Поиск по творчеству и критике
Cлово "ORBI"
Входимость: 2. Размер: 16кб.
Входимость: 1. Размер: 32кб.
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 16кб.
Часть текста: в сознании читателей одно из главных ахматовских убеждений: музыка – основа поэтического творчества. Представление о «музыкальности» художественного произведения было одной из эстетически значимых идей литературы рубежа ХIХ–ХХ вв. Обретшая яркую и законченную форму в творчестве А. Белого, А. Блока, В. Иванова, она была почерпнута ими в философии Вл. С. Соловьева, понимавшего поэзию «как высший род художества», который «по-своему заключает в себе элементы всех других искусств», как нераздельного сочетания в слове «его внутреннего смысла и музыкальных звуков, и красок, и пластичных форм» [12, с. 533]. В начале ХХ века предметами живого спора и обсуждения стали многие теоретико-литературные вопросы. К их числу относится и осмысление архитектоники (от греч. αrchιτe’cτοη – архитектор) литературного произведения. Понимаемая одними, в частности С. Т. Русаковым [9], Б. Томашевским [13], В. Виноградовым [6], А. Скафтымовым [10], как построение единого художественного целого, как взаимосвязь его основных элементов, архитектоника объединяла в себе все особенности структуры текста: «Этот термин должен употребляться там и тогда, когда речь идет об анализе приемов...
Входимость: 1. Размер: 32кб.
Часть текста: из которых последние появились незадолго до смерти, все прибавилось еще столько же, не считая строф, которые Ахматова оставила за пределами текста. Кроме этого свойства неотвязности от своего создателя с самого начала в Поэме проявилось и другое, столько же сильное: она стала притягивать к себе читательский комментарий - не как естественно сопутствующий фон, а включая в себя как элемент структуры. Каждый новый читатель ощущал себя вовлеченным в круг остальных, причем знать суждения остальных оказывалось менее важно, чем знать, что таковые существуют и твои - среди них. При этом Поэма начинала странным образом "реагировать" на такую реакцию читателя, учитывать ее и отвечать на нее. Она развивала, подтверждала или опровергала его оценку как тем, что ускользнуло при первом чтении, так и теми изменениями, которые в ней появлялись. Лучшим, находящимся в особом положении комментатором была, естественно, сама Ахматова. Она собирала читательские мнения, не восторги и общие слова, а конкретные замечания, и записывала их, помещая между собственных заметок о Поэме. Таких заметок наберется десятка три в виде писем к N и NN, быть непосредственным адресатом которых могли бы с более или менее достаточным основанием несколько близких к Ахматовой человек и никто из них не наверняка, и в виде записей, разбросанных в...
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Часть текста: а ее поэзия их вмещала. Несмотря на свежесть, лапидарность и пристальность ее ранней лирики в ней все ж попадались и пажи, и “сероглазые короли”, и если не пастушки, то по крайней мере рыбачки, то есть атрибуты времени, отступившего на две, на три эпохи от нас. А в последних стихах были мы сами, еще и взятые на вырост, с опережением стиля, с забегом, может быть, в будущее тысячелетие. Наполненность смыслом создавала какую-то неподъемность, плотность ее языка, делала его похожим на “звездное вещество”, состоящее из спрессованных ядер. “В Кремле не надо жить. Преображенец прав...” – кто может так крупно высказываться – Ахматова? Царица Авдотья? Вот именно – “Анна всея Руси”, как ее назвала Цветаева. Заговорили о Марине Ивановне: “Поэма горы”, “Поэма конца”, “Крысолов” – это вершины. А читали ли мы “Поэму воздуха” о полете Линдберга над океаном? Вот, возьмите и почитайте, верните с комментариями. Мой комментарий вернулся к ней на следующей неделе вместе с машинописью: стиль разреженный, верхний, с легко разлетающимся на частицы смыслом, противоположный ахматовскому, но и не ставший абсурдом Хлебникова или обэриутов. – Что ж... И Мандельштам говорил о себе: “Я антицветаевец”. К теме она возвращалась потом многократно. В дверь заглянула Аня: – Акума! Там все готово. Перешли в кухню, которая служила и столовой. Стол был сервирован тарелками, рюмками, стояли цветы, хлеб, винегрет. По чьему-то хотению появилась и водка. Выпили по рюмке на новом месте. И так стало благодарно-хорошо, как никогда ни до, ни после. Казалось: вся жизнь впереди, вся дружба, – и у нас четверых, и у седой председательницы нашей скромной оргии. Да что там жизнь – вечность! Как написал Найман в своей...