Поиск по творчеству и критике
Cлово "PETITS"
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Входимость: 1. Размер: 17кб.
Входимость: 1. Размер: 40кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Часть текста: опубликован полностью2, включая строфу, вычеркнутую рукой автора из рукописи при подготовке книги "Бег времени", в работе над которой Ахматовой помогала Л. К. Чуковская. Подготовленный ими, но неосуществленный вариант книги предусматривал раздел, включавший в себя три поэмы: "Путем всея земли", "Реквием" и "Поэму без героя". Объединение этих трех вещей в особый раздел подтверждает мысль, высказанную Ахматовой весной 1940 года и тогда же записанную Л. К. Чуковской: "Там есть новая интонация. Совсем новая, какой еще никогда не было"3. В 1963 г. Ахматова записала: "О 1925 г<оде>. ... По этой тропинке над пропастью надо было якобы добираться куда-то4... За этим сразу началось многолетн<ее> пребывание "под крылом у гибели", но у ворот этого "пребывания" твердо стоят еще не собранные в один цикл стихи о судьбе... Затем мое имя вычеркнуто из списка живых до 1939 г<ода>... Вокруг бушует первый слой рев<олюционной> молодежи... Гибнет Есенин, начинает гибнуть Маяковский, полузапрещен и обречен Мандельштам, пишет худшее из всего, что он сделал, Пастернак, умирает уже забытый Сологуб..., уезжают Марина <Цветаева> и Ходасевич. Так проходят десять лет. И принявшая опыт этих лет - страха, скуки, пустоты, смертного одиночества - в 1936 я снова начинаю писать, но почерк у меня изменился, но голос уже звучит по-другому. А жизнь приводит под уздцы такого Пегаса, кот<орый> чем-то напоминает апокалипсического Бледного Коня или Черного Коня из тогда еще не рожденных стихов. ... Возврата к первой манере не может быть. Что лучше, что хуже - судить не мне. 1940 - апогей. Стихи звучали непрерывно, наступая на пятки друг другу, торопясь и задыхаясь... В марте "Эпилогом" кончился "Requiem". В те же дни - "Путем всея земли", т. е. большая панихида по самой себе..."5 Не случайно Ахматова упоминает "стихи о судьбе"....
Входимость: 1. Размер: 17кб.
Часть текста: какую-то тяжесть: уж очень крепким концентратом становились порой ее беседы, с их неожиданными углублениями и поворотами, с их какой-то, как я теперь понимаю, непрерывной, неослабевающей существенностью, то есть, проще говоря, с полным отсутствием болтовни и с невольно возникающим отсюда чувством ответственности за свои собственные слова. Хотя, в отличие, например, от Булгакова или, как рассказывают, от Мандельштама, Анне Андреевне, по-моему, совершенно не была свойственна способность незаметно экзаменовать своего нового собеседника. Михаил Борисович Мейлах: Создавалось впечатление, что в словах собеседника она встречается с чем-то давно знакомым, с чем ей приятно встретиться снова и черты чего она готова вновь опознать, а эти ее petits mots только соразмеряют происходящее с тем, ей хорошо известным. Попробую определить такое их свойство, как «модальность» — установление зависимости от чего-то, что, однако, трудно было бы назвать. Так, когда собеседник вспоминал что-то, что не представлялось ей значительным, но что она помнила тоже, она говорила: «Что-то было…» «Так тоже бывает», — говорила она, когда, например, узнавала что-нибудь, что как-то выпадало из обычного хода вещей (так, когда я снова навестил ее в Боткинской больнице в Москве после того, как давно уже должен был уехать в Ленинград: «Вы не уехали? Так тоже бывает…»). «Ни за что! Лучше смерть!» — это шутливо, по незначительному какому-нибудь поводу, так же, как: «Этого я вам никогда не прощу». Иногда Анна Андреевна обращалась к собеседнику за подтверждением того, ...
Входимость: 1. Размер: 40кб.
Часть текста: раскрылось в них для меня лишь позже и именно в связи с размышлениями о ее жизни. Уже в моем детстве Ахматова была некоторым мифом, и странно было, что она живет в том же городе и что знаком с ней, например, мой отец. Когда мне было лет двенадцать, я, найдя в справочнике ее телефонный номер, набрал его с трепетом, ожидая услыхать на мгновение, прежде чем я брошу трубку, ее голос. Но ответила молодая женщина, и повторять дерзкий эксперимент я, к счастью, не стал. Позже, когда мне было лет пятнадцать, я, набравшись храбрости, снял с полки "Из шести книг", срезал несколько веток сирени в нашем Комаровском саду и предстал перед Ахматовой в ее "Будке". Она надписала книгу и спросила, когда же я буду читать свои стихи. В первую секунду я имел наивность подумать, что ей известно о моих стихотворных опытах, но все понял, когда она сказала: - Однажды я повела сына смотреть какого-то ученого слона. Когда мы пришли, татарин, который за ним смотрел, куда-то отлучился. И тогда слон сам начал показывать свои фокусы. Прошло несколько лет, и я встретился с Ахматовой в Москве на Ордынке у Ардовых, возвращаясь из поездки в Архангельскую область, где я навещал Бродского, о котором она...