст выдвигает нужные ему значения. Устрицы здесь - «морская вещь», вещь, несущая образ моря - «свободной стихии», - вносящая его в душное томление городского сада»3. Свежий и острый образ приветствовался апологетами урбанистического комфорта, но был сочтен «слишком явным заимствованием» из Игорь-Северянина4, известного любителя этого пункта ресторанного меню5, чье стихотворение «Гашиш Нефтис», содержащее стих «Писки устрицы, пахнущей морем...», написано через два месяца после ахматовского «Вечером», но в печати появилось ранее6. Первых читателей этого стихотворения озадачивал его психологический парадоксализм: «Ахматова любит конфрондировать самое грубое с самым нежным. <...> Тут какое-то противоречие; чувства, кажется, исключают друг друга. За что тут благословлять небеса? Тут естественный протест против грубого поругания хорошего чувства; но, конечно, это было бы нимало оригинальным, ни ярким, ни острым, и вот г-жа Ахматова сливает оба чувства: он гладит ее, как кошку, а она благословляет небеса»7. Эмоциональная несбалансированность текста способна вызывать дискуссии и спустя шестьдесят лет. Вот один из примеров: «Ахматова часто обращает внимание на кажущуюся тривиальной деталь - с тем, чтобы сопоставить ее с эмоционально заряженным обращением к фрагментарно повествовательной структуре. Один из наиболее известных примеров из ее ранних стихотворений совмещает устрицы во льду и музыку на заднем плане открытого ресторана со своего рода литургией влюбленных: "Благослови же небеса: / Ты первый раз одна с любимым"»8. «"Звенела музыка в саду", на ...
Входимость: 1. Размер: 86кб.
Часть текста: поэмы: Ты... Ровесник Мамврийского дуба, Вековой собеседник луны. Не обманут притворные стоны, Ты железные пишешь законы, Хаммураби, ликурги, солоны У тебя поучиться должны. Существо это странного нрава. Он не ждет, чтоб подагра и слава Впопыхах усадили его В юбилейные пышные кресла, А несет по цветущему вереску, По пустыням свое торжество. И ни в чем не повинен: ни в этом, Ни в другом и ни в третьем... Поэтам Вообще не пристали грехи. Проплясать пред Ковчегом Завета Или сгинуть!.. Да что там! Про это Лучше их рассказали стихи3 Текст семантически многомерен, не раз подвергался интерпретациям, и дальнейшие суждения не претендуют на исчерпывающее (если таковое вообще возможно) его истолкование. Я предлагаю обратиться к "западным корням" отрывка, а именно к поэзии (и отчасти к прозе) англичанина Роберта Браунинга и француза Теофиля Готье. Обозначим метаописание анализируемого текста цифрой I и нечто из его "генетического досье" - строфу, не вошедшую в поэму, - цифрой II. I. "Работа над ней (поэмой. - Г. М.) ... напоминала проявление пластинки. Там уже все были. Демон всегда был Блоком, Верстовой Столб4 - Поэтом вообще, Поэтом с большой буквы (чем-то вроде Маяковского)..."5. II. "Не кружился в Европах бальных, / Рисовал оленей наскальных, / Гильгамеш ты, Геракл, Гесер - / Не поэт, а миф о поэте, / Взрослым был ты...