Анна Ахматова: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "ICE". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 1. Размер: 51кб.

Часть текста: поскольку он в ней содержится, ее составляет. Иначе говоря, поэзия и есть память о по-эте, не его собственная о нем, а всякая о всяком, - но чтобы стать таковой, ей необходимо быть усвоенной еще одним поэтом, все равно - "в поколенье" или "в потомстве". Усваивается же она им уже "на уровне" чтения, "в процессе" чтения. При чтении читателем-непоэтом поэт тоже остается "славным", но эта слава совсем иного качества: непоэт - только приемник, поглотитель поэтической энергии, в него уходит творческий посыл поэта, на нем кончается. Ахматова в заметках на полях пушкинских стихов пишет об "остатках французской рифмы": распространенная рифма rivage (берег) - sauvage (дикий) превращается у Пушкина в устойчивую формулу "дикий брег". Так вот, разница между этими двумя славами (у читателя-непоэта и у читателя-поэта) подобна разнице между услаждающим слух французским созвучием и самостоятельным образом. Непоэт благодарен читаемому им автору, умиляется, называет его "мой"; поэт пускает его в дело. Именно в дело, а не на украшения: одну из колонн можно взять в готовом виде, из привезенных с раскопок, из валяющихся среди руин, из лишних у соседа - что и делалось всегда и делается на стройке, но она должна быть несущей, а не декоративной. Читатель-непоэт декорирует свою речь лепниной стихов: "Иных уж нет, а те далече, как Сади некогда сказал", - дает Пушкин пример такого усвоения-присвоения поэзии. "Дикий брег" - чисто пушкинский строительный блок, хотя пошли на него элементы чужой архитектуры. То есть: читающий поэт усваивает не в общепринятом смысле слова, он усваивает ее новым стихам. Когда это происходит, усвоенное обновляется двояко: не бывшими прежде стихами - и обогащением стихов, в них отраженных. Сравнивать поэзию со строительством можно только для наглядности: поэтическая...

Входимость: 1. Размер: 55кб.

Часть текста: Исайя Берлин , в мемуарах об А. Ахматовой: Пастернак открыто выражал патриотизм: для него, бесспорно, было важно ощущать связь со страной, свою историческую причастность. Он неоднократно повторял мне, как он рад, что может проводить лето в деревне писателей Переделкино, бывшем земельном владении известного славянофила Юрия Самарина. Традиции славянофилов исходили из легендарного "Садко", Строганова и Кочубеев, были затем продолжены Державиным, Жуковским, Тютчевым, Пушкиным, Баратынским, Лермонтовым, а позже - Аксаковым, Толстым, Фетом, Буниным, Анненским. Несколько странно читать об Анненском как о славянофиле. О Вячеславе Иванове она отзывалась, как о человеке выдающемся, с безупречным вкусом, тонкими суждениями и прекрасной силой воображения, но его поэзия казалась ей слишком холодной и безжизненной. Примерно того же мнения она была об Андрее Белом. Бальмонта она считала слишком помпезным и самоуверенным, но талантливым, Соллогуба - не всегда равнозначным, но часто интересным и оригинальным. Но выше их всех она ставила строгого и требовательного директора Царскосельского лицея Иннокентия Анненского, у которого она сама и Гумилев многому научились. Смерть Анненского прошла почти незамеченной для издателей и критиков. Великого мастера предали забвению. А ведь не будь его, не было бы Гумилева, Мандельштама, Лозинского, Пастернака и самой Ахматовой. По мнению Ахматовой, поэт Георгий Иванов (которого она обвиняла в написании лживых мемуаров) был шпионом царского правительства, равно как и в своё время Некрасов. Она не сомневалась, что Иннокентия Анненского недруги свели в могилу. Эти убеждения, чисто интуитивные, не подтвержденные фактами, не являлись, тем не менее, бессмыслицей или чистой фантазией, это были элементы связной и стройной концепции, тесно связанной с судьбой всей страны и самой...

Входимость: 1. Размер: 2кб.

Часть текста: The early chills are most pleasant to me. Torment releases me when I come there. Mysterious, dark places of habitation - Are storehouses of labor and prayer. The calm and confident loving I can't surmount in this side of mine: A drop of Novgorod blood inside me Is like a piece of ice in foamy wine. And this can not in any way be corrected, She has not been melted by great heat, And what ever I began to glory - You, quiet one, shine before me yet.

Входимость: 1. Размер: 2кб.

Часть текста: Somewhere is light and happy, in elation, Transparent, warm and simple life there is. A man across the fence has conversation With girl before the evening, and the bees Hear only the tenderest of conversation. And we are living pompously and hard And follow bitter rituals like sun When, flight past us, the unreasoned wind Interrupts speech that's barely begun. But not for anything will we change the pompous Granite city of glory, pain and lies, The glistening wide rivers' ice Sunless and murky gardens, and the voice, Though barely audible, of the Muse.

Входимость: 1. Размер: 2кб.

Часть текста: Yes, I had loved them, those meetings of the nights - Upon small table a glass filled with ice, Above black coffee thick and smelly steam, From the red heater heavy winter heat, The stinging mirth of literary parable And first look of the friend, helpless and terrible.

Входимость: 1. Размер: 2кб.

Часть текста: I know that you dreamed of me, That's why I could not sleep. The muddy light had turned blue And showed me the path to keep. You saw the queen's garden, White palace, luxurious one, And the black patterned fence Before resounding stone perron. You went, not knowing the way, And thinking, "Faster, faster! If only to find her now, Not wake before meeting her." And the janitor at the red gate Shouted at you, "Where to, alack!" The ice crackled and broke, Underfoot, water went black. "This is the lake, and inside There's an island," thus thought you. And then suddenly from the dark Appeared a fire hot-blue. Awakening, you did moan In harsh light of a nasty day, And then at once you called For me loudly by my name.

Входимость: 1. Размер: 2кб.

Часть текста: We aren't in the forest, there is no need for calling - You know your jokes do not shine.. Why don't you come to lull into quiet This wounded conscience of mine? You possess other worries You have another wife And, looking into my dry eyes, St. Petersburg spring has arrived. With harsh cough and with evening fever She will punish and she will kill. Under the smoke on the river Nieva's ice is no longer still.

Входимость: 1. Размер: 2кб.

Часть текста: Do not send a dove in my direction, Do not write tumultuous notes at all, Do not fan my face with the March breeze. I have now entered a green heaven, Where there's calm for body and for soul Underneath the shady maple trees. And from here I can see a town, Booths and barracks of a palace made of stone Chinese yellow bridge over the ice. For three hours now you wait for me - you're frozen, But you cannot move from the perron, At the stars you marvel with your eyes. Like a gray squirrel you'll jump on the alder, Like a frightful swallow I will go, I will then call for you like a swan, So that the bridegroom would not fear In the blue and swirling falling snow To await his deceased bride alone.

Поиск по творчеству и критикеCлово "ICE"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "ICE"